Журнал «Золотой Лев» № 147-148 - издание русской
консервативной мысли
В.А. Воропаев,
доктор филологических наук,
профессор Московского университета
Гоголь: «Нужно любить Россию»
Где-то на перепутьях европейских дорог, в 1844 году, Гоголь
писал своему другу графу Александру Петровичу Толстому, чьи душевные
устремления были направлены к монашеству: "Без любви к Богу никому не
спастись, а любви к Богу у вас нет. В монастыре ее не найдете; в монастырь идут
одни, которых уже позвал туда Сам Бог. Без воли Бога
нельзя и полюбить Его". И далее, сказав о том, что трудно полюбить того,
кого никто не видал, Гоголь замечает: "Один Христос принес и возвестил нам
тайну, что в любви к братьям получаем любовь к Богу… Идите
же в мир и приобретите прежде любовь к братьям".
"Но как полюбить братьев, как полюбить людей? –
вопрошает Гоголь. – Душа хочет любить одно прекрасное, а бедные люди так
несовершенны и так в них мало прекрасного! Как же сделать это?" И сам
отвечает: "Поблагодарите Бога прежде всего за то,
что вы русский. Для русского теперь открывается этот путь, и этот путь есть
сама Россия. Если только возлюбит русский Россию, возлюбит и все, что ни есть в
России. К этой любви нас ведет теперь Сам Бог. Без болезней
и страданий, которые в таком множестве накопились внутри ее и которых виною мы
сами, не почувствовал бы никто из нас к ней состраданья. А состраданье есть уже
начало любви".
Это письмо, названное Гоголем "Нужно любить
Россию" и включенное в книгу "Выбранные места из переписки с
друзьями", было запрещено цензурой и не печаталось при жизни автора. Оно и
сегодня, к сожалению, не так широко известно. Да и сама книга, о которой много
написано, едва ли понята в своей сути. В ней Гоголь во всеуслышание высказал
свои взгляды на веру, Церковь, царскую власть, Россию и слово писателя.
Основная идея книги видна уже в названиях глав, которые поражают обилием
национальных акцентов: "Чтения русских поэтов перед публикою",
"Несколько слов о нашей Церкви и духовенстве", "О лиризме наших
поэтов", "Нужно любить Россию", "Нужно проездиться по
России", "Чем может быть жена для мужа в простом домашнем быту, при
нынешнем порядке вещей в России", "Страхи и ужасы России",
"В чем же наконец существо русской поэзии и в чем
ее особенность". В десяти из тридцати двух глав книги национальная идея
вынесена в заглавие. Однако и в тех главах, где имя ее отсутствует в названии,
речь идет о России, а в предисловии Гоголь просит соотечественников прочитать
его книгу "несколько раз" и "всех в России" помолиться о
нем. Можно сказать, что главным содержанием "Выбранных мест…"
является Россия и ее духовная будущность.
Из всех русских писателей никто, кажется, так сильно, как
Гоголь, не обнажил язв русской души, указав и на источник их – роковую отделённость большей части общества от Церкви. Вся неправда
суетного и мелочного существования, которая гнездилась в культурной среде и
соседствовала с устремленностью к материальным благам и развлечениям, является
следствием этой убивающей душу отделённости.
Единственным условием духовного возрождения России Гоголь считал воцерковление русской жизни. "Есть примиритель всего
внутри самой земли нашей, который покуда еще не всеми видим,
– наша Церковь, – пишет он. – Уже готовится она вдруг вступить в полные права
свои и засиять светом на всю землю. В ней заключено все, что
нужно для жизни истинно русской, во всех ее отношениях, начиная от
государственного до простого семейственного, всему настрой, всему направленье,
всему законная и верная дорога" ("Просвещение"); "Владеем
сокровищем, которому цены нет, и не только не заботимся о том, чтобы это
почувствовать, но не знаем даже, где положили его" ("Несколько слов о
нашей Церкви и духовенстве").
Гоголь указал на два условия, без которых никакие благие
преобразования в России невозможны. Прежде всего, нужно любить Россию. А что
значит – любить Россию? Писатель поясняет: "Тому, кто пожелает истинно
честно служить России, нужно иметь очень много любви к ней, которая бы
поглотила уже все другие чувства, – нужно иметь много любви к человеку вообще и
сделаться истинным христианином, во всем смысле этого слова".
Не должно также ничего делать без благословения Церкви:
"По мне, безумна и мысль ввести какое-нибудь
нововведение в Россию, минуя нашу Церковь, не испросив у нее на то благословенья.
