Журнал «Золотой Лев» № 151-152 - издание русской консервативной мысли

(www.zlev.ru)

 

О редакции: Читая настоящую работу, следует иметь в виду, что для русского консервативного мировоззрения Украина (подобно Белоруссии, Бессарабии, Прибалтике, Закавказью или Туркестану) - историческая провинция, край, область Государства Российского и поэтому именовать ее жителей украинцами можно с тем же правом, с каким жителей Москвы называют москвичами, а Рязани - рязанцами. Малороссы в этнографическом отношении не отдельный этнос и, тем более, не нация, а естественная часть русского народа, которая, благодаря историческим особенностям, имеет всего лишь ряд отличительных свойств антропологического и фольклорного характера. Текст приводится в авторской версии. Заголовок уточнён редакцией «Золотого льва».

 

С.А. Сокуров

 

Украинские миражи Четвертого Рима[1]

 

«Все национальные сепаратизмы всегда противоречат исторической правде, но, чтобы обосновать свои исторические теории, даже только для оправдания своих личных взглядов, сепаратисты должны неизбежно унижаться до фальсификации подлинной истории».

В. Яворский, Свободное слово Карпатской Руси, № 11-12, 1977.

 

Авторское предисловие

 

Настоящая работа была написана в начале девяностых по следам беловежского безумия; отдельные главы публиковались в периодике, но только в 1997 г. попечительством ОРД «Союз Реалистов» издательство «Эребус» выпустило эссе в виде книжки тиражом в 1000 экземпляров, которые разошлись на различных форумах соотечественников и на Парламентских слушаниях в ГД. Через десять лет этот публицистический монолог, произнесённый на одном дыхании, затерялся на страницах 4-томника моих сочинений.

…Со дня окончания работы над рукописью немало воды утекло. Да мало изменилось из того, что «вдохновило» меня на писательский труд. А если и изменилось, то в сторону углубления той пропасти, образование которой началось с трещин вдоль республиканских границ СССР во время его распада. По разные стороны остались континент-Россия и разновеликие суверенные острова, с неодинаковой скоростью удаляющиеся от общего центра. Одни, из соблазнённых суверенитетом, с надеждой на «авось», отдались геополитическим ветрам и течениям, другие убыстряют свой векторный бег благодаря усилиям севшей на вёсла «титульной» политической элиты за хорошую плату из кармана богатенького заморского дядюшки. Как бывший геолог с 30-летним стажем, не могу утешиться истиной, дескать, и материки разбегаются, а тут кусочки посыпались. Потеря некоторых из них бередит душу; более того, часть её, также оторванная, удалятся в тревожную, неопределённую безвестность под вопли профессиональных сепаратистов «Геть вiд Москви!» (куда при этом не уточняется). Обидно и за Белую Русь. А вот по остальным, признаюсь, не тужу: одних «братцев и сестричек» слишком мало, чтобы заметить убыль; других, наоборот, очень уж много, а скоро, из-за нечеловеческой плодовитости, станет очень-очень много, за потомков страшно. Так что лучше пусть иные цивилизации цветут за мирными границами. Так надёжней…

Трагические события, вызывающие душевную боль, – лучший вдохновитель. Можно поддаться их влиянию на географическом и временном отдалении, искусственно, силой воображения став их соучастником. Меня же события конца 80-х – начала 90-х втянули в свой круговорот властно. В нём сблизились предметы и лица, сжались растянутые во времени события так, что далёкое прошлое и даже будущее стало частью настоящего. Свои ощущения того времени я передал через «Миражи Четвёртого Рима». Настоящий текст местами изменён, местами пришлось сокращать, местами добавил. Время ведь меняется, и мы, согласно его течению, видим удаляющиеся предметы под иными углами зрения.

 

I. Фарс может быть и смешным и кровавым

 

Запомнился с детства художественный кинофильм С. Эйзенштейна «Иван Грозный». В конце второй серии несравненный Черкасов (он же грозный Иоанн, измученный, но не сломленный боярской изменой) смотрит прямо в глаза грядущим поколениям, не говорит - печатает на барабанных перепонках: «Два Рима пали, Третий Рим - Москва - стоит, а Четвертому Риму не бывать!». Меня отнюдь не умиляет признание Москвы энным Римом (помнится, кто-то назвал Пушкина «русским Байроном». Уважили! Спасибо родные!). Москва сама по себе – первая и единственная. Она не нуждается в уточняющих, оттеночных эпитетах на трудном историческом пути, во всех своих взлётах и падениях, в славе и бесславии. Пусть «римами» возвеличивают себя виртуальные правопреемники древних городов на Тибре и у Босфора. Но штамп за века прижился, больно звучен, красив, исполнен святостью старины, романтическим родством со сказочной Византией, «Вторым Римом».

Можно понять высокомерие тех, кто одолел Орду, казавшуюся вечным злом, кто отодвинул границы захудалого московского удела к трем океанам и Памиру. Но нельзя не признать, что кичливость тех, кто подхватил доктрину монаха Филофея, способствовала самоизоляции России, несмотря на известные меры по модернизации страны, предпринятые Иваном III, его сыном Василием и внуком Иваном IV, Борисом Годуновым, способствовало после реформ Петра ожиданию собственного мессианства, изнуряющего душу и во вред практической деятельности. «Мы народ исключительный и принадлежим к нациям, которые существуют лишь для того, чтобы со временем прямо дать какой-нибудь великий урок миру» (Чаадаев П. Я. Сочинения и письма. М., 1913). Действительно, уроки миру мы давали. В том числе и великие. Каждый волен назвать их и дать им оценку - согласно личным пристрастиям.

Казалось бы, вчерашним главным сподручным «имперского народа» - нынешним «окремым» украинцам, веками верноподданно строившим империю не за страх, а за совесть на шестой части Ойкумены, а сейчас успешно осваивающим на всемирных подмостках образ «российской колонии», сама идея мессианства, исходящая из идеи «Третьего Рима» должна вызывать неприязнь, как не соответствующая разыгрываемой роли народа-страдальца. Ан, нет! Природа берёт своё! Вчерашние «рабы» с вершины «Украинской Голгофы» оповещают человечество о своём суверенном явлении голосом Мессии.

Открываю наугад изданный во Львове первый номер журнала «Державнiсть» (№1, Львiв, 1991), перевожу на русский язык:

«Сегодня мир вновь нуждается в Мессии или Спасе. Таким Мессией должна стать украинская нация, поскольку она достойна быть им. В ее крови - кровь великих ариев, которые уже не раз освобождали мир от варварства... Самим Богом украинцам дано великое задание... поднять на новый уровень мировую культуру».

Нет, мой изумленный читатель, «Державнiсть» - журнал не юмористический. Так, может быть, автор приведенной цитаты, мягко говоря, не совсем здоров и вещает из «кабинета» в известной львовской клиники? А что там другие пишут?

«Мир вступает в новую эру, которую все свободные и освобожденные украинцами народы назовут Украинской».

Мысленно встаю и снимаю шляпу, при этом судорожно листаю журнал:

«Самостоятельная украинская держава... коренным образом сломает общественно-политическую карту не только востока Европы, но и всего континента... Стремление украинской нации к мировому лидерству приведет к значительному ослаблению роли других ведущих держав мира... принесет качественные изменения в мировых масштабах».

Что сулят эти «качественные изменения в мировых масштабах» русским, связавшим свою судьбу с Украиной, нетрудно предвидеть: последняя статья сочинена О. Витовичем в бытность его депутатом Львовского облсовета, ультранационалистом и погромщиком по совместительству, тем самым паном Витовичем, которому принадлежит и такое вот откровение: «Борьба Киева против Москвы, Украины против России должна вестись до победного конца. Если правы те, кто не считает московское стадо нацией, Украина тем паче в этой борьбе имеет право на полную победу» (Нацiоналiстична Украiна. № 1, 1990).

Журнал прочитан от корки до корки. Занятное чтение!

Мессия! Арии (арийцы?)! Божественное задание! Украинская эра! Качественно новый мир (новый порядок?)! Что-то подобное мы уже проходили.

И перед мысленным взором в горячечном мареве встает Четвертый Рим (раз уж Третий пал-таки). История повторяется. Только в виде чего? Для меня это фарс.

Но фарс может быть и смешным, и кровавым.

 

II. Страницы самостийной истории

 

Однако у нетерпеливых основателей Четвертого Рима (пока виртуально) на днепровских кручах проблема. Аскольда с Диром под местную волчицу, как Ромула и Рема, не подсунуть; закоренелый язычник Кий на равноапостольного, подобного Константину Великому, не тянет, а честь защитницы православия и всего христианского мира на южных и восточных его рубежах якобы обманом присвоила Москва, «коварно» захватив Казань и Астрахань, Сибирь и Крым, вытеснив Блистательную Порту на самый краешек Европы.

Тем, кто считает Поле Куликово чужим, Богданов выбор - предательством интересов Украины, Полтаву - поражением, а славу Измаила, Севастополя и Плевны делит не с братом, а с «армадой колонизаторов», позарез нужна история, достойная теоретической схемы Великой Соборной Украины (единой, неделимой?), где москалям отведено место «злодеев, грабителей, захватчиков». Для такой истории половецкий чуб на славянском темени все равно что лапти в салоне аристократа. Запорожские «чайки», пусть и расцвеченные роскошными шароварами из восточных тканей, в тени линейных кораблей Ушакова выглядят экзотическими игрушками. А город, воспетый Пушкиным и Паустовским, Ильфом с Петровым, Куприным, Буниным и Бабелем, называют Одессой-мамой, никак не тато-Коцюбеево, хотя казацкое сельцо на Хаджибеевском лимане якобы на несколько столетий старше (гордятся казакоманы) Одессы, молодой, безродной, изъясняющейся на понятном всему миру русско-одесском «языке».

Казалось бы, богатырской истории добатыевой Руси с лихвой хватает, чтобы потягаться славой с деяниями удачливых наследников Калиты. Да тут большое неудобство для наших далеких предков, которые не ведают, что они украинцы, ибо живут не на Оукраине, а в самом что ни есть политическом центре огромного (от моря до моря) государства. Неудобство в том, что победную и трагическую эту историю Киеву и Галичу по справедливости надо разделить с Новгородом и Псковом, Белозерском и Ладогой, Ростовом Великим и Смоленском, Владимиром-на-Клязьме и Старой Рязанью. У первого «Рюриковича», Игоря, и его равноапостольной супруги, у былинных защитников земли русской (русьской, если угодно) только «прописка» киевская. Вышли же они из тех новгородских, псковских, муромских, заокских украин, где впоследствии сформировалась великорусская нация.

Даже славному Богдану никак не обойтись без москаля, как ни принижай, ни замалчивай его роль в освободительной борьбе народа Украины. А дальнейшая ее история, особенно после Петра, - это уже история империи. Трудно найти сугубо самостийную страницу в этом фолианте. Но очень уж хочется. Потому-то и замусолен в нем раздел «Запорожское казачество».

Что и говорить, героические страницы. Досталось от казацкой сабли и ляху, и басурманину, да и московиту перепало и в Смуту, и после нее, пока Медный Всадник не перескакал резвую степную лошадь. Запорожцы и к турецкому берегу ходили, посады стамбульские жгли, а между набегами дома жиду-толстосуму ловко кишеню подрезали вместе с горлом (почитайте Тараса). Оттуда и золото гетмана Полуботка, что коварный Альбион в свою очередь зажилил.

Однако лыцарской славы вислоусых молодцов явно недостает, чтобы въехать на казацких скакунах на какую-нибудь заметную со всех сторон вершину мировой истории. Поэтому у презираемого националистами Маркса охотно выхватывается тезис о Казацкой республике в низовьях Днепра. А там отыскиваются и «первая конституция в Европе», и поголовная грамотность безродной голоты, и паны полковники, садящиеся в седла не иначе, как с крыльца Сорбонны, и гуманитарии-гетманы, которые добытое в походах золото тратят до последней копейки на родную Могилянскую академию, да на бурсу, да на книгопечатанье. Кто спорит, было время, когда московиты могли только завидовать киевлянам в постановке школьного дела. И казацкие штаны на вельмишановных старшинских задах, бывало, протирались на лавках европейских университетов; о своих учебных заведениях казацкая верхушка пеклась, и церковь православную казаки защищали, не щадя живота своего - что правда, то правда. Только какова доля этой истины?

Чтобы не отсылать читателя к многотомной истории запорожских казаков Яворницкого, приведу отрывок из статьи В. Базилевского «Демос чи охлос» (Лiтературна Украiна, 2. 08. 1990):

«Разрушительное начало в нашей истории доминировало над началом творческим. Казачество в период его взлета и расцвета выделилось в отдельную касту и стало воплощением всего народа. Но исторические функции его были ограничены, хотя и крайне необходимы... Функции те - оборона и нападение... да, в Сечи было немало высокообразованных людей. Только эта черта носила скорее прикладной характер... и не вылилась, за единичными исключениями, в источник познания... Казачью энергию поглощали фантастические по размаху кутежи. Средства, добытые дорогой ценой, перетекали в кошельки трактирщиков, а не тратились на культуру и просвещение».

Не все ладится у апологетов казачества, когда они «научно» наделяют запорожцев врожденной ненавистью к «загарбныкам-москалям», бескомпромиссностью в сакраментальном выборе «воля або смерть», когда вину за уничтожение «Казацкой республики» сваливают целиком на «московське стадо», на «Московську Орду».

Ничего, подобного пугачевщине, не пережило Запорожье под свой конец, не породило украинского Разина; никто из панов полковников не проявил Булавинской страсти. Меньшинство казаков ответило на лишение казацких свобод уходом в Турцию; большинство же на дарованных императрицей землях сменило жупаны на черкески и стало верой и правдой служить единому православному государству, царю-батюшке. Что до Украины, украйней Кубани в том государстве тогда не было. Это отнюдь не предательство. Даже за Мазепой к еще не побежденному Карлу пошла не более чем десятая часть реестровых казаков. Сейчас Мазепа национальный герой, а тогда - раскройте львовскую «Сводную Летопись» на 1709 году: «...шведский король, по имени Кароль, Львов место через зраду добыл и збурыл, великие скарбы з костелов и церквей и купцей побрал... за Полтавою побежден от царя Петра Московского... он из Мазепой гетманом заднепровским до Волох утекал: там же Мазепа отруил и здох...» Никакого почтения к герою. А каков союзничек!

Иначе и быть не могло. Душа вольного человека болела, и рука тянулась к сабле за православную веру, попираемую басурманами, католиками и униатами, за землю русскую (русьску), часть которой, порубежная с Диким Полем, издавна называлась окраиной - Оукраиной, Украйной, Украиной. Никто из коренных ее жителей не называл себя украинцем в национальном смысле; всякий осознавал себя русским (русьским). Не потому ли так легко казацкая старшина облачилась в военные и чиновничьи мундиры российского дворянства, а романтическому «оселедцю» на темени предпочла пудреную немецкую косичку? И стал вчерашний казак канцлером Российской Империи графом Безбородко; казачьи дети и внуки - генералами Раевским, Котляревским, Кондратенко, учеными Миклухо-Маклаем и Вернадским, писателями Гоголем и Короленко.

Короткий экскурс в самостийную, от «а» до «я» казачью, историю закончу высказыванием того же В. Базилевского из названной выше статьи: «Вина за эту трагедию (ликвидация Запорожской Сечи. - С. С.) падает и на недальновидную старшину... Нет, далеко не все можно списать на Петра... преступную Екатерину, уваровых и валуевых... Следовало бы пристальней присмотреться к самим себе».

