Журнал «Золотой Лев» № 147-148 - издание русской консервативной мысли

(www.zlev.ru)

 

А.В. Елисеев

 

Формула неотрадиционализма

Объединение идей традиции и технократии поможет миру освободиться

от диктатуры финансовой олигархии

 

 

ПРОМЫШЛЕННАЯ РЕВОЛЮЦИЯ ПРОТИВ ТОРГОВОГО СТРОЯ

 

Часто утверждают, что общество индустриального Модерна возникло в результате «великих буржуазных революций» XVI–XVIII веков (голландской, английской и французской). Дескать, приход буржуазии к власти дал простор для развития хозяйства, что и привело к индустриализации.

Однако само индустриальное общество возникло только во второй половине XIX века. Именно тогда появился крупный промышленный капитал, который мог всерьез потягаться с капиталом торговым. У пионеров индустриальной революции постоянно не хватало средств, отсюда и знаменитый «инвестиционный голод», который душил молодую европейскую промышленность. Вот почему они строили предприятия весьма скромных размеров. Так, на заводе Крупа, основанном в 1832 году, на первых порах трудилось всего-навсего восемь рабочих.

Банки мало интересовались промышленностью, хотя она и сулила большие прибыли. Тем не менее, могущественные банкиры типа Ротшильда предпочитали кредитовать крупных негоциантов и судовладельцев. А в обеспечение кредита они требовали в залог землю и другую недвижимость.

И только в середине XIX века стали возникать крупные промышленные предприятия, а также финансирующие их инвестиционные банки. Вот тогда-то промышленная революция и пошла полным ходом, в результате чего в конце позапрошлого века появились страны, где индустрия преобладала над сельским хозяйством (Англия, Франция, Германия, США, Бельгия).

Все это вызывает некоторое недоумение. Даже если брать точкой отчета Великую Французскую революцию, то между революцией индустриальной и революцией буржуазной заметен огромный зазор в 60-70 лет. А уж если отсчитывать от времен голландской и английской революций этот зазор превращается в гигантскую пропасть. Для сравнения вспомним, что большевики начали свою индустриализацию через 12 лет после прихода к власти.

Возникает такое ощущение, что творцы буржуазных революций вовсе не хотели строить общество Модерна. Они использовали Модерн как некий таран, призванный разрушить абсолютные монархии и лишить церковь монополии на духовное руководство. На месте прежнего, военно-аграрного строя предполагалось создать строй торгово-аграрный, где промышленность занимала бы периферийное положение. А вместо неограниченной монархии существовала бы монархия парламентская, контролируемая наиболее «продвинутыми» кругами аристократии. Именно эта часть аристократии, судя по всему, и стояла за всеми «буржуазными» революциями, умело используя недовольство третьего сословия в своих собственных интересах. Так, аристократы-вольнодумцы превратили масонство, бывшее изначально инициатической организацией строителей, в мощную антитрадиционную силу, сокрушавшую троны и алтари. Можно также вспомнить и о роли английского «нового дворянства» в подрыве традиционной цивилизации.

Никакой «прогресс» – технический или социальный – новым элитариям был не нужен. Они хотели создать строй, пародирующий Традицию, в котором аристократия (разумеется, «реформированная») была бы полновластной элитой, свободной от любого контроля – государственного или церковного. Ее могущество должно было основываться на торговле, на постоянном обмене между разными сегментами рынка. Что же до производства, то оно рассматривалось как нечто вспомогательное, обеспечивающее выброс на рынки какого-то количества новых товаров (намного уступающих в своей ценности земле). Не исключено, что сам мировой рынок планировалось объединить политически – хотя бы в пределах Европы. Возможно, проект Наполеона, попытавшегося создать всеевропейскую империю, как раз и ставил своей целью политическое обеспечение тогдашних глобалистских устремлений. Однако против французской гегемонии в этом очень важном деле решительно выступила Англия, у которой были собственные планы. К тому же, Наполеон рискнул напасть на Российскую империю, чем и обеспечил собственный военный разгром. С тех пор и до середины прошлого века Англия прочно взяла в свои руки общее руководство «глобализирующимся миром».

 

БАНКИРЫ НАНОСЯТ ОТВЕТНЫЙ УДАР

 

Между тем, промышленность оказалась громадной преобразующей силой, которая серьезно изменила технико-экономическое и социально-политическое лицо Европы и всего мира[1].

