Журнал «Золотой Лев» № 146 - издание русской консервативной мысли

(www.zlev.ru)

 

С.П. Пыхтин

 

Как была уступлена Русская Америка[1]

Очерк для тех, кто считает торговлю землями и интересами России государственной изменой

 

 

Для Старого света Американский континент рассматривался в качестве территории, свободной от государственности, которую само Провидение предназначило для завоевания и освоения. Как ни странно, но русское сознание, довольно подробно зная о том, как происходило завоевание Америки государствами Европы, начиная с Колумба, практически мало что знает о том, что и Россия нисколько не отставала от своих европейских конкурентов. Между тем русские колонии в Северной Америке к 1825 году простирались на юге до залива Сан-Франциско. Сейчас на этой территории, помимо самого штата Аляска, находятся американские штаты Вашингтон, Айдахо, Орегон и северная часть Калифорнии, а также провинция Британская Колумбия. Общая площадь этих земель составляет 3,2 миллиона квадратных километров (больше всей Западной Европы) и живет на них ныне более 11 миллионов человек[2].

Утверждается, что англичане даже не заметили, как Британия завоевала треть мировой суши, превратившись в великую колониальную державу. Стоит ли этому удивляться, если с русскими произошло то же самое? Сначала они неожиданно для себя узнали, что Россия без каких-либо усилий с её стороны практически овладела огромными сибирскими пространствами от Уральских гор до Камчатки. А через два столетия им стало известно, что она еще и овладела значительной частью Америки. И это тоже происходило как бы между прочим. Без войн и завоеваний. Было даже плохо известно, кому Россия обязана этими приобретениями. Но мы-то знаем, что продвижение Российской государственности на Восток осуществлялось не силой оружия и даже не силой слова Божьего. Штыку и кресту прокладывали дорогу русское любопытство и русская предприимчивость, русская удаль и русский размах. Как было впоследствии подсчитано, они увеличили территорию России в 400 раз[3].

 

Русские владения в Америке

 

Первое достоверно известное пребывание русских в районе Аляски относится к 1648 году, когда Южная Америка уже была в целом, кроме Патагонии, колонизирована Испанией и Португалией, а восточное побережье Северной Америки упорно завоевывали Британия и Франция[4]. В этом году землепроходцы во главе с Федотом Поповым и Семёном Дежнёвым вышла из устья Колымы и прошли пролив, который много позже назвали Беринговым. Открытие тогда новых земель имело высокую личную себестоимость. Из 100 участников экспедиции лишь четверо осталось в живых[5].

Официальным днем открытия русскими Аляски считают 15 июля 1741 г., когда корабль «Святой Павел» Алексея Чирикова, входивший в экспедицию Витуса Беринга, организованную правительством императрицы Анны Иоанновны, открыли землю острова, впоследствии получившего имя принца Уэльского. На следующий день к острову Кадьяк подошел второй корабль «Святой Петр» Беринга.

Честь основания первых русских поселений в Америке принадлежит Григорию Шелихову. 3 августа 1784 года он высадился на остров Кадьяк, где до весны 1786 года строилось поселение, на двадцать лет ставшее административным и деловым центром русских владений[6].

Знаковым для истории русской Америки является 1799 год, время царствования Павла I. 8 июля этого года указом сената была образована Российско-Американская компания[7]. В её монопольное владение была отдана вся территория на американском материке[8]. Тогда же на острове Ситха строится укрепление Михайловское, где поселено около 200 русских и алеутов. Через три года племя тринклитов под командованием британского капитана Барбера захватило укрепление и истребило его гарнизон. Спустя два года в ходе восьмидневного штурма русские крепость отбили[9].

Управление Русской Америкой принципиально отличалось от того, как это было установлено в Российской империи. Ее владения в Америке, строго говоря, не считались составной и неотъемлемой частью Российского государства. Русская Америка была колонией, управляемой не государственными властями, а Российско-Американской компанией, акционерным обществом[10]. Компания, помимо своей основной деятельности[11], охраняла рубежи колонии, обучала алеутов, изучала территорию, содержала церковную миссию, приобщавшую к христианству туземцев[12]. Для XVIII-XIX веков такая практика была общепринятой. Таким же примерно образом, хотя и с другими целями, Британия управляла Индией, Бельгия - Конго, а Голландия - Индонезией, своими колониями.

Перемещение административного центра Русской Америки на остров Ситха, вплотную к ее восточной границе, создало предпосылки для дальнейшего русского распространения. В последующие годы Баранов, главный правитель Русской Америки с 1790 г., назначенный Шелиховым, продвинулся по побережью на 600 километров. В новом правительственном решении в качестве восточного рубежа русских американских владений значился не 55 градус северной широты, достигнутый ещё Чириковым в 1741 г., а 51-й[13]. Продвижение на юг на этом не остановилось. 30 августа 1812 года, через 4 дня после Бородинского сражения, так уж совпало, под пушечную и ружейную пальбу русские открыли свою калифорнийскую колонию. Она располагалась недалеко от теперешнего Сан-Франциско на землях, уступленных им по договору с индейским вождём Чу-гуаном. Форт назвали Россом[14].