Честное признание

 

III. От Атлантиды до «Московской Орды»

 

Несоизмеримость казацко-украинской истории с историей Российского государства очевидна и для самых непоколебимых слепо-глухих самостийников. Оттого-то из их разгоряченных голов вылупляются, как из священного яйца древних индусов, химеры «украинских древностей».

Нужно проделать громадную компиляторскую работу, перелопатить гору исторических работ от «Истории русов» безымянного фальсификатора; восторженного, увлекающегося, но честного Костомарова и безыдейного «формального националиста» (по Драгоманову) Грушевского до современных историков-дилетантов типа Лося, Чемериса, Плачинды, чтобы эти химеры выстроились в хронологическую цепочку. Ей-Богу, стоит прогуляться вдоль строя. Забавное зрелище. Отсылаю недоверчивых читателей к «историческим» материалам, опубликованным за последние годы в украинской прессе (немало изданий можно найти в Библиотеке украинской литературы, что в Москве), а пока перескажу кое-что из «избранного»:

...Десятое тысячелетие до нашей эры. На просторах Европы заканчивается последнее материковое оледенение. Примитивные финские племена (лопари, вогулы, самоеды), чьи потомки будто бы в свое время «незаконно» назовут себя русскими, уходят на север вслед за отступающим ледником, теснимые... Кем бы вы думали? Украинцами! Представителями круглоголовой расы, пришедшими из-за Черного моря, возможно, с обреченных островов Атлантиды. Особенно полюбились круглоголовым окрестности нынешнего села Триполья, что под Киевом. Местность с благодатным, самостийным, надо полагать, истинно украинским климатом. То ли климат способствовал, то ли в круглых головах было достаточно простора для художественного воображения - начали трипольцы горшки лепить. Хорошие получались горшки. Соседи хвалили. И захвалили: вообразили внуки покойных атлантчуков, будто им любые дела по плечу.

На 3990 году «трипольской эры» доцент Львовского университета И. Лось поделится с нами яркими воспоминаниями о делах давно минувших дней: «Мы вспомнили, чьих отцов дети. Из глубины веков нас окликнули те наши предки, которые донесли благодатную культуру Триполья (то есть горшки) аж до Междуречья, где и возникла могучая цивилизация Шумерского царства; те прапрадеды, которые под именем «арии» осели в северо-западной Индии, а их предводитель под именем Рама впервые в деяниях человечества утверждал гуманность».

По-видимому, «отцы детей», одетые в шкуры и вооруженные каменными топорами, в заботах об общечеловеческом гуманизме не заметили, что шумеры уже тысячу лет варят бронзу, а по праздникам шлют друг другу глиняные таблички, покрытые клинописными знаками. Иначе трипольские цивилизаторы не стали бы изобретать велосипед, то бишь письменность, о чем ничтоже сумняшеся пишет П. Чемерис: «Впервые буквенное письмо появилось на Украине».

Аппетит, как известно, приходит во время еды. Еще Христос не родился, а первоукраинцы вовсю разошлись: «Да, - утверждает все тот же Чемерис, - мы те самые арии: от слова «орать». Понимаете, на что намек? Сделана серьезная заявка на изобретение плуга. Пану Чемерису вторит пани Чумарна, поэтесса: «Украина - материнское лоно европейской цивилизации». А прозаик С. Плачинда, как и положено прозаику, осторожничает - ссылается на заграничные авторитеты (Плутарха, Дионисия Галикарнасского, Диона Кассия, Страбона, «других античных несторов-летописцев» и, конечно же, на «великих громадян Pocii» Классена и Черткова): «Это они рассказали о великой украинской наддержаве Венедии, что предшествовала Римской империи, о Трое, которую основали троянцы, то есть киевляне; об украх на Эльбе и на берегу Дуная; о том, как пелазги (протогреческие племена. - С. С.) еще в 1570 году до н. э. называли хлеб паляницами... это они расшифровали украинские слова на могиле античного героя и царя Энея и доказали по материалам хроник, что Гомер не кто иной, как наш Боян». Дальше вдохновенный прозаик входит в несвойственный прозаикам поэтический штопор: «Почему на протяжении почти двух тысячелетий так крепко держалась очень расчлененная, раскиданная повсюду, но могущественная праукраинская держава, что дала жизнь другим народам и государствам? И на чем держалась Венедия, когда в ее состав входило бесчисленное количество самостийных родов-племен, а именно: пелазги, лелеги, галичане, доляне, бодричи, попели, македонцы, горцы, укры, украйны, этруски, обричи, троянцы и другие?» И сразу ответ: «Древняя Украинская наддержава держалась на трех «китах»: вече, волхвы и язычество (обожествление природы)... И понятно, почему 988 год стал началом упадка и краха украинской государственности, которую погубила автократия».

Читатель, ты, учивший историю по школьному учебнику, слышал что-нибудь о наддержаве Венедии (она же древняя Украинская наддержава с двухтысячелетней историей), об украх, украйнах? Правильно, все хроники мира молчат о них; молчат остатки материальных культур, молчат раскопы, хотя вездесущая Венедия, нас уверяют, «раскидана повсюду». А вот древнее население современной Украины, государственные образования на ее территории в первом тысячелетии от Рождества Христова и греки, и арабы, и другие соседи, близкие и дальние, называли Русью. Варианты наименований народа - «русь» или «рос» - сосуществуют в русской средневековой письменности («Русьская земля», «Правда Росьская») и в современном русском языке («Россия», «русский»). По этому поводу ревностные служители самостийной украинской истории ничего вразумительного сказать не могут.

Так Русь или Украина? Или Русь-Украина? Или наоборот? Какое имя старше? Может быть, укры-венеды свою «наддержаву» называли по имени и отчеству? Вроде Иван Петрович. В такой продолжительной истории, что началась с таяния материкового ледника, всякое могло случиться. Лично мне импонирует изящная теория, поддержанная воплем И. Лося на страницах часописа (летописи) «За вiльну Украiну». Москали, мол, «присвоили себе наше имя (Русь), несколько видоизменив его, нахально и поныне присваивают себе нашу культуру». И далее в том же слезливом тоне. Ну что же за «наивный и доверчивый» (опять по Лосю) украинский народ! У него самоназвание (родовое имя) отбирают, а он... отдает! Может быть, потому так легко отдает, что другое в запасе есть? Ничего подобного мировая история не знает. Львовскому доценту и его вдохновителям мягко оппонирует некто П. Романюк, автор «Полемiчных роздумiв» (а по сути антирусского памфлета «Золото Полуботка»). Ссылаясь на авторитет Герберштейна, вельмишановный Романюк «Россию» производит не от Руси-Роси, а от слова «рассеиваться» - из лексикона бродяг и воров. Здесь и Есенин ему в помощь: «Рассея, ты Рассея». Оставим их, Лося и Романюка, пусть спорят: украли - не украли. Мы-то знаем, откуда мы - из Киева, из Полоцка, из Новгорода, из заокских украин, ставших волею истории центром возрожденного государства.

Не меньше трагикомедии с 988 годом, с которого С. Плачинда отсчитывает «начало краха» (впрочем, далеко не все самостийники согласны с писателем, обвиняющим некую автократию в крушении «наддержавы». Для них, наоборот, крещение народа в Киеве - событие особой гордости, праздник при закрытых дверях). Тысячу лет назад, оказывается, были крещены в Днепре украинцы. Россияне же (новгородцы, кривичи, вятичи?) еще столетия оставались «поганами». Следовательно, празднование тысячелетнего юбилея в Москве - то же воровство, чуть ли не покушение на духовный суверенитет Великой Соборной. Что ответить в своё оправдание? Колумб не открывал всей Америки. Открытие ее растянулось на добрых 250 лет, пока на Аляску не высадились спутники Беринга. Тем не менее, никто не сомневается, что Америка открыта в 1492 году. И в 500-летие этого события, когда главные торжества состоялись в Нью-Йорке, кубинцы, на чей остров впервые ступил генуэзец, не закатывали на весь мир истерики: «Янки нас обокрали! Мы открыты первыми!» Да и жители Бразилии, раньше всех в Новом Свете получившие имя португальского картографа Америго, не предъявляют претензий другим странам континента, что они-де «присвоили» чужое имя. Видимо, здесь все дело в модной сегодня «ментальности», о которой так часто и с такой охотой говорят апологеты украинской исключительности: «Украинский менталитет задает импульсы к более конструктивному общественному поведению» (Корниенко Н. Украинская и русская ментальность. Киев, 1990).

Какие импульсы задавал «украинский» менталитет до Владимира Святого, мы вкратце узнали. Вскоре начнутся княжеские междоусобицы, давление половецкого поля на Киев, Батыево разорение - события роковые для огромного европейского государства по имени Русь, раскинувшегося от Балтики до Дикого Поля, от Карпат до Волги. И станет разворачиваться скорбный свиток истории. И самым печальным окажется то, что единая нация расколется под воздействием внешних сил на три народа и «просветители» одного из них назовут наследников Юрия Долгорукого «найбiльшими ворогами Украiни», «московьскою ордою» (Лотоцький А. Iсторiя Украiни. Львiв. Фенiкс, 1990). В ослаблении Киевской Руси, в ее падении они обвинят северные княжества, в первую очередь Москву, которая, по их мнению, несет главную ответственность за монголо-татарское ярмо. Как будто не ведомо покойному пану Лотоцкому и иже с ним, что самому жестокому погрому подвергся Киев со стороны Чернигова. Но черниговцы - то ж свои, украинцы...

Такие «импульсы», исходящие от историков - ученых и доморощенных, «импульсы», размноженные миллионными тиражами, вряд ли приведут к конструктивному общественному поведению доверчивого читателя самостийных опусов, особенно при крике «Москаль! Ату его!» (правда, появился призыв убивать москаля в себе. В себе пусть убивают. Опустевшая емкость для чего хошь сгодится).

 

IV. Гримасы больной Клио

 

Давно подмечено, что завистливые и скудоумные, испытывая болезненную страсть к собственному возвеличиванию, однако, лишенные крыльев для взлета, прилагают все свои силенки, дабы унизить ближнего: хоть таким способом возвыситься над ним.

«Мы мечтаем о такой украинской нации, которая стояла бы на три, на десять голов выше всех остальных наций». Это голос уже известного нам О. Витовича, из того же издания. Пока еще он только мечтает. Вслух. Но для чего бывшему депутату Львовского облсовета, а ныне, есть сведения, гражданину Канады, быть выше пяти миллиардов землян на десять голов? Послушаем...

«Мы мечтаем о сверхгосударстве. Мы мечтаем о сверхнации. Мы мечтаем о таком государстве, которое может диктовать свои условия всему миру».

Что ж получается, мечта ради мечты? Нет, все гораздо зловеще. Панам витовичам сверхнация нужна для беспощадной войны с «врагами нации - москалями».

Мы-то, «наивные и доверчивые» (по Лосю), в свою очередь надеялись, что общие исторические беды - Батыево нашествие, ордынское иго и папская неволя на протяжении шести столетий - примирят восток и запад, север и юг державы Рюриковичей, что потомки Богдана «простят» (извините за уместную здесь иронию) наследникам Калиты «кражу» общего достояния - имени Русь, что будут забыты раздоры и обиды ради естественного единства восточнославянского разноплеменного народа (или трёх братских народов, скажу по привычке). Однако время шло - сгинула Орда, и «крулевство», как шагреневая кожа, съежилось в своих этнических границах, и замиренные Гиреи стали подданными православного государя, и могущественная Порта отказалась от притязаний на Северное Причерноморье. Вместе с тем Малороссия-Украина всё округлялась Слобожанщиной, Диким Полем, Крымом и придунайских землями, Галицией и Буковиной, наконец, Пудкарпатской Русью; пока не стала Соборной. И Великой, разумеется, не хуже, можно надеяться, Франции, о чём любят повторять на львовских вiче народные витии. А тут и свобода подоспела. Вместе с суверенитетом. Из клятой Москвы. Об этом на Украине «генетические» украинцы вспоминать не любят, как не любят напоминаний о том, что и соборность обеспечена ей в решающей степени Москвой, а не Запорожьем, сечевыми стрельцами, хлопцами Симона Петлюры, вояками (ударение на «о») УПА, поросту - бандеровцами. Но есть невыдуманная история. И здравомыслие. И простая логика. И память сердца, наконец.

Автор (авторы?) «Истории Русов», кулиши, донцовы, грушевские, нынешние насильники и фальсификаторы давно минувших событий всю свою страсть, талант, писательское искусство превращают в яд, который, растлевая щирые души брызгами отравленной слюны, искажает истинное лицо того, кто приговорен апологетами украинской исключительности быть во веки веков «наибольшим ворогом Украини». Сколько лжи, натяжек, подтасовок, нелепостей, шавкиной задиристости, оскорбительных для русского человека выпадов в этих псевдоисториях!

...«Под договором подписался тогда князь Олег так: «Олег, великий князь Украинский».

Ей-Богу, читатель, не вру! Антин Лотоцкий в «Истории Украины» (Львов. Феникс, 1991) своим авторитетом заверяет подпись Вещего Олега под его договором с греками: «Великий князь Украинский». А греки-то думали, что имеют дело с князем Руси. Г. Демьян в предисловии к названной «истории» в свою очередь мягко делится с нами впечатлением, будто последняя увлекает «искренностью и правдой». Поверим для начала и посмотрим, что там у правдолюбца дальше.

«Населяли то государство финны из племени чудь, а к ним он (Юрий Долгорукий) отправил с севера Украины еще много украинцев. Из этой-то смеси людей начал возникать новый народ и новая держава, названная Московскою». (Скверный вкус, к слову, имел внук Мономаха: «Никакой другой князь не зарился на эти земли.»).

Итак, «за какую-то сотню лет возник там новый народ, названный московским или русским, а позднее великорусским. Он родственен украинскому народу, ибо его язык произошел от украинского с некоторой примесью финских говоров, а случилось это потому, что из всех народов украинцы в то время были наиболее культурными, поэтому московская речь, некоторые обычаи и все, что в них славянского - украинского происхождения». Но послушайте, что у Лотоцкого через несколько строк: «Московский народ... не родственный с нами, хотя и имеет в себе много украинской крови»!. Вот так финт! И язык русский произошел от украинского, и в жилах моих течет «много» украинской крови, да и родословные наши тянутся от переселенцев из долины Днепра, а мы, оказывается, никаких прав на родство с украинцем(!) Олегом не имеем. Что, если и чудь откажет? Ведь в отличие от утверждения пана Лотоцкого в русском языке всего с десяток финских слов. Совсем безродным останемся. Вообще, А. Лотоцкий изумительно непоследователен. То в его «Истории» иго московского царя настолько невыносимо, что даже подданные Франца-Иосифа, галичане, забыв вдруг о собственном подневольном состоянии, добровольно организуют легион «сiчових стрiльцiв» в 1914 году для «звiльнення Украiни з-пiд моськовського ярма», то, оказывается, «Украина никогда не была в такой неволе, как до Богдана Хмельницкого».

Не меньше противоречий и в работах историка-фантаста Грушевского.