Она оказалась способной приносить огромные прибыли, чем и воспользовались пассионарные промышленники, быстро создавшие мощнейшее подразделение внутри буржуазии. Они же создали грандиозную армию промышленного пролетариата, что вызвало необходимость в серьезном преобразовании политического строя. Рабочие, задействованные на крупных предприятиях, стали нешуточной и организованной силой, мнение которой уже невозможно было не учитывать. В результате произошла реформа избирательного права, существенно расширившая рамки прежней, «цензовой» демократии.

Кроме того, использование сложной машинной техники потребовало достижения некоего уровня грамотности, а это не могло не повлечь и дальнейший рост политического самосознания. У рабочей армии появился свой генералитет – в лице революционно настроенной интеллигенции. Последняя воспринимала Модерн всерьез и потребовала доведения революции до своего логического конца – до обеспечения политического и социального равенства.

Иными словами, промышленная революция, в течение нескольких десятилетий, превратила Модерн из фикции в реальность, чем сорвала планы сил, выступающих за Псевдо-Традицию. Во многих странах утвердилась республиканская форма правления, наиболее полно отвечавшая потребностям «широкой демократии» (впрочем, она победила и в странах парламентской монархии). Общество стало индустриальным и технократическим, в массовом сознании утвердился рационализм, возник культ науки.

Наконец, возникло мощное социалистическое движение, обеспечившее проведение ряда важных социальных реформ. Все это сорвало планы продвинутых элитариев-аристократов, заставило их осваивать разнообразные технологии Модерна. Нужно было приложить огромные усилия для того, чтобы подчинить себе новый, индустриальный мир – и не дать ему развиваться самостоятельно. Для этого был использован банковский капитал, через который влиятельные группы мировых торговцев пытались контролировать капитал промышленный[2].

В результате возник финансовый капитал, соединивший банкиров и промышленников. Старые торгово-финансовые кланы (например, те же Ротшильды) получили мощные экономические рычаги влияния на промышленность.

Более того, они сделали попытку приспособить для этого влияния социализм, натравив промышленный пролетариат на промышленную буржуазию. Для этого было выбрано мощнейшее орудие – забастовка. Последняя была совершенно неопасна для банковского капитала. Напротив, она даже помогала устанавливать контроль над промышленниками – ведь предприятие, понесшее убытки в результате забастовок, было вынуждено обращаться в банк для кредита. И, вообще, социализм, грозящий экспроприировать собственность, представлял опасность именно для промышленников. Банкиры имели дело с ликвидным и крайне подвижным капиталом, который во время потрясений было очень легко перевести из одной страны в другую. В случае же с промышленными предприятиями все было намного сложнее.

В европейских странах неоднократно поднималось движение национальной солидарности, выступающее за классовый мир между предпринимателями и рабочими на базе национализма. Но весь позитив этих проектов был перечеркнут национальной и внешней политикой Адольфа Гитлера, основанной на шовинизме и авантюризме.

В геополитическом плане Гитлер оказался фигурой, крайне удобной для манипулирования со стороны различных центров космополитического[3] финансового капитала. Именно они сделали все для того, что стравить Германию с Россией.

Что ж, у плутократии были все основания опасаться Сталина, который взял курс на форсированную индустриализацию в условиях частичной автаркии. Он отказался привлекать в страну иностранный капитал и брать кредиты (на чем настаивал Троцкий), ограничившись закупкой оборудования и оплатой труда зарубежных специалистов. Понятно, что это никак не устраивало транснациональный капитал, который стал тушить все очаги экономической независимости в мире. Этот процесс затянулся на многие десятилетия, но все-таки окончился победой Транснационала. В конце 80-х – начале 90-х годов «Большая Россия» (СССР) была расчленена и подверглась деиндустриализации.

 

ПОСТИНДУСТРИАЛИЗМ В ДЕЙСТВИИ

 

Хотя, деиндустриализация началась и на Западе, причем даже несколько раньше – в 70-е годы. «Деиндустриализация происходит тотально, утверждает Ю. Громыко. – Уничтожаются и схлопываются целые мультисистемы высокотехнологической мыследеятельности, например, в США разваливается хвала и гордость американской промышленности General Motors. Этот процесс деиндустриализации связан с тем, что деньги не вкладываются в воспроизводство инженерно-технической и социальной инфраструктуры. Основным механизмом получения прибыли является спекуляция ценными бумагами в hedge funds. Третичная денежная семиотика (ценные бумаги и дериваты) оказывается полностью оторвавшейся самодостаточной счётностью от процессов социального и инженерно-технического воспроизводства. Денежные заместители не являются показателями стоимости».

Транснациональные корпорации (ТНК) стали вывозить промышленные производства из Европы и США в страны «третьего мира», где рабочая сила дешевле, а налоги – меньше. В результате значительно сократился хваленый «средний класс». Кроме того, в экономике развитых капиталистических стран существенно расширилась сфера услуг – в США на нее приходится около 80% ВВП.