Нелепо даже и к мыслям нашим прививать какие бы то ни было европейские идеи, покуда не окрестит их
она светом Христовым" ("Просвещение").
В своей книге Гоголь выступил в роли государственного
мыслителя, стремящегося к наилучшему устройству страны, установлению
единственно правильной иерархии должностей, при которой каждый выполняет свой
долг на своем месте и тем глубже сознает свою ответственность, чем это место
выше ("Занимающему важное место"). Отсюда разнообразие адресатов писем:
от государственного деятеля до духовного пастыря, от человека искусства до
светской женщины.
Но это – только внешняя сторона дела. Гоголевская апология
России, утверждение ее мессианской роли в мире в конечном итоге опираются не на
внешние благоустройства и международный авторитет страны, не на военную мощь
(хотя и они важны), а главным образом на духовные устои национального
характера. Взгляд Гоголя на Россию – это прежде всего взгляд православного
христианина, сознающего, что все материальные богатства должны быть подчинены высшей
цели и направлены к ней.
Здесь – основная гоголевская идея и постоянный момент
соблазна для упреков писателю в великодержавном шовинизме: Гоголь будто бы
утверждает, что Россия стоит впереди других народов именно в смысле более
полного воплощения христианского идеала. Но, по Гоголю, залог будущего России –
не только в особых духовных дарах, которыми щедро наделен русский человек по
сравнению с прочими народами, а еще и в осознании им своего неустройства, своей
духовной нищеты (в евангельском смысле), и в тех огромных возможностях, которые
присущи России как сравнительно молодой христианской державе.
Эта идея ясно выражена в замечательной концовке
"Светлого Воскресенья": "Лучше ли мы других народов? Ближе ли
жизнью ко Христу, чем они? Никого мы не лучше, а жизнь еще неустроенней и
беспорядочней всех их. "Хуже мы всех прочих" – вот что мы должны
всегда говорить о себе… Мы еще растопленный металл, не отлившийся в свою
национальную форму; еще нам возможно выбросить, оттолкнуть от себя нам
неприличное и внести в себя все, что уже невозможно другим народам, получившим
форму и закалившимся в ней".
Все вопросы жизни – бытовые, общественные, государственные,
литературные – имеют для Гоголя религиозно-нравственный смысл. Признавая и
принимая существующий порядок вещей, он стремился к преобразованию общества
через преобразование человека. "Общество образуется само собою, общество
слагается из единиц, – писал он. – Надобно, чтобы каждая единица исполнила
должность свою… Нужно вспомнить человеку, что он вовсе не материальная скотина,
но высокий гражданин высокого небесного гражданства. Покуда он хоть
сколько-нибудь не будет жить жизнью небесного гражданина, до тех пор не придет
в порядок и земное гражданство".
Любовь к Отечеству, понимаемая как служение
"гражданина земли своей", пронизывает все творчество Гоголя.
Героической борьбе малороссов против чужеземцев посвящено одно из лучших
творений писателя – историческая повесть "Тарас Бульба".
С подлинно эпическим размахом создает автор яркие, могучие характеры
запорожцев. Суров и непреклонен полковник Тарас, опытный предводитель казацкого
войска. Служению Родине и "товариществу" он отдает без остатка всего
себя. Гимном русскому боевому братству звучат слова Тараса: "Нет уз святее
товарищества! Отец любит свое дитя, мать любит свое дитя, дитя любит отца и
мать; но это не то, братцы: любит и зверь свое дитя! но породниться родством по
душе, а не по крови, может один только человек. Бывали и в других землях
товарищи, но таких, как в Русской земле, не было таких товарищей".
Боевые сцены под стенами Дубно –
центральные в повести. Доблестно сражаются запорожские казаки, вызывая
восхищение даже у своих врагов. "Далеко понеслось громкое хлопанье по всем
окрестным полям и нивам, сливаясь в беспрерывный гул; дымом затянуло все поле;
а запорожцы все палили, не переводя духу: задние только заряжали да передавали
передним, наводя изумление на неприятеля, не могшего понять, как стреляли
казаки, не заряжая ружей… Сам иноземный инженер подивился такой, никогда им не
виданной тактике, сказавши тут же при всех: "Вот бравые молодцы-запорожцы!
Вот как нужно биться и другим в других землях!".