У позднего Грушевского украинцы - это не только славяне, жившие по Днепру и Днестру, но и Белые Хорваты Червеной Руси (Галиции), славяне Приазовья и Тмутаракани, Пудкарпатской Руси (ныне Закарпатская область), Холмщины (в составе Польши), Буковины. Ранее, в расцвете своих творческих сил, увлекающийся Михаил Сергеевич не столь категоричен: «Конечно, в IX-X веках не существовало украинской народности в том виде, как мы ее теперь представляем». Такая непоследовательность во взглядах всех без исключения классиков незалежной украинской историографии кажется каким-то поветрием, загадочным лишь при первом приближении, пока не познакомишься с объяснением сего феномена Н. Ульяновым: эрудиция и таланты Грушевского, его предшественников и последователей «поставлены были на службу не науке, а политике»; они «фальсифицировали историю не в силу заблуждений, а вполне сознательно». Не удивительно, что «украинская нация прошла через все бури и потопы, не замочив ног, сохранив свою расовую девственность чуть не от каменного века» (Ульянов Н., Происхождение украинского сепаратизма. М., Индрик, 1996).

Кстати, о расах. Мы, русские, услышали от А. Лотоцкого, что являемся слегка обрусевшими (вернее, слегка украинизированными) чухонцами. Этого (нам намекают, унизительного) разоблачения «лжеславян» кое-кому кажется недостаточно, чтобы вожделенные «десять голов» были видны издалека. «Сепаратистская мысль до сих пор работает над созданием антропологических, этнографических и лингвистических теорий, долженствующих лишить русских и украинцев какой бы то ни было степени родства между собой» (Н. Ульянов). И. Бутенко, сторонник восточнославянского единства, передает нам «квалифицированное» мнение неких галичан, «лояльно настроенных» к австрийским в Бозе почившим хозяевам: «Москали не русские, не славяне, а племена уральского или туранского происхождения» (Свободное слово Карпатской Руси, № 7-8, Нью-Йорк, 1971). Без татар не обходится и А.Лотоцкий. По нему стараниями «немалого их количества» (то есть татар) появляется на свет русская нация. Но кто же спорит с вами, паны расисты? Да и понимаете ли вы, что, «разоблачая» реальное (в той или иной степени) родство руссов вятского и кривичского корня с финнами и тюрками, вы тем самым не оскорбляете славянина в каждом из нас, а, наоборот, оказываете нам честь, родня с Яном Сибелиусом и Назымом Хикметом? Представляю, как вскипит от возмущения ваша не замутненная посторонними примесями арийская венедо-украинская кровь, когда я спрошу вельмишановное панство прокомментировать теорию польского графа Чацкого, по которой украинский народ не имеет ничего общего со славянством, так как его предки - кочевники из тюркской орды укров (да, тех самых!). Что? О таком народе нет никаких исторических свидетельств? Правильно, панове, как нет ни одного свидетельства об украинцах в эпоху расселения индоевропейцев, шумерской цивилизации, в греческих, римских, византийских, арабских и западноевропейских хрониках, в киевских, новгородских, суздальских летописях и документах. Только в XII веке летописец назвал Оукрайной юго-восточную, порубежную с Половецким полем окраину Переяславского княжества. И только через пятьсот лет слово «Украина» выступит географическим названием земли, расположенной на границе с неславянским миром. Понадобится еще два века на закрепление в широком языковом обиходе «Украины» и «украинца» вместе с «Малороссией» и «малороссом». Кстати, нет ни письменных, ни устных свидетельств, чтобы Тарас Шевченко называл себя украинцем.

Вполне очевидно, что вкупе с неправдой географической в арсенале агрессивного самостийничества есть еще три неправды: этнографическая, покушающаяся на достоверность Несторовской летописи, филологическая, которая отвергает единство древнерусского языка, и хронологическая, сознательно переносящая позднейшие исторические события, понятия, имена в предыдущие века (Волконский А. Н. Украинское движение. Берлин, 1925). Добавим еще расовую неправду, когда в «науковых» работах приводятся таблицы измерений черепов «русского» и «украинца» или доказывается кристальная славянская чистота ария из Голой Пристани, например. Нам, русским, повезло, что наша славянская кровь спасена от застоя свежей кровью финских и тюркских племен. А вот куда, чистые наши братья, вы слили, не запачкавшись, кровь южных своих соседей - берендеев, торков, черных клобуков, многих печенежских, половецких, хазарских родов, скифов и сарматов, понтийских греков? Если не в себя (ну, не стесняйтесь, признайтесь!) то, значит, в землю причерноморских степей. Тогда... геноцид? Придется покаяться. И взять обратно обвинения в «азиатской жестокости» россиян.

Казалось бы, приговорив россиян быть до скончания веков нацией второго сорта, их суровые «богоизбранные» судьи успокоятся наконец. Ан нет! Подобно тому, как культура, попадая под власть не отягощённых образованием масс, превращается в поп-культуру, история, покидая кабинеты серьезных ученых и становясь добычей легкомысленных любителей, не отягощенных знаниями и (что еще страшнее) моральными ограничениями, превращается в сплетницу, в безобразную, опустившуюся, выжившую из ума музу Клио, которая выжила из ума и опустилась.

 

V. Все средства хороши

 

«На всем протяжении своего существования Московщина выступала не просто врагом Украины и всего цивилизованного человечества, а олицетворением злых сатанинских сил».

«Московский народ всегда был диким племенем, которое никогда не имело своей культуры, но всегда крало ее у других; всегда был общностью неполноценных варваров».

«Москва всегда была для нас врагом номер один».

«Москвин научился и привык искать легкого хлеба, привык ненавидеть не только труд пахаря, но и всякий труд. Безделье стало одной из наихарактернейших черт московской национальной натуры».

«Скитания в поисках целины, охота и рыболовство не привязали московита к определенному, постоянному месту обитания. Это на протяжении долгих поколений породило и закрепило в Москвине мировоззрение, психологию и натуру «брадяги» (так в подлиннике), которому все равно, где жить».

«Это осознание своего права захватывать не свое, подтвержденное жизненной практикой поколений, вырастило и закрепило у Москвина мироощущение и ментальность злодея, грабителя, захватчика».

«Ментальность разбойника тянется непрерывной нитью по всей истории и через всю культуру московитов».

«Сила - единственный аргумент, который понимает и уважает Москвин. Право, справедливость, мораль - это для него китайская грамота».

«Столетия тирании, бесправия, ощущение своей приниженности и трусость закрепили и развили в Москвине лживость, хитрость, склонность к обману, коварство, вероломство, предательство».

Что? Вы просите остановиться? Охотно! Даже столь незначительная доза ненависти может отозваться еще большей ненавистью. Мы процитировали отрывки из «исторических» экскурсов, опубликованных только в двух периодических изданиях: «Нацiоналiстична Украiна» (издание Ровенской краевой управы УНС) и «Нескорена нацiя» (издание Украинского националиста). Кроме названной, есть немало литературы, подвизающейся в высших сферах, обжитых Геродотом, Страбоном, Титом Ливием, Карамзиным, Костомаровым: «Замкова гора», «Bicтi», «Piвне», «Haпрям», «За вiльну Украiну» и другие.

Опасаясь, что столь резкие, безапелляционные суждения о северном соседе могут вызвать недоверие у читателя к авторам, безвестным или известным в весьма узких кругах, политико-идеологическая хронопись сегодняшней Украины подкрепляется сборниками выжимок из записок заморских гостей 16-19 вв. - Олеария, Герберштейна, Поссевино и, конечно же, маркиза де Кюстина. Последний, по словам издателей «Записок о России» (М., СП «Интерпринт», 1990), «со злой убежденностью излагает свои нередко обидные для нас, россиян, наблюдения, делает выводы, которые звучат как приговор».

Один из сборников таких выжимок, изданный на Украине в 90-х годах, называется «Чужiнцi про Московщину». Чтобы еще больше оттенить нас, русских, и так совсем черных, чернее арапа Петра Великого, издатели названного сборника параллельно выпустили меморию «Чужiнцi про Украiну». Думаем, по прочтении оной, отчаявшиеся и разочарованные дети разных народов станут эмигрировать не в Израиль, скажем, США или Канаду, а на Украину. Так все райски прекрасно было в ее пределах даже при загарбныках-москалях, а теперь, без них, и подавно, будет, учитывая врожденную склонность к демократии, справедливости и добру коренного народа, сбросившего московского ярмо…

Но вернемся к маркизу. Полистав «Записки» на русском языке, мы, к своему облегчению, нашли в этом бумажном ворохе неприязни несколько лестных для моих соплеменников замечаний. Поделимся ими с вами, дабы нейтрализовать горечь, возникшую, несомненно, по прочтении начальных строк этой главы:

«Я многим восхищался в России… Никто более меня не был поражён величием их нации и её политическим значением. Великие судьбы этого народа, последнего пришельца на старом мировом театре, занимали меня во всё время пребывания среди него. В массе русские показались мне великими, даже в своих самых отталкивающих пороках; в отдельности... привлекательными, у народа я нашел интересный характер... Эта умная раса одарена такою утонченностью, таким деликатным тактом, что не может слиться с тевтонскими народами. Вялость, неповоротливость, грубость, неловкость антипатичны славянскому духу». В другом месте записок: «Пьянство праздничной толпы не сопровождалось, однако, теми отталкивающими явлениями, которые можно наблюдать среди европейских пьяниц: подпившие мужики не дрались, не резали друг друга, а только, разнежившись, плакали и целовались».

Не ищите этих и подобных свидетельств заезжего француза в подборке «Чужiнцi про Московщину». Ее составители знали, что преподнести доверчивому читателю.

Для строительства Четвертого Рима, как видим, все средства хороши, все идет в ход, точно на фабрике переработки мусора. Работники ее (в творческом поту и саже, с горящими от вдохновения очами) не жалеют собственных сил, материала и красок, подручного инструмента, чтобы из ничтожного сделать неохватное глазом, из едва уловимого на слух - мажорно-громкое, из тусклого и серого - яркое и пестрое, из теней некогда живших людей с их достоинствами и пороками, делами славными и позорными - безжизненные восковые фигуры.

Невиданного размаха приобрела идеализация гетманов Малороссии. Сегодняшние их биографии мало чем отличаются от житий святых. Чуть ли не государственной изменой считается беспристрастное суждение о том или ином носителе булавы, многие из которых не раз были уличены современниками в клятвопреступлениях, стяжательстве, неискренности и лжи, коварстве, недоверии к соратникам, вымогательстве и казнокрадстве, трусости. Нигде теперь в «казацкой» литературе не прочесть о великом стяжателе гетмане Брюховецком. В свое время нежинский протопоп Симеон Адамович писал о нем, что тот «безмерно побрал на себя во всей северской стране Дани великие... у мужиков, с казака и со священников... с котла, от сохи, с лошади и с вола, с воза, с колеса, с мельницы... с малороссиян и с великороссиян... чего никогда не бывало». Сохранилось немало жалоб на хищничество гетмана Самойловича. Частые измены гетманов царю, особенно в XVII веке, нельзя считать законными действиями в ответ на нарушения прав жителей Украины, так как, акцентирует внимание Н. Ульянов, «в Переяславе в 1654 году происходило не заключение трактата между двумя странами, а безоговорочная присяга малороссийского народа и казачества царю московскому, своему новому сюзерену». Вот почему каждая измена сопровождалась гетманскими универсалами, насквозь лживыми, очерняющими политику Москвы и делающими новых предполагаемых сюзеренов привлекательными: «Трусливые москали явились в Малороссию не для борьбы с Карлом, не ради того, чтобы нас защищать от шведов, а чтобы огнем, грабежом и убийствами истреблять нас», - продиктовал Мазепа писарю. А вот образчик лживости и красноречия другого клятвопреступника, гетмана Выговского: «Пишет царь крымский очень ласково к нам, чтобы ему поддались... царь крымский в атласе, аксамите и сапогах водить будет нас». Выходит, предпочтение делается по обувке да по одёжке: неласковому московскому царю предложить сотникам и атаманам нечего, кроме лаптей и рогожи. Какой может быть выбор!

Самыми трагичными для простого люда Украины были измены Выговского, Юрия Хмельницкого, Тетери и Дорошенко. России, ведшей тогда изнурительную войну с Польшей, пришлось воевать на два фронта. В результате по Андрусовскому перемирию Правобережная Украина остается под королем. Гетман Демьян Многогрешный вынужден признать: «Нам ведомо подлинно, что тамошние казаки подались польскому королю сами; от царского правительства отдачи им не было».

Приведенные примеры однозначно показывают, кто был «найбiльшим ворогом Украiни».

Видать, не очень надеялись «волелюбнi» гетманы на убедительность своих универсалов, если предпочитали окружать себя телохранителями из чужеземцев. Н. Ульянов свидетельствует: «Еще при Хмельницком состояло 3 тыс. татар, правобережные гетманы нанимали поляков, а Мазепа выпросил у московского правительства стрельцов для охраны своей особы, так что один иностранный наблюдатель заметил: «Гетман стрельцами крепок. Без них хохлы давно бы его уходили, да стрельцов боятся». Подтверждают это историки Костомаров и Ярош.

Ореола самого большого страдальца за Украину удостоился человек, который менее всего этого заслужил. Когда Мазепа переметнулся к шведам, за ним пошла горстка казаков (от силы до одной тысячи, свидетельствуют серьёзные историки). Народ Малой Руси развернул широкое сопротивление нашествию лютеран: Карл не нашел за Днепром ни обещанных Мазепой продовольственных складов, ни покорного населения. Оборона Полтавы местными жителями развеяла последние его иллюзии насчет союзника. Один из столпов украинской историографии, Костомаров, был вынужден в своей поздней монографии вынести Мазепе приговор, отмененный сегодня его восторженными апологетами: «Гетман Мазепа как историческая личность не был представителем никакой национальной идеи. Это был эгоист в полном смысле этого слова. Поляк по воспитанию и приемам жизни, он перешел в Малороссию и тем самым сделал себе карьеру, подделываясь к московским властям и отнюдь не останавливаясь ни перед какими безнравственными путями. Самое верное определение этой личности будет сказать, что это была воплощенная ложь. Он лгал перед всеми, всех обманывал - и поляков, и малороссиян, и царя, и Карла, всем готов был сделать зло, как только представлялась ему возможность получить себе выгоду или вывернуться из опасности».

Нелишне вспомнить, как осуждение гетмана Мазепы народной совестью Украины отразилось в послании православных жителей Львова царю Петру: «Мы все... благочестивым монархам доносим и остерегаем, дабы наше прибежище и оборона не была разорена от злого и прелестного Мазепы, который людей наших Подольских, Русских и Волынских басурманам продавал, из церквей туркам серебро продавал вместе с образами... Другие осуждены, а Мазепу... до сих пор вы держите на таком месте, на котором... отдаст Малороссию в Польскую сторону» (к слову, здесь «люди русские» - жители Малороссии, «малороссами» они себя не называли).

Прозвище «мазепинцы» в Галиции всегда имело ругательный смысл, свидетельствует доктор В. Яворский в названном выше карпаторусском издании (№ 11-12., 1977).

Тенденция возвеличивания сомнительных героев и антигероев получила свое высшее воплощение и в Симоне Петлюре, социал-демократе, «обычном мелком мещанине» (по В. Винниченко), превращённом волею обстоятельств в главного атамана войск Центральной Рады и главу Директории. С этим именем связана петлюровщина, «принесшая столько вреда украинской революции» (Винниченко В., Вiдродження нацii. Вена, 1920), явившаяся «прелюдией к гитлеровской гекатомбе» по мнению И. Плисюка (Пале-Рояль., Одесса, 1991).