Одновременно происходит постоянная минимизация НТР. Развитие науки и техники сдерживается крупными корпорациями, которые пытаются направить его в нужном для себя русле. Ярослав Бутаков пишет:

 

«Искусственное ограничение творческой научной деятельности человека становится инструментом экономического подавления конкурентов в лице других стран и компаний. Кроме того, поскольку важнейшим критерием хозяйственной деятельности при капитализме является прибыль, ТНК не спешат вкладываться в новые технологии. Крупный капитал по природе своей вообще стремится к тотальному контролю над распространением новых технологий, видя в их свободном появлении и росте естественную угрозу своему господству. Каждое новое изобретение объявляется монополией той или иной корпорации, которая не спешит его внедрять, ее обычно не устраивает уровень окупаемости.

По той же причине российская наука, одна из самых передовых и перспективных в мире, подверглась массированной атаке с начала 1990-х годов. Российские НИИ, лишенные финансирования, ставились под иностранный надзор, а русские ученые вынуждены были продавать свои разработки или эмигрировать за границу, где за них платили главным образом для того, чтобы новые идеи не стали достоянием России.

Капиталистическая система в XXI веке допускает только дозированный прогресс. Именно этим можно объяснить упадок отраслей, связанных с развитием перспективных энергетических технологий, и гипертрофированное развитие “индустрии потребления” (…) Причем интенсивно развивавшиеся информационные технологии тоже стали работать в основном на удовлетворение первичных потребительских инстинктов».

 

Корпорации отлично понимают, что неограниченное развитие науки и техники приведет к такому росту промышленного производства, которое сделает их ненужными. (Здесь не имеются в виду этические ограничители, которые как раз необходимы). Обществу больше не понадобятся могущественные посредники, контролирующие ограниченные ресурсы. Возникнет изобилие самой разнообразной продукции. Торговля, переводящая деньги в товар и наоборот, потеряет свое значение, уступив место производству.

Товарно-денежные отношения окажутся вытесненными на периферию экономики, а их место займет прямой продуктообмен. Господствовать станет натуральное (естественное) хозяйство – как это и было в традиционном обществе. Только это будет происходить на гораздо более высоком технико-экономическом уровне[4]

Как видим, технократия прямо ведет к возрождению традиционной цивилизации. Этого никак не могут понять малочисленные традиционалисты, для которых характерно пренебрежительное и даже враждебное отношение к технике и промышленности (они якобы подрывают традиционные ценности). Между тем, они могут и должны стать мощными инструментами для противодействия «торговому строю». Естественно, одной только науки и техники будет недостаточно. Нужна еще и соответствующая – неотрадиционалистская – политика. Традиция должна соединиться с модернизацией – и это станет смертельным ударом по плутократической диктатуре крупных корпораций.

Силы Модерна проиграли сражение торговому строю, ибо они отрицали духовно-политические ценности традиционной цивилизации. Теперь в бой должны вступить силы Традиции.

 

РПМонитор, 26.03.08



[1] Наиболее серьезно промышленная революция была воспринята в северных штатах Америки. Там возникла национально-христианская промышленная республика, решительно выступившая против псевдо-традиционалистских южных штатов, чья экономика основывалась на экспорте хлопка в Англию. Показательно, что вначале национал-республиканские лидеры Соединенных Штатов отлично понимали необходимость свободы от банковского капитала. Так, А. Линкольн, убитый британским агентом и человеком Ротшильдов Д. Бутом, заявлял: «Правительство должно само создавать, выпускать и создавать циркуляцию всей валюты и кредитов ради удовлетворения собственных затратных потребностей и покупательной способности потребителей. Только приняв эти принципы, налогоплательщики соблюдут свои выгоды».

[2] Порой банкиры искали одну, яркую фигуру в среде промышленников, которую и делали монополистом. В этом плане очень показателен пример Рокфеллера, который стал нефтяным магнатом при прямой поддержке железнодорожных компаний, которые контролировались банками. Он предложил компаниям хитроумный план повышения тарифов, оказавшегося разорительным для его конкурента. Самому Рокфеллеру были предоставлены солидные льготы, и он сумел сколотить свою монополию.

[3] В авторской версии: международного (прим. ред. ЗЛ).

[4] Запад выбрал дегенерирующую модель постиндустриального развития, в рамках которой предпочтение отдается развитию сектора услуг. Между тем, настоящий постиндустриализм должен носить характер информационной революции, ставящей на первый план производство знаний.


Реклама:
-