Действия казаков даны крупным планом, штрихами яркими,
заключающими в себе нередко патетическую гиперболу, характерную для
героического эпоса. Мы видим и весь ход боя, и действия отдельных бойцов с их
воинскими приемами, их наружность, оружие, одежду. Уже первые читатели
"Тараса Бульбы" увидели в повести образец
эпического стиля. Работая над книгой, Гоголь пересмотрел множество летописей и
исторических источников. Он прекрасно знал эпоху, которой посвящено его
произведение. Но важнейшим материалом, который помог писателю так живописно
передать характеры запорожцев, стали народные песни и думы. Гоголь был глубоким
знатоком и собирателем устного народного творчества. "Моя радость, жизнь
моя! песни! как я вас люблю! – писал он в 1833 году своему другу, известному
фольклористу Михаилу Максимовичу. – Что все черствые летописи, в которых я
теперь роюсь, перед этими звонкими, живыми летописями!".
Именно в песнях находил Гоголь отражение подлинной народной
жизни. "Это народная история, живая, яркая, исполненная красок, истины,
обнажающая всю жизнь народа", – писал он в статье "О малороссийских
песнях". Автор "Тараса Бульбы"
сознательно обращается к поэтике фольклора, из героических народных песен
черпает образы, краски, приемы. Так, например, он широко использует
былинно-песенный прием распространенных сравнений: "Как плавающий в небе
ястреб, давши много кругов сильными крылами, вдруг останавливается
распластанный среди воздуха на одном месте и бьет оттуда стрелой на
раскричавшегося у самой дороги самца-перепела, – так Тарасов сын, Остап,
налетел вдруг на хорунжего и сразу накинул ему на шею веревку".
Один из самых характерных приемов народной поэзии – это
троекратные повторения. В повести Гоголя в разгар битвы Тарас трижды
перекликается с казаками: "А что, паны? есть ещё порох в пороховницах? не
ослабела ли казацкая сила? не гнутся ли казаки?" И трижды слышится ему в
ответ: "Есть еще, батько, порох в пороховницах;
не ослабела еще казацкая сила, еще не гнутся казаки!".
Героям Сечи свойственна одна общая черта – их
самоотверженная преданность Родине. Сраженные в битве казаки, умирая, славят
Русскую землю. Сбываются слова Тараса: "Пусть же знают они все, что такое
значит в Русской земле товарищество. Уж если на то пошло, чтобы умирать, так
никому ж из них не доведется так умирать!". Вот пошатнулся смертельно
раненый удалой атаман Мосий Шило, наложил руку на
свою рану и сказал: "Прощайте, паны-братья, товарищи! пусть же стоит на
вечные времена православная Русская земля и будет ей вечная честь!".
Добрый казак Степан Гуска, поднятый на четырех
копьях, только и успел воскликнуть: "Пусть же пропадут все враги и ликует
вечные веки Русская земля!". Упал старый Касьян Бовдюг,
сраженный пулей в самое сердце, но, собрав последние силы, сказал: "Не
жаль расстаться с светом! дай Бог и всякому такой кончины! пусть же славится до
конца века Русская земля!".
Гоголю важно показать, что запорожцы сражаются и умирают за
православную веру. "И понеслась к вышинам Бовдюгова душа рассказать давно отшедшим
старцам, как умеют биться на Русской земле и, еще лучше того, как умеют умирать
в ней за святую веру". Вот пал, пронзенный копьем, куренной атаман Кукубенко, лучший цвет казацкого войска. Повел он вокруг
себя очами и проговорил: "Благодарю Бога, что довелось мне умереть при
глазах ваших, товарищи! пусть же после нас живут лучшие, чем мы, и красуется
вечно любимая Христом Русская земля!" Автор восхищается своим героем:
"И вылетела молодая душа. Подняли ее ангелы под руки и понесли к небесам;
хорошо будет ему там. "Садись, Кукубенко,
одесную Меня! – скажет ему Христос. – Ты не изменил товариществу, бесчестного
дела не сделал, не выдал в беде человека, хранил и сберегал Мою
Церковь"".
Читая "Тараса Бульбу",
понимаешь, что нет на свете преступления более страшного и позорного, чем измена
Родине. Младший сын Тараса, презрев священный долг, увлекся красивой полячкой и
перешел на сторону врагов Сечи. Как грозное возмездие воспринимает Андрий свою последнюю встречу с отцом. На вопрос Тараса:
"Что, сынку! Помогли тебе твои ляхи?" – Андрий
"был безответен". "Так продать? продать веру? продать
своих?" Не чувствует жалости к сыну-изменнику Тарас. Без колебания вершит
он свой суд: "Я тебя породил, я тебя и убью!" Покорно принимает Андрий приговор отца, понимая, что нет у него и не может
быть оправдания. Он не только предатель, но и богоборец, так как отрекаясь от
родины ("Кто сказал, что моя отчизна Украйна?