Однопартиец Петлюры Чикаленко скажет по поводу деяний его соратников: «Они задушат украинскую свободу в еврейской крови», а итог подведет Н. Москаленко: «Какими детскими сказками представляются кишиневские события (еврейский погром 1903 года) в сравнении с деяниями петлюровцев, жертвы которых достигают 100 тысяч человек». Ради справедливости следует отметить, не Петлюра был зачинателем кровавых дел черносотенцев. Еврейские погромы, бушевавшие в начале века в Польше, Прибалтике, Белоруссии, разлились широким половодьем по Украине, где проживало подавляющее большинство этого гонимого народа империи. Из 1500 крупных погромов 1250 пришлось на Украину. Очиститься от этого вселенского греха можно лишь покаянием, либо доказывая, что всякий раз еврейские погромы на Украине устраивали приезжие из центральных губерний москали. Думаем, за доказательствами дело не станет.

«Можно только представить, - пишет И. Плисюк, - какой профашистской диктатурой обернулась бы победа Петлюры... Посоревновался бы он в «героических мерах» с чекистами и гестаповцами».

Впрочем, «распетлюривание» украинского народа наступило скоро.

«Я ехал весь день среди солдат, селян, рабочих, - свидетельствует В. Винниченко. - Я в то время уже не верил в особенную склонность народа к Центральной Раде. Но я никогда не думал, что могла быть в нем такая ненависть. И особенно среди тех... которые были не русскими, а своими, украинцами. С каким неуважением, лютостью, с каким мстительным глумлением они говорили про Центральную Раду... Но что было в том действительно тяжелое и страшное, это то, что они высмеивали и все украинское: мову, песню, школу, газету, книжку украинскую. И это была не случайность, случайная сценка, а всеобщее явление от одного конца Украины до другого». И этот «славный деятель национального возрождения», Петлюра, который сумел возбудить в душах единокровных братьев и сестер ненависть к святая святых - родной речи и культуре, сегодня занимает почетное место в одном ряду с Равноапостольным Владимиром и Даниилом Галицким на бесчисленных плакатах под лозунгом «Героям слава!».

Как невеселый анекдот читается глава «Украiнськi сiчовi стрiльцi» пятой части «Истории» А. Лотоцкого. Я ни в коем случае не хочу осмеять тех украинских парней, которые с оружием в руках поднялись на защиту родного очага, когда распалась Австро-Венгерская империя. Речь сейчас идет о добровольцах легиона в составе австрийской армии первой мировой войны. Те воинственные хлопцы, потомки Данилы Галицкого, выбор сделали, согласитесь, странный: поправив на своей шее австрийское ярмо, пошли «звiльняти Украiну з-пiд моськовського ярма». Ну, о вкусах не спорят. Собралось их, утверждают свидетели, тысяч двадцать пять, но венские хозяева, предвидя массовое дезертирство славян из рядов австрийской армии, отобрали под ружье только две тысячи. Вот этот-то полк («три куренi») задал, если верить историку, изрядную трепку регулярным царским дивизиям. Особенно отличились «отаманы» и их подопечные на горе Макивка, через которую «не удалось москалям пойти вперед, тут их сила сломалась». Стрельцы же, потеряв за 4 дня «кровавых боев» аж 42 добровольца убитыми, удостоились признания австрийских владык, что молодое украинское «стрiлецьтво» помогло откинуть врага от Карпат. Немецкие старшины хлопали оставшихся в живых по плечу: «Гордый это народ, что имеет таких рыцарей».

Спросить бы тех рыцарей: «Где вы были на протяжении полутысячелетия, когда земля Галицкая, Червена Русь, начиная с 1349 года, находилась то под властью короля, то кесаря? Неужели набирались сил и острили мечи, чтобы в урочный час освободить от царя московского непонятных и чуждых вам насельников Полтавщины, Черниговщины, Киевщины и Подолии?»

Я мысленно обращаюсь к другому порубежному краю когда-то единой Руси - к другой украйне, к Псковщине. Всегда располагая в три, в пять раз меньшими людскими ресурсами, чем Галиция и Волынь, эта земля рождала и взращивала не «лыцарив»,«Наiвними i довiрливими» мы никогда не были. Врагов своих неизменно провожали взашей, словно предчувствуя, что настанет время, когда не Европа придет к нам через Петровское «окно», а мы в Европу прямо из-под Полтавы со своими собственными европейцами - Ломоносовым, Пушкиным, Сперанским, Толстым, Достоевским, Менделеевым, Мечниковым, Вавиловым, Бердяевым, Соловьевым, Флоренским... Свободу свою русский человек покорно отдавал лишь собственному государству, ибо оно, «чтобы отбиться от... врагов, должно было властно требовать от своего народа столько богатств, труда и жизней, сколько это нужно было для победы, а народ, коль скоро хотел отстоять свою независимость, должен был отдавать все это не считая» (Нестеров Ф., Связь времён., М., 1987). Отдавали все - от крепостного холопа до столбового дворянина. Последний в глазах первого был, что немаловажно, русским. Их сближали язык общения, вера, стереотипы поведения. И Отечество для низов и аристократии было одним.

Иную картину мы видим в Галиции. Здесь Отечество для бесправного большинства - земля Русьска; для всесильного меньшинства - сначала Речь Посполитая, потом империя Габсбургов и вновь Речь Посполитая. Первые объясняются на языке отцов, вторые - на языке захватчиков. Народ верен православию даже в Унии, большая часть интеллектуалов, не говоря уже о родовой аристократии, промышленники и купечество чтят папу, а иные и вовсе поклоняются чужим богам. К XX столетию города бывшей державы Даниила Галицкого на 80-90% становятся немецко-еврейско-польскими. Так что в сегодняшнем Львове «коренного» населения почти нет. Преобладают пришлые, «чужiнцi».

В этом жанре немыслимых гипербол и откровенной лжи у А. Лотоцкого предшественников было предостаточно. Теперь и последователи пошли косяком. Неусыпными трудами сооружают они арочный - через века - мост между сечевыми стрельцами и запорожским казачеством. А те генетически непобедимы и во всех отношениях безупречны. Если войска, в составе которых они находятся, побеждают, значит, победа обеспечена доблестью казаков и искусством их предводителей. Без рубаки Вишневецкого не видать бы москалям Астрахани как своих ушей. За успех под Смоленском Алексею Михайловичу надо благодарить полковника Золотаренко. Под Лесным, накануне Полтавской битвы, трусливых московитов выручили запорожцы. Они же под предводительством верного Петру Палея разбили Карла под Полтавой. Спасали казаки и Европу: у Белграда, в Салониках, например. Что касается многочисленных поражений казачьих войск, то тут, можно догадаться, сыграли роль «измены» и «предательства».

Блестящая история Киевской Руси не требует позолоты. Да писатели из школы безвестного автора (авторов?) «Истории Русов» и не золотят ее: ничто не должно затмить век Запорожского казачества. В то же время соседи Киева должны находиться в тени - чем гуще, тем лучше. Тень наводится просто: упоминаются вскользь те или иные события, те или иные деятели отечественной истории либо умалчиваются, либо их облик искажается до неузнаваемости.

 

VI. Русь единая

 

Нынешние самостийники, работая над «незалежными историями», ловко манипулируют светом и тенью. Ярко и торжественно освещен Киев в период своего расцвета, сияют солнечными красками Галич и Владимир Волынский, Чернигов и Переяслав - центры княжеств, чьи земли сегодня входят в состав Украины. Можно подумать, что только эту территорию называют они древней Украинской державой, просуществовавшей до нашествия татаро-монголов. Однако при внимательном чтении обнаруживаешь то здесь, то там другие «украинские» города: Ладога, Новгород, Псков, Белоозеро, Ростов Великий, Муром, Изборск, Смоленск, Ярославль, Суздаль, Владимир, Вологда, Тверь, Хлынов, Старая Рязань, Нижний Новгород, Курск. Они разбросаны по огромному пространству, на котором впоследствии сформируется великорусская нация, - на лесных просторах древнейшего расселения ильменских словен, кривичей, вятичей, части племен северян и радимичей. Упоминаются также Туров, Пинск и Полоцк теперешней Белоруссии. Многие из этих городов возникли до объединения Руси под властью новгородской династии Рюриковичей, поставивших в 882 году великокняжеский стол на земле полян в Киеве; другие - при Ольге и Святославе; третьи - при Владимире Святом и Ярославе Мудром. Но все упоминаются в летописях до Батыева разорения, а Ладога, где, по преданию, нашел свою смерть Вещий Олег, может поспорить возрастом даже с самим Киевом.

Почему же все эти города лежат как бы в тени - без проблеска общественной мысли, без движения, без какого-либо влияния на судьбы огромной державы? Удел глухой провинции? Возможно и другое объяснение «избирательности внимания» новейших самостийных историографов: принимая Киевскую Русь державой украинской, они тем самым делят её на метрополию и колонии. Если этот так, то у этого ребуса, называемого «Историей Украины», может быть оригинальное прочтение, по которому Киевская Русь выступает на обветшалых исторических подмостках колониальной империей, предшественницей Российской империи. Тогда мы вправе сделать вывод, что в распаде первой повинны не властолюбивые феодалы, а закабаленные народы, неукраинцы, коренное население «колоний» - Ростово-Суздальской земли, Белой, Червеной и Черной Руси, Рязанской и Муромской украин, Новгородской и Псковской республик. Выходит, не эгоистические интересы многочисленных Рюриковичей, сталкиваясь в Киеве, способствуют упадку Великого города, но национально-освободительные войны колоний против метрополии; восстания, возглавляемые Юрием Долгоруким и Андреем Боголюбским, князьями Черниговскими и Галицкими... Стоп!.. Ведь черниговцы и галичане - признанные украинцы в украинской историографии. Например, Данило Галицкий, чей племянник, Александр Невский, - москаль. Что же получается? Украинцы Прикарпатья освобождаются от украинцев Поднепровья? Как североамериканцы от англичан? Но у тех в результате - свобода обеим воевавшим сторонам, а здесь - обоюдная неволя на века. И ожидание: то ли казаки выручат, то ли король, то ли кесарь, то ли «царь турский» вкупе с «царем крымским». И в Польше им плохо, и в двуединой империи, и в составе России, куда сами упорно и не единожды просились.

Тут новый вывод напрашивается и новая аналогия. А именно, заокские «вогулы», вырвавшись из Киевской империи, вполне логично, храня в памяти народной столетия унижений и из чувства самозащиты, стараются прибрать к рукам осколки мертвой Киевской империи. Справедливое историческое возмездие, скажем так.

Ну-ну, панове, не становитесь в позу! Я шутя хотел лишь показать, к каким безумным выводам может привести нормальный ход рассуждений, если исходить из безумной предпосылки.

Луч украинской историографии, избирательно скользнув по живой карте Руси киевского периода, надолго останавливается на вывеске «Казачья республика». Так вездесущий Маркс окрестил Запорожье. Республикой! Трудно представить, как уживались государственные республиканские институты с правилами общежития казачьей вольницы - врагов любой государственности. Впрочем, нам уже внушили, что республиканские симпатии издревле заложены в менталитете кротких, «наивных и доверчивых» малороссов. Более того, Грушевский учит, что украинцы склонны к демократии, тогда как россияне к централизации, то есть к тоталитарному режиму. С ним согласен В. Антонович, считая идеалом украинцев справедливость, в то время как московиты предпочитают силу. Так что «Казачья республика» в низовьях Днепра возникла закономерно - из вечевого, оказывается, устройства украинских городов, где князь являлся лишь противовесом мятежной толпе. «Господство толпы, тем более вооруженной, - утверждает Н. Ульянов, - никто теперь с понятием народовластия не сближает... Демократия в наш век рассматривается не по формальным признакам, а по ее общественно-культурной и моральной ценности».

Можно ли назвать государством с республиканским устройством территорию, где правит сообщество людей, живущих войной, без промышленности, без внешней торговли и (опять по Н. Ульянову) «вне строгой организации государства и твердой власти?» Теперь понятно, почему самостийники держат в тени средневековые республики Новгород и Псков. Там налицо признаки республиканского устройства, свойственные таким торгово-олигархическим государствам, как Флоренция, Лукка, Сиенна, Генуя, Венеция: народное собрание (вече), от чьего имени властвует феодальная и купеческая элита; выборный глава государства (посадник) и его соправитель, кондотьер-наемник (князь), приглашаемый для ратной службы. Для всех республик средневековья, в том числе для Псковской и Новгородской, свойственны профессиональные объединения купцов и ремесленников, широкая специализация и мастерство последних. Все республики запада и востока вели интенсивную внутреннюю и внешнюю торговлю, развивали промышленность, осваивали различные промыслы, добывали полезные ископаемые (в Новгородской земле, например, добывались железные руды и соль). И все они прекратили существование, когда рядом с ними возникли мощные централизованные государства.

Комплекса этих признаков республиканского устройства как раз и не несет Запорожье. Удели украинские историографы Новгороду и Пскову даже сотую долю того внимания, которое отведено Запорожью, вся несостоятельность казачьей вольной территории, как республики, высветилась бы для самого доверчивого и неискушенного ума.

Последователи Грушевского испытывают большие трудности, когда их медлительный чумацкий воз, увлекаемый волами истории, въезжает в пределы Ростово-Суздальской земли. Здесь не так просто сбыть сомнительный товар, приобретенный на ярмарках тщеславия под стенами дряхлой Софии, за днепровскими порогами, у подошвы Глиняной горы с остатками замка. Все эти «справжнi» манускрипты списаны один с другого, все «достоверные факты» унылым звоном завязли в ушах. Вы, панове, вот-вот убедите нас, что наши залесские предки — финно-татары с незначительной примесью украинской крови, но «не спорiдненi з украiнцями», что великорусское племя вышло из диких заболоченных лесов Волжско-Окского междуречья, пользуясь прогрессирующей слабостью Золотой Орды; что «народ русский в течение многих веков жил за счет рук и ума других народов» (За Вiльну Украiну, 29.09.1992), что только жестокостью и коварством москалям удалось покорить «наивных и доверчивых» соседей.

Кто оспаривает справедливые эпитеты «задворки», «глухомань» применительно к Заокской (Залесской) Руси, только что присоединенной к Киевской державе Святославом?! По плодородному Ополью, по лесистым берегам Оки и Волги, их притоков разбросаны деревушки славян: вятичей и кривичей, словен; есть несколько городов, известных со времен Аскольда - Ростов и Муром. Рядом мирно живут мордва, меря, мещера, мурома, черемисы — финноязычные охотники, рыбаки и собиратели. Их медленно теснит, растворяя в себе, перенимая некоторые обычаи, кое-что из культуры быта, отдельные слова, пахарь-славянин; но язык в смешанных семьях русский, одинаково понятный и киевлянину, и смолянину, и новгородцу, и жителю Полоцка. Он звучит в городах - в купеческой лавке, на боярском и княжьем подворьях, в мастерской ремесленника, на вечевой площади. Сюда, в этот плодородный край, не знающий нашествий степняков и западных хищников с католическим крестом поверх стального доспеха, впадают, не иссякая, людские ручейки из южной, западной и северо-западной Руси, где с каждым годом жизнь становится все более опасной из-за алчности соседей, где гнетут теснота, боярские и княжеские ссоры, падение нравов.

Есть и встречный поток: Владимир Святой, сооружая на границе со степью оборонительную линию, пополняет гарнизоны крепостей кривичами, вятичами и словенами. Тем не менее славянская колонизация необозримых пространств Восточной Европы идет преимущественно с юга на север; в этом направлении распространяется русский язык, русское просвещение, русская государственность, само имя Русь. Как безграмотно и нелепо утверждение ярых самостийников о русификации Украины, если согласиться с мнением, что население Центральных областей Киевского государства было украинским. Ведь в конечном счете русификация украинцев после тотальной украинизации россиян-москалей не что иное, как украинизация украинцев. Как говорится, «приехали!»

На самом деле Заокская сторона стала той исторической ареной, где встретились киевский юг и новгородский север с их традициями, культурными достижениями, исторической памятью, областными говорами единой речи, чтобы через три-четыре столетия при участии местного самобытного этноса в уникальных географических условиях под воздействием внешних и внутренних сил сплавиться в новую нацию со своим оригинальным языком и неповторимым набором ценностей.

Подбор «составных частей», выбор Провидением времени и места их соединения окажутся удачными в первую очередь для выработки жизнестойкости русского народа, который еще через полтысячелетия распространит свое влияние на шестую часть обитаемого мира преимущественно мирной крестьянской колонизацией. Цитируемый выше И.Бутенко скажет: «Мы вправе попросить, чтобы нам указали другое такое государство, как Россия, где можно ехать по пространствам, равным русским пространствам, и всюду говорить на своем русском языке».

Это родовое гнездо прародителей великорусской нации перестает быть киевскими задворками и залесской глухоманью с первыми яростными вспышками княжеских междоусобиц после смерти Владимира Святого в 1015 году, когда ручейки эмиграции из Поднепровья на север превратились в бурные потоки. Они заполнили плодородное залесское Ополье, наводнили новые города, среди них Ярославль и Суздаль. Ярослав Мудрый не препятствовал древнерусским пионерам - заселялись ведь и осваивались княжеские земли. По его кончине, после того, как княжичи-наследники вцепились друг другу в горло, а хан Шарукан привел к Золотым Воротам Киева новых врагов, половцев, переселение русичей за Оку приняло вид исхода. Его уже не смогли остановить временные успехи Владимира Мономаха. При его неудачливых преемниках началось повальное бегство жителей порубежных с Диким Полем земель на север. Оно продолжалось вплоть до нашествия Батыя и еще долго после него. Уходили в первую очередь люди неординарные - решительные и непокорные, уверенные в своих силах и способные подняться на новом месте; личности страстные, энергичные, неукротимые, пассионарные (по Л.Н. Гумилеву). Это они вместе с коренными жителями и пришельцами с республиканского северо-запада превратили Ростово-Суздальское захолустье сначала в многолюдную и богатую провинцию, бросившую вызов дряхлеющему Киеву, потом, после Боголюбского, при Всеволоде Большое Гнездо, в самостоятельное государство со столицей Владимиром. Кому возрождать единую державу - Господину Великому Новгороду, чьи права были, казалось, неоспоримы, Галичу славного Даниила или городу на Клязьме, предстояло решать истории. Она раздумывала. И присматривалась. И глазами русских людей, и глазами врагов. Батый угадал сильнейшего. Первый, самый мощный, удар он нанес городам Ростово-Суздальской земли; так подсказали ему военный талант, разведчики и советники-китайцы. Киев монголы оставили «на десерт», как второстепенную политическую и военную силу, а «перспективный» Галич из-за Волги был неразличим.

Ничьего злого умысла не было в том, что инициативу возрождения Руси, как единого государства, перехватили Владимир-на-Клязьме, потом Москва. Пробил урочный час, и Клио перевернула песочные часы.

«Главная масса русского народа, отступив перед непосильными внешними опасностями с днепровского юго-запада к Оке и верхней Волге, там собрала свои разбитые силы, окрепла в лесах центральной России, спасла свою народность и, вооружив ее силой сплоченного государства, опять пришла на днепровский юго-запад, чтобы спасти оставшуюся там слабейшую часть русского народа от чужеземного ига и влияния...» - скажет историк (Ключевский В. О. Сочинения в 9 томах, Мысль, 1989).

Папский миссионер Карпини, проезжая из Владимира Волынского через Киев к волжским татарам, сообщил, что в пути он встречал очень мало живых людей, но видел много человеческих костей и черепов на полях. После монгольского урагана Киевская, Переяславская и частично Черниговская земли в состоянии безлюдья оставались вплоть до XV века. Еще раньше печенеги и половцы отрезали славянские поселения на Дону, в Приазовье и Причерноморье от основной южно-русской земли. Их жители частично ушли на Буковину и в Прикарпатье, частично ассимилировались пришлыми народами.

В то же время взрывообразный рост населения за Окой оживил самые дальние, «медвежьи» углы империи Рюриковичей. В один ряд с древними Ростовом и Муромом, солидными Ярославлем и Суздалем становятся Владимир, Вологда, Тверь, Москва, Старая Рязань, Хлынов, позднее Нижний Новгород и Великий Устюг. Города украшаются каменными строениями - храмами и княжескими палатами. Поднимается над безвестным прежде озером самый изящный Божий дом на земле русской - Церковь Покрова на Нерли. Успенский собор во Владимире, хоть и меньше Софии Киевской, но выгодно отличается от нее удивительной пропорциональностью объемов и линий, легкостью сооружения. Влияние Новгорода Великого выражено в широком распространении грамотности, различных ремесел, рудного, железо-и меднолитейного дела, каменного строительства. Преобладание среди иммигрантов выходцев с юга видно на географической карте: новые города и селения называются дорогими именами - Звенигород, Переяславль, Вышгород, Стародуб, Галич, Киево (в Киевском овраге, что под Москвой), Киевцы; безымянные речки севера получают названия Лыбедь и Почайна, Ирпень, Киевка... «Самым же убедительным и неопровержимым доказательством переселения огромного количества населения из центра Киевской Руси в северные украины, - пишет доктор Яворский в журнале карпатороссов (№ 11-12, 1977), - представляет собой весь богатырский киевский эпос, созданный и запетый в Киевской Руси еще до XIV века... Весь цикл былин о могучих богатырях времен Владимира Святого был совсем забыт в тех местах, где он был сложен... Но на севере... и во всех других местах расселения киевских переселенцев богатырские былины... сохранились во всей своей свежести, неизменной форме и напевности... В центральной Великороссии живая память о русских богатырях, оберегавших на юге русскую землю от степных орд, сохранилась в прозаических сказаниях».

Сразу возникают вопросы. Если современный украинский язык произошел от украинского же, древнего, то почему московиты, подвергшись в XI-XII веках тотальному нашествию иноязычного народа, не только сохранили свою родную речь, но и мало что переняли из языка чужого?

Почему киевские былины да и «Слово о полку Игореве» звучат по-русски? Позднейший перевод? Но форма стиха и характер напевности этого не подтверждают. Даже если в былинах и в «Слове» «ять» произносить не как «е», а как «i», что характерно для современной мовы, украинский язык и ретроспективно не зазвучит. Кстати, новгородцы говорят не «хлеб», а «хлиб», однако украинцами себя не считают. Замена звука «е» на «и» в некоторых областях Греции не мешает эллинам считать себя единым народом.

Наконец, почему даже ближние потомки авторов героического эпоса начисто забыли былины? Ведь в XV столетии жители Киевщины, Переяславщины и Черниговщины пели уже совсем другой по форме и напевности эпос казацких дум о борьбе с татарами, турками и поляками.

На эти вопросы нетрудно найти ответ, если прислушаться к тем историкам, которые утверждают, что при распаде Золотой Орды на плодородные и к тому времени практически безлюдные пространства Подолии и Поднепровья из перенаселенных земель Великого княжества Литовского и Королевства Польского - из Червоной, Черной, Белой, Карпатской, Лемковской, Пряшевской Руси, из Буковины и Волыни - хлынули потоки переселенцев. Смешавшись с остатками местного населения, они создали новый язык (белохорватско-польско-русскую речь), еще не звучавший в старинных границах Киевской Руси. Потомком этого языка и является современная украинская мова. У той «мешанины людей» (воспользуемся выражением А. Лотоцкого) не было общей исторической памяти. Поэтому героическая хроника, эпос, военная традиция у новообразованного этноса начались с казаков. Но еще не одно столетие западная и южная Русь посылала своих лучших сыновей туда, где, по словам Л. Гумилева, происходил «взрыв энергии, страсти, творчества и даже безрассудства, ведущий к гибели людей, но и одновременно и к победе их идеалов». Одной из наиболее ярких личностей того периода является Дмитрий из Бобрки, что под Львовом. Истинный рыцарь, которым по праву может гордиться Галицкая земля, опытный политик, талантливый полководец, он, задыхаясь на душных задворках Королевства Польского, дальновидно направил боевого коня туда, где решалась судьба всего восточного славянства. Там, за Окой, ждали его дружба с доблестным внуком Калиты, женитьба на великокняжеской сестре, заслуженные титулы Первого боярина московского, Лучшего из воевод, «мужа, славного доблестью и разумом», пожалования за победы над ордынцами и Литвой и, главное, солнце Поля Куликова, откуда пошло Государство Российское.

Думая о Дмитрии Боброке, я мысленно ставлю его рядом с «отаманами», «командантами» и рядовыми «лыцарями», которые полегли неизвестно за что на Макивке и других высотах Галиции в первую мировую войну. Выбор победителя Мамая оказался верен. В конечном счете не Речь Посполитая, не Великое княжество Литовское, не Австро-Венгрия, а Русь Московская, Русское царство, Российская Империя собрала воедино все земли Киевского государства, а в конце XX века не пошла против приговора времени.

Возвышению Москвы немало способствовали также иерархи Православной церкви. В 1299 году переходит из Киева во Владимир митрополит Максим. Вскоре св. Петр переносит митрополичью кафедру из Киева в Москву. Долго после того, как закатилась звезда древней столицы Руси, митрополиты московские именовались митрополитами Киевскими и Всея Руси. А свет этой звезды не померк и по сей день. В. Ключевский заметил, что даже в самых темных глубинах русского народа сохранилось теплое сыновье чувство к «Отцу городов русских».

 

VII. Великое произрастает из малого

 

Москалям мало было присвоить чужое имя - Русь, искалечив его переделками типа «Россия», «русский» (с двумя «с»!). Эти «грабiжники»-варвары обозвали ограбленных малороссами, а их историческую наддержаву («колиску европейськоi цiвiлiзацii») Малой Россией, Малороссией.

Прежде чем становиться в позу оскорбленного, следует посмотреть, как там, у других народов, насчет малого и великого (в смысле большого).

Греки, например, у себя различали малую (центральную) часть страны и большую - позднейшие приобретения. Так, собственно Эллада, - Малая Греция, колонизированное побережье Аппенинского полуострова - Великая Греция. Мы знаем Малую Азию, где тысячелетиями вершились великие дела не только большой Азии, но и всего Старого Света; Малую Польшу. Аналогично Малая Русь - центр, колыбель русского народа, начало всех его начал.

В статье «Русское и великорусское» Н. Ульянов пишет: «Пока татары не разрушили Киевского государства, вся его территория значилась в Константинополе под словом «Русь» или «Россиа». Но вот разоренное татарами государство начало становиться легкой добычей чужеземных государей... Раньше всех была захвачена Галиция. Тогда в Константинополе установилась практика именовать эту территорию Малой Русью или Малой Россией. Термин этот... сочинен не русскими. В политическом смысле стал он употребляться впервые не в московских, а в украинских пределах. В XIV веке галицкий князь Юрий II именовал себя «князем всей Малой Руси» (dux totius Rutenia minorum). Сам Киев, пока его не захватили литовцы, относился к «Великой» Руси, но с 1362 года становится «Малой Русью». Таким образом, «Великая Россия» относилась ко всем северо-восточным землям, не попавшим под власть иноверных государей... На итальянской карте 1436 года вся северо-восточная Русь обозначена как «Imperio Rosi Magno».

В Москве этот термин впервые появился более чем через сто лет. Народ же вплоть до XX века там и здесь именовал себя русским (русьскi люди), а в Галиции до 50-х годов жило в сознании местных жителей самоназвание р у с и н. Даже униатскую церковь они называли русской церковью. Знаменитый венский славист академик Ягич в начале века писал следующее: «В Галиции, Буковине и Прикарпатской Руси эта терминология («Украина», «украинец» и т. д.), а равно все украинское движение является чуждым растением, извне занесенным продуктом подражания». М. Грушевский вынужден признать на страницах своего главного труда: «Край этот... в давние времена назывался Русь, а люди - русины; так до сих пор называют себя наши люди в Галичине и Прикарпатской Руси - русины, руснаки».

Потребовались десятилетия приглушения и уничтожения на местах всего самобытного ради гибельного для общемировой культуры слияния наций и народностей, чтобы нашла массового потребителя «очевидная ложь о тысячелетней истории Украинского государства, созданного древнейшим украинским народом» (Свободное слово Карпатской Руси, № 7-8, 1971). Им в период тотального обнищания, падения общего культурного уровня и нравов, длительной регламентации всей общественной жизни, а затем в условиях неожиданно обретенной «свободы», смахивающей на обыкновенную анархию, стали все оскорбленные системой и разочарованные в ней: замороченное простонародье и люмпен-интеллигенция. Найти виновника всех бед, «исконного» врага оказалось просто. Русский, москаль! А с ним виноваты и вся история Московии, ее культура, могучий (а значит, «iмперський») русский язык. Убрать его как можно быстрее из государственных учреждений из украинских школ, из библиотек! Наступление на русскую общеобразовательную школу в Поднепровье, Нововроссии, Крыму, Галиции, ликвидация русских культурных учреждений, вопреки всем декларациям, изгнание со сцен русского репертуара, официальные отказы в поддержке того, что удается сохранить энтузиастам, игнорирование воли и чаяний русского якобы меньшинства, но на самом деле большинства, — вот призрак Четвертого Рима. Запретители русского языка в украинской школе дают миру немыслимый пример невежества. Ведь целый народ пытаются лишить уже освоенного знания, который ведет в мир науки, литературы и искусства; тот мир, который мы, восточные славяне, создавали общими усилиями.

 

VIII. Вместе и врозь

 

Уже ко времени распада Киевского государства при наличии в огромной стране областных говоров и диалектов был выработан общерусский письменный язык, на котором создавались историография, поэзия, беллетристика, велось делопроизводство; на нем изъяснялись священнослужители, знать, дружинники, купечество, потомственные грамотные горожане. На этот язык в значительной степени повлияла церковная литература, завозимая из Болгарии; он постоянно обогащался греческими, латинскими, иранскими, арабскими и тюркскими словами, переиначиваемыми на славянский лад. Чтобы представить себе, как звучала эта речь, прочитайте вслух договор Олега с греками, начальные летописи, «Русскую правду», «Слово», другие литературные произведения киевской эпохи, в частности послания митрополита Иллариона. Чуткое ухо улавливает в этой умолкнувшей речи сходство с современным белорусским языком, северорусскими диалектами, с языком Ломоносова или Карамзина, но никак не с украинской мовой. В. Ключевский утверждает, что киевлянину, новгородцу и жителю Суздаля Х-ХII веков понятней всего была бы речь насельников некоторых глухих углов Псковщины конца XIX столетия.

Эволюционируя, общерусский язык грамотного люда киевской эпохи удержался до реформ Петра I в двух близких вариантах: малоросском и великоросском. На первом, теплом и цветистом, испытавшем на себе сильное польское и латинское влияние, писали и говорили ученые монахи Е. Славинецкий и А. Сатановский, И. Вишенский, Иван Федоров во львовский период своей деятельности. Сухой приказный язык Москвы демонстрировал неисчислимые потенциальные возможности в устах князя Курбского и его грозного оппонента.