кто дал мне ее в отчизны?"), он отрекается от Божьего установления: только
Господь указывает каждому место его рождения, и человек должен любить данную
ему Богом Родину.
А вслед за этим попадает в плен старший сын Тараса Остап. С
риском для жизни пробирается в стан врагов отец, чтобы поддержать его в минуту
мучительной казни. Вскоре и сам Тарас мужественно погибает в огне, распятый на
дереве. В последние минуты жизни он думает не о себе, а о товарищах, о Родине.
"…Уже казаки были на челнах и гребли веслами; пули сыпались на них сверху,
но не доставали. И вспыхнули радостные очи у старого атамана. "Прощайте,
товарищи! – кричал он им сверху. – Вспоминайте меня и будущей весной прибывайте
сюда вновь да хорошенько погуляйте! Что, взяли, чертовы ляхи? думаете, есть
что-нибудь на свете, чего бы побоялся казак? Постойте же, придет время, будет
время, узнаете вы, что такое православная русская вера!".
Гоголя занимала мысль – не грешно ли христианину убивать
людей на поле брани. Среди его выписок из творений святых отцов и учителей
Церкви есть такая: "…не позволительно убивать, но убивать врагов на брани
и законно, и похвалы достойно" (Из святителя Афанасия Александрийского). А
вот выписка из современного Гоголю автора, епископа Гедеона
Полтавского: "Облекается ли кто в воинственное мужество: оно возвышенно,
когда дышит верою; ибо тогда не отчаяние, не страх, не боязнь, не ожесточение
живет в груди воина, но великодушие, поражающее врага без презрения к нему;
тогда не мщение, не злоба, но благородное сознание своих достоинств наполняет
его сердце".
В книге "Выбранные места из переписки с друзьями"
Гоголь подводит итог своим размышлениям о том, правомерно ли защищать святыню
веры силою оружия: "Чернецы Ослябя и Пересвет, с благословенья самого настоятеля, взяли в руки
меч, противный христианину…" Это было перед Куликовской битвой, когда
преподобный Сергий Радонежский, игумен земли Русской, благословил великого
князя Московского Димитрия Донского на сражение с
татарами.
В последние годы жизни Гоголь задумал написать книгу по
географии России для юношества. В набросках официального письма (июль 1850
года) одному высокому лицу он излагает свои соображения по этому поводу:
"Нам нужно живое, а не мертвое изображенье России, та существенная,
говорящая ее география, начертанная сильным, живым слогом, которая поставила бы
русского лицом к России еще в то первоначальное время его жизни, когда он
отдается во власть гувернеров-иностранцев… Книга эта составляла давно предмет
моих размышлений… В успехе ее я надеюсь не столько на свои силы, сколько на
любовь к России, слава Богу, беспрестанно во мне увеличивающуюся, на споспешество всех истинно знающих ее людей, которым дорога
ее будущая участь и воспитанье собственных детей, а пуще всего на милость и
помощь Божью, без которой ничто не совершится…".
С этим замыслом связаны и предполагаемые поездки Гоголя по
монастырям. Пантелеимон Кулиш, первый биограф
писателя, рассказывает: "Ему хотелось совершить путешествие по всей
России, от монастыря к монастырю, ездя по проселочным дорогам и останавливаясь
отдыхать у помещиков. Это ему было нужно, во-первых, для того, чтобы видеть
живописнейшие места в государстве, которые большею частию
были избираемы старинными русскими людьми для основания монастырей; во-вторых,
для того, чтобы изучить проселки Русского царства и жизнь крестьян и помещиков
во всем ее разнообразии; в-третьих, наконец, для того, чтобы написать
географическое сочинение о России самым увлекательным образом. Он хотел
написать его так, "чтоб была слышна связь человека с той почвой, на
которой он родился"".
На написание этого труда Гоголь испрашивал благословение
преподобных Оптинских старцев. Иеромонах Макарий преподал его, но предупредил сочинителя, чтобы тот
ждал препятствий: "В благом вашем намерении об издании полезной книги Бог
силен даровать вам свою помощь, когда будет на сие Его святая воля. Но, как
пишут святые отцы, что всякому святому делу или предыдет,
или последует искушение, то и вам предложится в сем
деле искус, требующий понуждения". Этого замысла писатель осуществить не
успел.