Сближение этих родственных речевых ветвей, стихийно начатое московско-львовским первопечатником, усилилось с приглашением царем Алексеем Михайловичем киевских ученых монахов к исправлению церковных книг, что вылилось в глубокую языковую реформу - в упорядочение письменности. Главную роль сыграл в ней белорус Симеон Полоцкий - поэт, драматург, ученый и богослов, организатор кремлевской типографии. С 1618 года дети из киевских, московских и минских семей учатся по единой грамматике полоцкого архиепископа М. Смотрицкого.

«Для развития русской литературной речи, - пишет профессор Яворский. - малоросс Сковорода сделал не меньше великоросса Ломоносова». За ними следуют поэты - Богданович, Капнист, Гнедич, вписавшие вместе с Державиным, Херасковым, Карамзиным новую страницу в русскую литературу. И так вплоть до Пушкина и Гоголя. В итоге получился, по словам Проспера Мериме, «самый богатый из языков Европы. Он создан для выражения наитончайших оттенков. Одаренный удивительной силой и сжатостью, которая соединяется с ясностью, он сочетает в одном слове несколько мыслей, которые в другом языке потребовали бы целой фразы».

И великую литературу, написанную на этом языке, давний предшественник нынешних львовских чиновников от образования, некто Вартовый, назвал «шматом гнилой колбасы» и потребовал полной изоляции Украины от русской культуры: «Каждый, кто принесет хоть чуточку омоскаления в наш народ (словом из уст или книжкой), наносит ему вред, так как отвращает от национальной почвы». Пример того, как можно, не тратя усилий на взлет, попытаться стать «выше всех на десять голов».

Одновременно с процессом создания общерусского письменного и разговорного литературного языка медленно эволюционировали в сложных взаимосвязях между собой и с общей литературной речью, все более расходясь с ней, областные диалекты народных языков Великороссии, Белой Руси и Украины. Отдельными писателями издавна делались попытки создания «письменств» на основе простонародной речи того или иного региона.Еще в XI веке новгородский епископ Лука Жидята говорил и писал языком, понятным жителям посадов и сел этого региона.

Из южных последователей епископа известен киев-ский монах Оксенич-Старушевич, живший 600 лет спустя. Л. Успенский в «Слове о словах» (МГ, 1960) приводит ответ деревенского подростка из псковской глубинки на вопрос «где твои родители»: «Да батька уже помешался, так ён на будворице орёт, а матка тая шум с избы паше». На русском литературном это значит: «Отец закончил вторую вспашку поля и теперь поднимет огород возле избы, а мать – та выметыет сор из дому».Без переводчика здесь не обойтись. Представим себе, что на Псковщине зародилось бы лет сто назад сепаратистское движение и одним из столпов местной самостийности был бы объявлен местный диалект. Тогда на сегодняшний день мы имели бы ещё один литературный язык, столь ещё более отличный от общерусского, чем мова, чаще всего понятная русскому человеку без перевода.

Именно на Украине, где бунтарская казацкая традиция питала сепаратистские настроения при забвении или искажении духовных ценностей Киевской Руси, простонародная мова стала благодатной почвой для создания малороссийского литературного языка. Появились блестящие его архитекторы — Котляревский с «Энеидой», Квитка-Основьяненко, Тарас Шевченко, Гулак-Артемовский, Марко Вовчок. Сначала литературные курьезы. Потом экзотика. Но путь был проложен. Наиболее дальновидных просветителей украинского народа смущали лихорадочные темпы сочинительства новых слов и оборотов, непонятных простому народу, превращения малоросской литературы в «мужицкую», как заметил Костомаров. И сегодня украинская литература, занявшая, благодаря целой плеяде талантливых писателей, достойное место в ряду литератур народов мира, грешит языковой искусственностью, замеченной даже у таких мастеров, как П. Загребельный.

Немного можно назвать судьбоносных событий в жизни Государства Российского, которые совершались бы без участия Малороссии, украинцев. Свидетельства тому в истории политической, искусств, литературы, науки. Русская историография с достоинством фиксирует все, что создано в многонациональной державе нерусским гением. Самостийники же пытаются писать сугубо самостийную историю. Получается книга с вырванными листами. А на оставшихся - подтертые и вымаранные строки, позднейшие сомнительные вставки. Последователи Грушевского обходят темы добровольного патриотического, более того, верноподданного участия украинцев в государственном и культурном строительстве общего дома.

До того как Петр Великий «прорубил окно» в Европу, Украина долгое время была для Москвы «открытой форточкой» на Запад, в просвещенные страны. Свежие западные ветры, поднятые Возрождением и Реформацией, культурный и промышленный прогресс, в плодах которого так нуждалась Россия, несли в глазах могучих сил старины страшный грех «латинства». С другой стороны, в просвещенной московской среде крепло убеждение, что преодолеть последствия Смуты и польской интервенции, сбросить путы изоляционизма, наложенные ревнителями «истинной веры» и соавторами идеи «Третьего Рима», можно только с помощью «латинского» Запада. Бдительность московских консерваторов ослаблялась лишь тем, что ручейки латинской культуры и прикладной науки текли через родственную православную Украину-Малороссию.

 

IX. «Увесь народ с охотой тое учинил»

 

Точнее, ручейки «латинской» культуры текли через Западную Русь, ибо в ту эпоху и в польско-литовской, и в московской Руси различий между украинцами и белорусами не делалось, а вклад последних в общерусское просвещение был равновелик тому вкладу, который внесли малороссы. Вспомним хотя бы Ф.Скорину, С. Полоцкого, М. Смотрицкого.

Но поскольку на Украине, как нигде в православном мире, высоко были поставлены книгопечатанье и школьное дело, а Могилянская академия была чуть ли не единственным поставщиком просветителей в те края, где писали кириллицей и читали на кириллице, европейская культура вливалась в Россию в «украинской редакции». (Трубецкой Н. С. К украинской проблеме. Евразийский временник. Кн. 5. Париж, 1927). Царь и высшее духовенство принимали ее как наименьшее и необходимое еретическое и латинопольское зло. Кульминацией евро-украинского культурного влияния на допетровскую Россию стала реформа Никона - «исправление» богослужебных книг. В остальных областях культуры больших изменений не произошло, хотя в 1687 году в Москве по образцу Могилянской была основана Славяно-греко-латинская академия. Однако обе академии к концу века стали схоластической западней для ума, жаждущего европейской образованности. Вспомним Ломоносова.

Иначе и быть не могло. Культура Малороссии в век Михаила и Алексея Романовых превосходила великорусскую. Тем не менее, надо трезво смотреть на первую, на ее место в Европе.

Украина являлась королевским захолустьем. Статус даже Киева и Львова выше провинциального не поднимался. Польша в свою очередь была задворками романо-германской Европы. Больше чем церковно-приходского образования Киев Москве дать не мог. Нации, «поднятой на дыбы» «железной рукой» Петра, требовались учителя из Амстердама, Лондона и Вены, чтобы влиться в общеевропейскую семью. Такие учителя нашлись не только для великороссов. Не менее нуждались в них и сами украинцы, уже исчерпавшие и польскую, и свою, ополяченную, школы. Только в новую школу к новым учителям теперь приходилось ездить не в Краков и Варшаву, а в Санкт-Петербург и Москву, позднее - в Казань и Одессу, в Киев и Харьков, даже в Сибирь. Туда потянулись лучшие умы со всех концов империи, безотносительно, какого они происхождения. Но там господствовала великорусская деловая и разговорная речь, которая под влиянием литературного церковнославянского языка и старорусско-польского жаргона высших классов Малой и Белой Руси стала литературным и разговорно-деловым языком всех образованных людей империи. Русификация в этом процессе до второй половины XIX века играла ничтожную роль.

Чем же Россия соблазнила Украину, сделав ее союзницей, а затем и верной наперсницей своих глобальных устремлений, ту Украину, которая до Богдана Хмельницкого уже вкусила европейской цивилизованности и накопила силы для освобождения от власти Речи Посполитой?

Если говорить о простом народе, то еще сто лет тому назад, до распространения грамотности и через нее идей украинского сепаратизма, обладающего прелестью новизны, ни селянин, ни ремесленник, ни мещанин не осознавали себя представителями самостоятельной украинской нации. Все считали и называли себя русскими (русьскими, русинами, руснаками). Объединяли язык (речь, мова), сильнее этого - православная вера. Даже греко-католическая конфессия была р у с ь с к а. Столетиями общим врагом был не поляк, татарин или швед, а католик, басурманин, лютеранин. В этом русском православном мире в сознании простого человека, не лукавого и не лжемудрствующего, защитить родную церковь, право на дедовские обычаи могла только независимая Москва, чья гордыня и жестокость вызывали уважение. В допетровские времена малоимущим бесправным селянам и горожанам в кровавой и огненной атмосфере феодальных раздоров и войн с соседями, опустошительных набегов татар тяжелая рука Москвы казалась отцовской: накажет, но и убережет. В общественном сознании царь стоял неизмеримо выше короля, зависимого от многомятежного хотения шляхты; хана и султана - властелинов земного ада. Централизация тогда еще не превратилась в свою противоположность. Она была прогрессивной, ибо обеспечивала народу стабильность существования. Москва же по сравнению с Парижем, Лондоном, Мадридом, столицами других европейских государств была неоспоримым лидером государственной централизации, вызываемой объективными причинами исторического развития. Вот эта абсолютная власть единокровного московского государя, обещавшая (призрачно или реально) стабильность в повседневной жизни, защиту от многочисленных врагов, неприкосновенность православной церкви, стала наибольшим соблазном для подавляющего большинства жителей Поднепровья, Подолии и Волыни. Еще до Богдана начался стихийный исход украинского населения из Польского государства во владения Государя Всея Руси. Так заселялись сегодняшние Харьковщина, Сумщина, земли южнее Воронежа, Курска и Белгорода. Известная украинская патриотка А.Ефименко при всех своих антипатиях к самодержавию призналась, что союз Малороссии с Россией в первую очередь возник в силу тяготения к нему народных масс. Именно «чернь», как называла казачья аристократия простолюдинов, высказалась на Тарнопольской раде в 1653 году в пользу «царя восточного». Всенародный характер выбора в пользу России подчеркнул в своей летописи Самовидец: «По усией Украине увесь народ с охотой тое учинил». После Переяславской рады метания казацких вождей, их частые измены новому сюзерену истощили терпение «черни». Черная рада в 1663 году высказалась за верность Богданову выбору, видя в нем залог покоя. Между 1653 - 1709 годами Украина в составе царства была достаточно сильной, чтобы выйти из-под высокой руки государя московского. Что и делала неоднократно. И всякий раз возвращалась, пока обращение малороссийских мещан «править ими по всей его государевой воле» не дали в руки монарха юридического права приравнять новых подданных ко всему населению державы.

Казачеству также не была чужда идея государственности, но соблазняли в ней не стабильность существования, не покой и надежная защита от внешнего врага, а нечто более лакомое, чем поманила в свое время Польша, введя «реестр» - ограниченный список привилегированной вольницы. От реестрового казака-«лыцаря» до шляхтича, казалось, один шаг: «Мы убеждены, что дождемся когда-нибудь того счастливого времени, когда получим исправление наших прав рыцарских, и ревностно просим, чтобы сейм изволил доложить королю, чтобы нам были дарованы те вольности, которые принадлежат людям рыцарским», - обратились к сейму делегаты реестрового войска в 1632 году.

Но высокомерное польское панство отмахивалось от просьб казачьей старшины и аристократии, вынуждая последних браться за сабли. Подобным кастовым предрассудком русская знать заражена была гораздо меньше. В новом государстве кандидаты в шляхетство добились своего, правда, не сразу и не саблей.

Не проходит и ста лет после того, как выскочил из казацких шаровар первый малороссийский помещик, а он уже превосходит по богатству помещика великоросского. Новый аристократ лишен брезгливости к торговле, ростовщичеству, всем видам мелкой наживы, свойственной столбовому дворянству, так как потомки древнего киевского боярства давно превратились в поляков, забыв родной язык, потеряв историческую память. Главными же источниками обогащения нуворишей с поголубевшей кровью было злоупотребление властью, взяточничество, вымогательство и казнокрадство, в чем искусен был знаменитый Мазепа.

Только помещик - еще не родовой дворянин. Малороссийские владельцы крепостных малороссиян, как правило, не имели документов, подтверждающих их «благородное» происхождение. И вдруг сто тысяч глав семейств предъявляют Комиссии о разборе дворянских прав в Малороссии «старинные» документы с пышными родословными. Современники писали, что весь Бердычев на исходе XVIII века денно и нощно корпел над изготовлением «родословных» для потомков сечевых рубак. Так, Скоропадские, например, «ведут род» от неведомого «рефендария над тогобочной Украиной». Узаконение малоросского дворянства произошло в 80-х годах века Петра и Екатерины. «Пiдступна Катерина», как всегда, оказалась тонким знатоком вольнолюбивой казачьей души, предупредив украинскую пугачевщину и низведя фронду до шептания по углам. В среде неудовлетворённых при раздаче «лыцарских прав» и была сочинена «История Русов». Н. Ульянов заметил: «стоит разговориться с любым самостийником, как сразу обнаруживается, что багаж его национальной идеологии состоит из басен «Истории Руссов», из возмущений «проклятой Екатериной»…». Действительно, самостийничеству служит схема украинского прошлого, построенного сплошь на лжи, подделках и противоречиях с фактами и документами.

Всесословная Украина же после служила общему государству не за страх, а за совесть. Канцлер Российской Империи, граф, затем князь Безбородко, «з козачого роду», двумя руками, подталкиваемый «заможней» старшиною, подписывается под указом, подтверждающим негласно существующее крепостное право в Малороссии, фактически от мартовской 1654 года, челобитной Хмельницкого («Мы сами смотр меж себя иметь будем, и кто казак, тот будет вольность казацкую иметь, а кто пашенный крестьянин, тот будет должность обыклую его царскому величеству отдавать, как и прежде сего». «Прежде сего» было жуткое рабство у шляхты, а «обыклая должность» - барщина). К месту вспомнить «вольнелюбного» Мазепу: он владел 100 тысячами селян в Малороссии и 20 тысячами в соседних з ней поветах России; при каждом случае выпрашивал для себя у царя Петра сельцо-другое. Очевидно, разница между польской панщиной и новой была не в пользу первой, ибо в империи всеобщего крестьянского восстания в Малороссии не повторилось, ничего, подобного пугачёвщине она не пережила. Рекрут из крепостных Полтавщины пойдет на смерть за ту империю столь же бесстрашно, как и новобранец из-под Калуги. Общую родину прославят на всех поприщах человеческих дел и духа выходцы с юго-запада генералы Раевский, Котляревский и Кондратенко, художник Левицкий и композитор Бортнянский, писатели Гнедич, Гоголь, Короленко, ученые Миклухо-Маклай, Потебня и Вернадский. Восемьдесят тысяч солдат, поставленных под ружье Малороссии, примут участие в изгнании Наполеона из России (сейчас дети на «свободной» Украине учат по свободным от здравого смысла учебникам тему «Преследование французов украинскими полками»); сотни тысяч украинцев будут служить ей министрами, чиновниками, педагогами, жандармами, тюремными надзирателями. Трудно поверить, что вся эта масса действовала столь исполнительно и ретиво из-под палки. Лорд Керзон, враг всего русского, вынужден был признать: «Россия обладает замечательным даром добиваться верности и даже дружбы тех, кого она подчинила силой. Русский братается в полном смысле слова. Он совершенно свободен от того преднамеренного вида превосходства и мрачного высокомерия, который в большей степени воспламеняет злобу, чем сама жестокость». Во времена, когда дворянство было правящим классом, только треть его была из великороссов, остальные — выходцы, в основном, из малороссийских, польских и татарских родов. В таком же соотношении оказалась и разночинная интеллигенция. И те, и другие, и третьи имели абсолютно одинаковые права или были одинаково бесправны. Простым же людям независимо от национальности также был уготован равный удел подневольных тружеников. Все подданные империи (потом СССР) с одинаковым рвением или с одинаковой ленцой строили общий дом. Когда он рухнул, стали искать крайнего. Им оказался русский - по паспорту. Ибо мало кто помнит свое происхождение. Добро бы только так. Но виноватым ретивые сепаратисты объявили и русскую культуру. И русский язык

 

X. Язык твой - враг мой

 

Самым страшным агрессором-русификатором в воспаленном мозгу воителей за самостийную культуру является не тот, кто держит в руке кисть, резец или смычок, а тот, кто вооружен словом.