Долгое пребывание за границей не отрывало души Гоголя от
России. В сентябре 1850 года он писал дипломату и духовному писателю Александру
Стурдзе из родной Васильевки:
"Скажу вам откровенно, что мне не хочется и на три месяца оставлять
России. Ни за что бы я не выехал из Москвы, которую так люблю. Да и вообще
Россия все мне становится ближе и ближе. Кроме свойства родины, есть в ней
что-то еще выше родины, точно как бы это та земля, откуда ближе к родине
небесной".
Письмо к графу Толстому Гоголь заключает следующими
словами, как бы обращенными и к нам: "Нет, вы еще не любите Россию. А не
полюбивши России, не полюбить вам своих братьев, а не полюбивши своих братьев,
не возгореться вам любовью к Богу, а не возгоревшись любовью к Богу не спастись
вам".
Последнее десятилетие жизни Гоголя проходит под знаком все
усиливающейся тяги к иночеству. Не давая монашеских обетов целомудрия, нестяжания и послушания, он воплощал их в своем образе
жизни. "Нищенство есть блаженство, которого еще не раскусил свет. Но кого
Бог удостоил отведать его сладость и кто уже возлюбил истинно свою нищенскую
сумку, тот не продаст ее ни за какие сокровища здешнего мира". Гоголь не
имел своего дома и жил у друзей, – сегодня у одного, завтра у другого. Свою
долю имения он отказал в пользу матери и остался нищим, – помогая при этом
бедным студентам из средств, полученных за издание своих сочинений. Оставшееся
после смерти Гоголя личное его имущество состояло из нескольких десятков рублей
серебром, книг и старых вещей – а между тем созданный им фонд "на
вспоможение бедным молодым людям, занимающимся наукою и искусством",
составлял более двух с половиной тысяч рублей.
Современники не оставили никаких свидетельств о близких
отношениях Гоголя с какой-либо женщиной. О его церковном отношении к послушанию
говорит тот поразительный факт, что он по совету своего духовного отца сжег
главы незаконченного труда и практически отказался от художественного
творчества. О том, насколько труден этот шаг был для Гоголя, можно судить по
его признанию в "Авторской исповеди": "Мне, верно, потяжелей,
чем кому-либо другому, отказаться от писательства, когда это составляло
единственный предмет всех моих помышлений, когда я все прочее оставил, все
лучшие приманки жизни, и, как монах, разорвал связи со всем тем, что мило
человеку на земле, затем чтобы ни о чем другом не помышлять, кроме труда
своего".
Однако подлинный трагизм ситуации заключался в том, что
монашеский склад был только одной и, вероятно, не главной стороной гоголевской
натуры. Художническое начало преобладало в нем; кризис Гоголя – следствие
внутреннего конфликта между духовными устремлениями и писательским даром.
Умирал Гоголь с четками в руках. Перед кончиной он дважды
исповедался и причастился Святых Таин, а также соборовался. Последними его
словами, сказанными в полном сознании, были: "Как сладко умирать!"
Накануне, часу в одиннадцатом, он громко произнес: "Лестницу, поскорее,
давай лестницу!.." Подобные же слова о лестнице сказал перед смертью
святитель Тихон Задонский, один из любимых духовных писателей Гоголя, сочинения
которого он перечитывал неоднократно.
После кончины Гоголя в его бумагах были обнаружены
обращение к друзьям, наброски духовного завещания, молитвы, написанные на
отдельных листках, предсмертные записи.
Молюсь о друзьях моих. Услыши,
Господи, желанья и моленья их. Спаси их, Боже. Прости им, Боже, как и мне,
грешному, всякое согрешенье пред Тобою.
Будьте не мертвые, а живые души. Нет другой двери, кроме указанной
Иисусом Христом, и всяк прелазай иначе есть тать и
разбойник.
Помилуй меня, грешного, прости, Господи! Свяжи вновь сатану
таинственною силою неисповедимого Креста!
В завещании своем Гоголь советовал сестрам открыть в
деревне приют для бедных девиц, а по возможности и превратить его в монастырь,
и просил: "Я бы хотел, чтобы тело мое было погребено если не в церкви, то
в ограде церковной, и чтобы панихиды по мне не прекращались".
http://www.rusk.ru/st.php?idar=112639
Русская линия, 1.04.08