Русское слово выброшено из учебных программ общеобразовательной школы в трех областях Украины на первом году самостийности, обретенной с согласия и тех граждан бывшей республики СССР, чей родной язык - русский. Эти три области - этническая территория галичан, активная часть которых, проявляя пассионарность в строительстве новой Украины, настойчиво навязывает новому государству собственную теоретическую схему моноязычной унитарной «Украiни для украiнцiв». И это в федеративной по сути стране, где Галицию и Крым, Донбасс и Волынь, Новороссию и Полтавщину можно соединить надежно лишь искусной притиркой. Что скажет наш «единый» украинский народ, если эту схему заверят в Киеве печатью Ярослава? Представьте себе Одессу, где умолкла русская речь, Херсон, Приазовье, Слободскую Украину... Немыслимое явление! Народ, освоивший один из самых распространенных языков мира, язык ООН и ЮНЕСКО, язык Пушкина и Гоголя, Менделеева и Вавилова, Чайковского и Репина, добровольно отказывается от приобретенного знания. Подобного невежества не знает человечество. Но декретом русский язык не запретишь.

Каковы же механизмы низведения его до статуса забываемого? Известная писательница, интеллигентка (казалось мне), на страницах издания с названием, пронизанным светом просвещения, призывает силовым методом сократить число газет и журналов, учебников и книг, выпускаемых на русском языке в пределах Великой Соборной; у оставшихся сократить тиражи. Одновременно обложить русские издания налогом в пользу украинских, сократить гонорары писателей, пишущих на русском языке. И этот «монстр» гуманной профессии призывает к свету юношество в многочисленных повестях и рассказах, десятилетиями пылящихся на полках книжных магазинов.

Я пытаюсь понять мотивы, заставляющие политиков и деятелей культуры исполнять «пляску смерти» над чужим словом. Не месть ли движет ими за притеснение украинского слова, как нас почти убедили, уваровыми и валуевыми, их последователями в СССР?

На этот вопрос лучше всего ответил Н. Ульянов: «Русское столичное общество... любило их (произведения на украинском языке), как интересное культурное явление. Центрами новой украинской словесности в XIX веке были не столько Киев и Полтава, сколько Петербург и Москва. Первый Сборник старинных малороссийских песен... издан в 1812 году в Петербурге. Первая «Грамматика малороссийского наречия», составленная великороссом А.Павловским, вышла там же в 1818 году. «Малороссийские песни», собранные Максимовичем, напечатаны в Москве в 1827 году. В 1834 году там же вышло второе их издание. В Петербурге печатались Котляревский, Гребинка, Шевченко... «Здесь всех так занимает все малороссийское, - пишет Гоголь матери, - что я постараюсь попробовать поставить их на театре». В Петербурге поэтов, писавших по-украински, пригревали, печатали, выводили в люди и создавали им популярность. Личная и литературная судьба Шевченко - лучший тому пример. «Пока польское восстание не встревожило умов и сердец на Руси, - писал Костомаров, - идея двух русских народностей не представлялась в зловещем виде, и стремление к развитию малороссийского языка и литературы не только никого не пугало призраком разложения государства, но и самими великороссами принималось с братской любовью». Именно призраком разложения государства в 1863 году был напуган министр внутренних дел П. Валуев, выборочно и временно запретив печатать литературу на «малороссийском языке», чем, несомненно, нанес ощутимый вред русско-украинскому единству и сыграл на руку сепаратистам. Через тридцать лет последовал новый, более жесткий указ, усугубивший проблему. Но насколько эффективны были эти указы? И как ответила на них просвещенная общественность России?

Министр просвещения А.Головин открыто возражал против валуевского запрета. В крупных, сплошь русифицированных городах империи последовали протесты и демонстрации. Под носом у властей, в обход цензуры, продолжали выходить из печати книги и брошюры на украинском языке. В разгар «реакции» театр Кропивницкого блистательно гастролировал в Москве и Петербурге, покорив самого Александра III, который пригласил труппу в Царское Село. Ограничения печатанья украинской литературы фактически никогда не соблюдались и никому, кроме царизма, вреда не принесли. Но «борцы за волю», подогреваемые думами пылкого романтика Кондратия Рылеева, успели за эти 42 года вполне ощутить себя великомучениками.

Отказываясь от русского слова, изучая русскую литературу в разделе «иностранная» в средних школах с украинским языком обучения, нынешние реформаторы национальной культуры грезят о литературе, достойной нового государства. Государству же надлежит быть в ближайшие десятилетия «не хуже Франции». Вот и украинской литературе необходимо стать вровень с французской, а значит, и с русской. Да и не только ей - всей культуре. За работу, товарищи! То бишь, панове.

Еще в 1927 году князь Н. Трубецкой предвидел, какие уродливые формы может принять украинское культурное возрождение, если отдать его в руки политикам от культуры, ведущим отбор творцов не по качеству, а по «генетическому», расовому признаку. Мысли ученого настолько актуальны сегодня, что стоит пересказать их.

Успешно конкурировать с общерусской культурой в удовлетворении высших духовных запросов новая украинская культура будет не в состоянии. Всякий творец высших духовных ценностей стремится к тому, чтобы продукты его творчества стали доступны массам и были оценены возможно большим числом ценителей; а каждый настоящий ценитель стремится к тому, чтобы пользоваться продуктами творчества возможно большего числа творцов. Значит, обе стороны заинтересованы в расширении поля данной культуры. Ограничение этого поля может быть желательно только, с одной стороны, для бездарных или посредственных творцов, стремящихся охранить себя против конкуренции, а с другой - для узких и фанатичных краевых шовинистов. Такие люди будут главным образом оптировать против общерусской культуры и за вполне самостоятельную украинскую культуру. Они наложат на нее свою печать трафаретности и мракобесия. Эти люди постараются всячески стеснить или вовсе упразднить самую возможность свободного выбора между общерусской и самостоятельно украинской культурой; постараются запретить украинцам знание русского литературного языка, чтение русских книг, знакомство с русской культурой. Придется внушить всему населению Украины острую и пламенную ненависть ко всему русскому и постоянно поддерживать эту ненависть всеми средствами школы, печати, литературы, искусства, хотя бы ценой лжи, клеветы, отказа от собственного исторического прошлого и попрания собственных национальных святынь. Нетрудно понять, что такая украинская культура окажется орудием злобно-шовинистической и задорно-крикливой политики. Политикам же нужно как можно скорей создать свою украинскую культуру, все равно какую, лишь бы она не была похожа на русскую. Это поведет к подражательной работе: чем создавать заново, проще взять готовое из-за границы, только бы не из России, наскоро придумав для импортированных ценностей украинские названия. «Последние слова» европейской цивилизации будут жить бок о бок с признаками самой вопиющей провинциальной ветоши и культурной отсталости при внутренней духовной пустоте, прикрываемой крикливым самовосхвалением, кичливой рекламой, громкими фразами о национальной самобытности.

...Оглянемся же вокруг, сегодня, спустя почти 80 лет после предостережения ученого князя, и согласимся: «Процесс пошел».

 

XI. Московские обиды

 

Четвертый Рим в современной украинской редакции обещает стать самым гуманным, самым демократическим в мире государством. Залог этому прежде всего, уверяют нас, в ментальности генетического украинца - от природы мягкого, справедливого, столетиями угнетаемого «найжорстокiшим загарбником» - москалем, а значит, впитавшим через собственный хребет любовь к бесправным, сирым и убогим.

Поскольку Четвертый Рим возводится не только на развалинах Третьего, но и на его фантомном фоне, торопливым строителям жёлто-голубой державы желательно для оттеночных целей подновлять на этом фоне краски крови и пожара. И тут тоже все средства хороши.

Читателю эссе из начальных глав, в изложении А. Лотоцкого, уже известно, что смертельный удар «украинскому» Киеву нанесли «найбiльшi вороги Украiни» во главе с неукраинским князем Андреем Боголюбским. Вот подробности: «10 марта 1169 года он со своим войском напал на Киев и уничтожил его. Поубивал всех киевлян, а женщин взял в неволю. Ограбил церкви и даже забрал с собой иконы. С той поры Киев на долгие века утратил свое значение». Этот звероподобный Андрей Юрьевич вместе со своим отцом Юрием Долгоруким, вздыхает пан Антин, «дали начало московскому народу, который действительно и доныне имеет те «долгие руки» и все шарит ими по Украине». «Доныне» для автора цитируемой «Истории» - до первой мировой войны. На ней московских жестокостей не меньше. Хотя бы такие: «В начале войны... захватили русские войска почти всю Восточную Галицию... и тут начали преследовать сознательных украинцев. Некоторых выселили аж в Сибирь, между ними таких знаменитых граждан, как Митрополит Андрей Шептицкий...»

Проследим путь страдальца, арестованного за доказанные враждебные действия против России, в ссылку. Ехал он в салон-вагоне в компании личного духовника, секретаря и слуги. До Киева. Там арестанта ждала шикарная гостиница «Континенталь». Потом - частная квартира в Нижнем Новгороде с комфортом. Позднее - особняк в Курске. Такой истинно царский прием плененный митрополит оценил по-своему и, скрашивая по старой привычке свои будни шпионажем в пользу родной Австрии, потерял бдительность, за что был переселен из особняка в келью Суздальского монастыря, правда, со всеми удобствами. Постращав убежденного врага России, правительство Николая перевело его аж в Ярославль, откуда уже сердобольный демократ Керенский пригласил узника в Петроград на полный пансион.

А Сибирь? - спросите вы. Увы, вельмишановный пан Лотоцкий, за ним рецензенты и издатели его «истории», видимо, считают и Петроград, и Ярославль, и Нижний Новгород, и Суздаль городами Зауралья. Такова история с географией.

Не меньшие муки перенес от московитов другой страдалец, Грушевский. Встреченный в 1914 году русскими на австрийской территории, он, будучи подданным России, уже видел внутренним взором берега Колымы, как последовал указ направить историка на Волгу. Но и этот мирный цветущий край воюющей державы показался российской общественности слишком большим наказанием для заблудшего в прямом и переносном смысле хрониста. И тот отделался ссылкой (куда бы вы думали?)… в Москву.

Длинное московское кнутовище протянулось от князя Боголюбского до сегодняшней Украины через святая святых «окремой» украинской истории - через «козаччину». Почти по всем гетманским универсалам прослеживается минорный лейт-мотив плача от московских обид и притеснений. Казачьи вожаки с изощренной «наивностью и доверчивостью» подставляют своих людей под тяжелую руку кацапа: то угрожают москали славному Запорожью статусом некоей резервации на десять тысяч реестровых (гетман Выговский), то задумали «разорять Украину отчизну нашу милую, истребив в ней всех жителей больших и малых» (гетман Брюховецкий); то, по свидетельству Мазепы, «московская потенция уже давно имеет всезлобные намерения против нас, а в последнее время начала отбирать в свою область малороссийские города, выгонять из них озлобленных и доведенных до нищеты жителей и заселять своими войсками».

«История Русов» оттого так и полюбилась идеологам самостийничества и их благодарной аудитории, что московские зверства живописуются там талантливой рукой - ярко и убедительно. Описание захвата Батурина Меньшиковым как бы сходит с ветхозаветных страниц: в обреченном городе гибнут все поголовно - от младенцев до стариков. Тут и колесование пленников, и четвертование, и сажание на кол; пытки батогами и раскаленным железом. Эти «свидетельства» не только не подтверждаются иными документами, но, наоборот, опровергаются. Сокрушительному штурму подвергся только замок с засевшими в нём сердюками. Пленных, во главе с полковником Чечелом, Меньшиков, никем и никогда в жестокостях и зверствах не замеченный, передал на суд казачьей рады в Глухов. Н. Ульянов обращает внимание на факты, согласно которым «те из заговорщиков, вроде Данилы Апостола и Галагана, которые, побыв с Мазепой в шведском стане, вновь перебежали к Петру, - не были ни казнены, ни лишены своих урядов. Апостол впоследствии сделался гетманом. Дано было согласие сохранить жизнь и булаву самому Мазепе после того, как он дважды присылал к Петру с предложением снова перейти на его сторону да привести заодно с собой короля Карла и его генералов». Сами малороссы, сохранившие верность царю, ещё не один год с обидой писали: «…многие, которые оказались в явной измене, живут свободно, много сёл роздано людям, замешанным в мазепину измену; роздано изменничьим сродникам, попам и челядникам…». Заметьте, «много сёл роздано»! Это до введения крепостничества Екатериной II!

Перечислив примеры явной лжи и натяжек в «украинских историях», мы ни в коем случае не хотим обелить ни царей, ни вождей, ни исполнителей их воли, действовавших кто по убеждению, кто из-под палки. Жестокости были разнообразные. Только страдали от них все без исключения подданные государства. Безнравственно приписывать Москве искусственный голод на Украине в начале 30-х годов «большевистской» (по П.Тычине) эры. Да, указы изымать все зерно в «закрома родины» для вывоза за границу в обмен на оборудование шли из центра. Но изыматели были свои, местные, сытые соседи умирающих от голода односельчан. Этот страшный голод как-то заслонил собой не менее страшный голод в европейской России, Казахстане и Сибири и вызванный десятилетием раньше продотрядами, шнырявшими по Поволжью. Разве мало было среди непреклонных комиссаров тех, кто отзывался на имя «Петренко» или «Иванчук»?

Любое государство - тюрьма. Многонациональное - значит «тюрьма народов». Примем за аксиому. Одиночка кажется «гуманней» переполненной камеры.

И столетия не проходит, как англичане захватили Ирландию, поголовно уничтожая пленных: вешая, рубя головы, топя в море связанных в гроздья врагов, сотнями расстреливая. И вот исчезает из употребления ирландский язык, как практически исчезли гэльский в Шотландии, валлийский в Уэльсе, а за проливом, в другой европейской стране, - провансальский и бретонский. Ни один из них уже не даст миру своего Тараса Шевченко. Поздно! Культурные расы, которые в силе, не склонны, как русские, брататься с инородцами. А своих Кармалюков, точно сипаев, спиной к орудийным стволам - и в клочья. Новых подданных европеец-завоеватель брезгует считать российским счетом, по душам, удобней по скальпам. И скальп оценить легче, чем живую душу: 50 фунтов стерлингов - скальп ребенка, 100 - воина. Нужна территория для переселенцев из Европы, перенимайте опыт Кортеса и Писарро, методы пионеров дальнего Запада, после которых остаются пустыня и редкие в ней резервации.

В русской же Сибири писцовые книги периода колонизации указывают на рост ясачного населения. Да и рост русского люда объясняется тем, что «браки русских с инородцами совершались во множестве. В результате получалось широкое и повсеместное смешение русских со всевозможными инородческими племенами» (Азиатская Россия, СПб, 1914).

Присоединению Закавказья предшествовало неоднократное спасение христианских народов этого региона вооруженною силою России от полного истребления захватчиками-мусульманами. Предвижу саркастическую усмешку: от кого тогда спасали мусульман - на том же Кавказе, в Средней Азии? От христиан?.. Да от самих себя! Здесь достаточно выпукла обратная сторона медали: ежегодные войны между местными князьками микроскопических государств и уделов, кровная месть сводили на нет прирост населения, препятствовали торговле, делали бессмысленным развитие земледелия и промышленности. Не столько оружием смиряли русские местных националистов, сколько терпимым отношением к исламу, уважением к местным законам и обычаям. В руках ханов, мулл и баев оставалось местное самоуправление, и все - от верха до низа - оценили выгоды мира, когда вдруг оживилась торговля, по дорогам беспрепятственно двинулись караваны и толпы богомольцев, а простому дехканину стало выгодно выращивать излишки на своем трудном поле. Русский чиновник и офицер получали из казны полтора оклада, если овладевали речью местного населения. Неполной стрелковой дивизии хватало, чтобы держать в повиновении обширный край между Каспием и Тянь-Шанем, да еще строить солдатскими руками тысячеверстную железную дорогу. И только когда был разрушен устанавливавшийся веками мир тюркоязычного жителя пустынь и оазисов, когда были поруганы его святыни, обобществлены земля и вода, началось басмачество.

В начале 90-х годов мы стали свидетелями превращения классической марксистской спирали в круг: мир царских и советских окраин возвращался к своему феодальному состоянию. Своевольные и всесильные князьки, ханы и баи, еще вчера носившие «под сердцем» партбилеты, начали кровавые тусовки под благородными лозунгами самоопределения. В других республиках, слава Богу, обошлось без крови, но ведь насилие над душой не менее болезненно для жертвы. За всеми демократическими схемами «возрождаемых» государств заманчивым призраком стоит ругаемая на всех языках Империя. Ведь как ни брани имперское мышление, почетно, согласитесь, повелевать судьбами гагаузов, русских и украинцев на левом берегу Днестра, славян в Нарве, русских в Крыму; абхазов и осетин в Грузии, подкарпатских русинов незалежной Украины. Известный дипломат В. Лукин с мрачной иронией заметил: «Уж если кто сейчас и является империями, так это те республики, которые отхватили российские территории только на том основании, что административные границы были нарезаны совершенно произвольно. Поэтому-то они сегодня вопят, что Россия их грабит, напоминая детину, который зарезал отца и мать и требует от суда снисхождения на том основании, что остался круглым сиротой» (Литературная газета, № 47, 1992).

Успехи русских на исторической арене примитивно объяснять коварством и жестокостью, насилием и неразборчивостью в средствах.

Русские последовательно и упорно создавали государство не великорусское, а российское, привлекая к созиданию инородцев надежностью общего дома, где одинаково вольно или стесненно чувствовали себя и «чистокровный» славянин Ломоносов, и «потомок негров безобразных» Пушкин, и малоросс с польской кровью Гоголь, и немец Кюхельбекер, и наследник грузинских царей Багратион, и казах Валиханов, и молдаванин Кантемир; разноплеменные охотники севера и землепашцы юга, кочевники азиатских степей и рыбаки Балтики. Русское оружие, чаще всего не столь совершенное, нежели оружие исторических соперников России, оказывалось сильнее, благодаря встречному движению многих народов, ищущих покровителя перед угрозой тотального истребления или потери национальной самобытности. Но главным «оружием» становилось мирное русское слово, шлифуемое мастерами, поставляемыми общерусской литературе разными племенами и народами многонационального государства.

Кто из нас, постигший мир Толстого, Достоевского и Чехова, добровольно откажется от умения читать этих творцов в подлиннике? Только коллективное безумие, вызванное шаманской пляской политиков от культуры и образования, способно отвратить миллионные этносы от одного из прекраснейших творений человеческого гения - от русской литературной речи. Доктор Яворский заметил в уже цитированной статье: «Подлинное величие народа проявляется в том, что даже после самого глубокого падения он находит в себе силы подняться».

Именно в этом проявилось главное величие русского народа, в этом свойстве он привлекателен для тех, кто теряет веру в себя под ударами исторической судьбы.

Не многих мыслящих россиян поманил мираж Третьего Рима. Большинство внуков Калиты приняли заманчивую доктрину Филофея трезво. Им достаточно было Первой Москвы.

 

XII. (Кон)Федерация Русь

 

Еще раз вернемся к доктору Яворскому: «В свете общерусской истории идеология украинских сепаратистов является проявлением черной неблагодарности по отношению к единокровным великоросским братьям, поставившим после татарского разгрома Киевской Руси своей жизненной целью собрать воедино всех русских людей, отвоевать все русские земли и восстановить свободное и достойное существование всего русского народа. Не считаясь ни с какими трудностями и жертвами, с железной твердостью и упорством они осуществили эту цель с полным успехом».

Сегодня «все русские люди», видимо, воедино жить не хотят. Что ж, такова воля истории, и никто не сможет достоверно сказать, в какую сторону ее колесо крутится правильно. 1 декабря 1991 года население Украины высказалось на референдуме за самостоятельность, правда, понимая её как истинную автономию в некоем содружестве суверенных держав. Не вижу в этом трагедии: «колесо» ведь и дальше крутится... Россиянину, не равнодушному к славе предков, даже с «уходом» Крыма в иное государство можно было бы как-то смириться, будучи уверенным, что то государство, как было родным нам, так и останется. Не туркам же отдали! Но вот, похоже, взрастает у новой России под боком недружественный, задиристый сосед, возбуждающий себя посулами Запада стать на защиту «молодой демократии», если Россия не уймётся в якобы неизбывной имперской тоске вернуть себе былое влияние на постсоветском пространстве. Неумолимо приближается время, когда мы спустим (представить только!) в Севастополе Андреевский флаг, под которым наша страна двести лет назад выплыла в Черное море. Как не возмущаться, когда с улиц городов Украины исчезают имена Ушакова и Суворова. Это их ратными трудами, кровью и потом их предшественников и последователей Украина «вернула» себе 80 процентов территории Киевской Руси и территорий, никогда Киеву не принадлежавших - Дикого Поля и Таврии.

Негодование вызывают «властители дум» новой (унитарной, заметьте) Украины, которая на деле, и по составу населения, и по территории, изначально федеративна. Вот один из проводников в светлое будущее, знакомьтесь: Степан Хмара, долгое время депутат Верховной Рады. Вслух и печатно мечтает загнать Россию в границы царства Ивана III. Без морей, без Сибири, без Волги. Как «найбiльшого ворога Украiни».

Оказывается, если верить «хмарам», получив от «недальновидного Богдана» Украину в весьма скромных границах Белоцерковского договора (около 120 тыс. кв км из 604 тыс. на 1 декабря 1991 года), Московия без передыху ее завоевывала. Сначала в войнах с Польшей и Турцией, потом с Австрией и вновь с Польшей, наконец с фашистской Германией.

А где же войны с Украиной? - спросите вы. Да, в 1917-1920 годах потасовки на её территории были в общей гражданской заварухе. Но какой была в то время Украина, каковы были ее правители и что думал о них народ, нам уже сказал В. Винниченко в одной из предыдущих глав.

«Все национальные сепаратизмы всегда противоречат исторической правде, - пишет доктор Яворский, - но, чтобы обосновать свои исторические теории, даже только для оправдания своих личных взглядов, сепаратисты должны неизбежно унижаться до фальсификации подлинной истории».

Девятый вал лжи под названием «История Украины» захлестнул украинскую периодику и отдельные издания. Враг № 1 определен, пути наступления на него намечены. С неприступных стен «Четвертого Рима» простодушным волонтерам, замороченным хитроумными вождями, видятся за хутором Михайловским бескрайние леса и болота, где должны окончательно исчезнуть с мировой арены злейшие враги нового народа-мессии.

Среди призраков, возводящих бастионы-миражи «наддержавы», видим одинокие фигуры истинных патриотов славного края тысячелетней Руси, в руках которых, верится мне, будущее Украины. Вот один из них - Роман Шпорлюк, профессор Гарвардского университета, заведующий кафедрой им. М. Грушевского при Институте украиноведения, видный идеолог самостийничества. Он смело говорит, не замечая рядом с собой витовичей и хмар:

«1 декабря 1991 года миллионы людей, которые считают русский язык родным, проголосовали за независимость Украины. Исходя из этого, граждане, для которых украинский язык - родной, получили определенные политические и моральные обязательства перед ними. Если мы не будем с этим считаться и станем делить население на «основное» и «национальные меньшинства», то очень скоро столкнемся с перспективой территориального и этнического распада Украины... Множество граждан этого государства не являются в традиционном понятии украинцами... Русская речь - природная речь для миллионов людей, живущих на Украине. Таким образом, строя государство, необходимо принимать во внимание факт, что народ Украины, по сути, двуязычен, что русский язык имеет будущее на Украине. ... И если Украинское государство хочет завоевать и сохранить лояльность своих русскоязычных граждан, оно должно привязать их к Украине. Пусть на Украине будут лучшие русские театры, университеты, школы. Наилегчайший способ уничтожить Украину - это начать украинизировать неукраинцев... Наибольшей опасностью для независимой Украины являются языковые фанаты. Украинский язык должен быть в Крыму, и на Донбассе, и в Одессе, но его естественный приход туда - процесс, который требует смены поколений. Если же вы хотите иметь пятилетний план украинизации, вы разрушите Украину. Основной мой тезис таков: нам необходимо отбросить мысль, что украинец узнается по тому, насколько он владеет украинским языком или склонен к украинской культуре. Сейчас украинца необходимо оценивать по тому, насколько он является хорошим гражданином Украины...» (Post-Поступ, № 27, Львов, 1992).

Но, кажется, один из немногих трезвомыслящих идеологов самостийничества в опале сегодня у тех, кто начал строительство новой Украины - Четвертого Рима. Строительство ведется по схеме, начертанной под галицким небом. Большие, малые и еле заметные вожди этноса, практически никогда не жившие в одном государстве с украинцами (поднестровцами и подолянами, жителями Слобожанщины и Новороссии), чуждые им своей ментальностью, порвавшие в течение шести столетий почти все связи с ополяченной и онемеченной аристократией и старой интеллигенцией, с религией предков-русинов, еще вчера «иностранцы» в глазах иудейского купечества; эти вожди волной пассионарного взрыва проникли во все государственные, культурные и образовательные структуры украинизированных в XVII-XIX веках и украинизируемых сегодня земель. Новая интеллигенция (как правило, в первом поколении) поставляет государству, возникшему по попустительству Москвы, лидеров всех уровней, зараженных хуторянством и, за редким исключением, способных лишь на то, чтобы превратить Украину в громадный Соборный Хутор, как превратили уже Львов в одну огромную Клумбу - род местного Гайд-парка.

На наших глазах совершается агрессия Галиции на территорию Украины. И хотя «взрыв страсти, энергии и воли» (по Л. Гумилеву) теряет свою силу в Приазовье и Причерноморье, в городах Донбасса, даже слабый гул его производит развращающее действие на умы, ищущие выход из лжи и интеллектуального мрака.

Какое место уготовано «русскому нацменьшинству», демонстрирует Львов, в котором энергичные представители «коренного» населения оттирают «чужаков» от приглянувшихся им мест на производстве, в учреждениях науки и культуры, в собственных наших школах и, что особенно нетерпимо, от родной нам речи. Нашим соотечественникам навязывают чуждые псевдонациональные ценности, наспех придуманную символику, не освященную историей; они повсюду наталкиваются на иконографические изображения мелких и сомнительных личностей, вдруг ставших национальными героями; их истерзанный ложью слух режет новая ложь...

Нам, чьи далекие предки, возвратившись домой с Поля Куликова, начали, не считаясь с немыслимыми жертвами, строить для всех наследников Киевской Руси независимое государство, бывшее веками надеждой и гордостью всех угнетенных славян; нам всеми средствами пытаются навесить ярлык дикой, не способной к творчеству, кровожадной нации, жившей всегда за счет завоеванных народов. Нас пытаются лишить родства с отцом-Киевом. И кто? Люди, которых П. Кулиш в книге «Крашанка» (Львов, 1882 г.) назвал не способными «подняться до самоосуждения, будучи народом, систематически подавленным убожеством, народом, последним в цивилизации между славянскими народами». И если эти люди сейчас не такие, какими были сто лет назад, то за свое возрождение, за русинское самосознание, прислушаемся к Я. Головацкому, они обязаны в первую очередь русской культуре. Глубокий сон народности, писал этот просветитель, неуклонно враставшей в польскую почву, был прерван в середине XIX века местными деятелями возрождения возвращением к общерусской культуре, о чем сейчас не принято вспоминать на западе Украины.

Высоким, мирового масштаба явлением можно называть только общерусскую культуру, ибо на протяжении тысячелетия ее создавали все восточные славяне (и не славяне), входившие в состав многонациональных держав: Киевской, Московской, Петербургской, вновь Московской. Чтобы создать полноценную «чисто» великорусскую или малороссийскую, или белорусскую культуру, каждому народу надо начинать практически с нуля, с фольклора без надежды, что лет через двести - триста на мировой арене усилиями подвижников в различных сферах деятельности человеческого духа появится яркое явление.

То же и в государственном строительстве. Три братских народа (остановлюсь на такой рабочей гипотезе), населяющих Русскую равнину, освоивших колоссальные пространства Европы и Азии, чаще жили вместе, чем порознь. У нас общая история, схожие языки и традиции, обилие смешанных браков. Верхние пласты нашей культуры создавались нами сообща. Мы доведем себя до физической и духовной дистрофии, отгородившись друг от друга таможнями, колючей проволокой бессмысленных кордонов.

Разве такая уж утопия - будущее трёх народов, наследников древней Киевской державы, в федерации (если угодно, в конфедерации). Общее имя у неё есть - Русь!

Освященный историей равноправный союз России, Украины и Белоруссии будет открыт для всех, в первую очередь для наполовину русского Казахстана. Чтобы никого не обижать, столицу можно будет поставить на стыке условных, помеченных лишь памятными столбами (для любознательных) границ трёх братских стран. Единое экономическое пространство. Единая валюта. Единые стратегические силы. Периодически - совместные сессии парламентов союзных государств. Высший орган исполнительной власти - Совет Президентов. И Президент-Координатор, избираемый по очереди на определённый срок президентами стран-участниц из своего круга.

Неужели история ничему нас не научила? Неужели ради самоутверждения и самолюбования местных феодалов в каждом уделе святой для всех нас единой земли мы будем возводить по Риму? Четвертый, пятый, шестой и так до скончания веков под истошные вопли сепаратистов?

 

Русские.орг, 18.03.04; 27.03.08; 3.04.08; 10.04.08; 18.04.08