Но это не значит, что Петербург совершенно не вмешивался в дела колонии. Вмешивался, но как? В 1808 году Сенат, к примеру, наложил запрет на переселение крепостных и освободившихся от крепостной зависимости на земли Русской Америки. Видимо опасались, что этим правом воспользуются слишком многие[15]. В результате численность русских, включая вооруженную силу, никогда не превышало в русско-американских владениях 1000 человек.

Реальная власть Российско-Американской компании не охватывала всю территорию, юридически входившую в состав Русской Америки. Она не распространялась на материковые земли воинственных индейцев, ограничиваясь островами, побережьем и прибрежными водами в пределах Алеутских островов, Кодьяка и архипелага Александра. Но и на столь ограниченных пространствах собственных сил на поддержание порядка не хватало. Широко были распространены браконьерство и незаконная торговля, особенно водкой, что было запрещено. Чтобы сохранить численность животных, на промыслы были введены ограничения. Но американцы истребляли всё подряд, спаивая индейцев и скупая у них меха по дешёвке.

Петербург почему-то всегда трепетно относился к гражданам Северо-Американских Штатов, даже когда они грубо и нагло нарушали русские порядки, и проводил по отношению к Вашингтону политику угодничества, требуя от Российско-американской компании недопущения «никаких конфликтов». 5 апреля 1824 году вопреки интересам и мнению компании, была заключена русско-штатовская[16] конвенция, по которой гражданам САСШ разрешалась свободная торговля и рыболовство по всему побережью русских владений в Америке[17], а годом позже под нажимом Петербурга компании пришлось передать в аренду своему английскому конкуренту - Компании Гудзонова залива, - еще и лучшие участки побережья Аляски[18].

В 1824 году правительство Александра I без какого-либо денежного возмещения или иных очевидных для России выгод уступило Северо-Американским Штатам русские владения южнее 54 градуса северной широты, а в 1825 заключило с Британией конвенцию о границах владений в Северной Америке. Русские владения отодвигались по ней на расстояние не более 10 миль от кромки океанского берега. В общей сложности Россия теряла на американском материке до 1,7 млн. кв. километров территории[19]. Поразительно, но в современной России ничего не знают об этом. В книгах по русской истории нет карт, где бы русские владения в Америке были приведены такими, какими они были до 1824 года[20]. После этих уступок общая площадь русских колоний в Америке уменьшилась до 1519 тыс. кв. км.

Деловитые американцы использовали уступки русского правительства с большим размахом. Пальмер, советник Верховного суда США, в записке президенту Полку от 10 января 1848 года писал, что в Тихом океане ходит более 700 китобойных судов США, которые ежегодно приносят 10 млн. долл. прибыли[21]. 263 судна промышляли «исключительно в водах, находящихся под юрисдикцией Российско-американской компании», включая Охотском море. На протяжении 14 лет (с 1848 по 1861 г.) они вывезли китового жира и уса на 130 млн. долл., или 200 млн. руб. серебром. Но была ли законной их деятельность?

 

«В Шантарских водах, - сообщал русский морской офицер В. Збышевский. - американцы распоряжаются если не так, как дома, о как в покорённой ими стране: жгут и рубят леса, бьют дичь и китов, торгуют с тунгузами мехами, оленями и оставляют после себя следы, напоминающие если не древних варваров, то, по крайней мере, татарские и запорожские пожоги»[22].

 

Д. Завалишин, позже участник заговора декабристов, ещё в 20-е годы XIX века отмечал, что Соединённые Штаты ведут на Аляске настоящую войну против России. Американцы прямо ему заявляли, что не успокоятся до тех пор, пока северная часть Тихого океана не «сделается исключительно нашим морем»[23].

Официальное отношение русского правительства к интересам Русской Америки, мягко говоря, было прохладным. На просьбу Российско-Американской компании от 1842 года о воспрещении гражданам Соединенных Штатов распространять китоловство далеко на север и не производить китовского промысла севернее Алеутской гряды министр Нессельроде ответил отказом. Он писал, что «право на закрытое море (mare clausum) в отношении «северной части Тихого океана не может быть теоретически доказано»[24]. В 1845 году Николай I согласился на учреждение у берегов Русской Америки крейсерства, но не дал «соизволения на употребление военного флага»[25]. Однако морской министр А.С. Меншиков отказался и от крейсерства, так как полное снаряжение одного 44-пушечного фрегата стоило 270159 руб. 41 коп и содержание крейсерства 85310 руб. 44 коп. ежегодно[26]. В 1848 г. Нессельроде отклонил предложение об определении территориальных вод русских владений, так как «назначение в море границ берегового ведомства доселе не имеет между народами ясного и единообразного постановления», а  «части Великого, или Тихого океана, окруженные русскими владениями, не могут считаться внутренними морями», и правительство не имеет права «воспретить иностранцам плавать в сих водах» или «не допустить их к китоловству»[27]. Петербургская бюрократия делала вид, что ей не вполне ясно, «какие именно внутренние моря на северо-западном берегу Америки запрещено иностранцам посещать» и «какие меры может принимать колониальное начальство против нарушителей»[28].

Заметим, что с 1822 по 1860 год от промыслов Аляски русская казна и акционеры Российско-Американской компании получили более 11 млн. рублей дохода[29].

 

Русская Америка в середине XIX века

 

К середине XIX столетия по отношению к русским владениям в Америке у правящих кругов Северо-Американских Штатов сложилось вполне определенное мнение. Русская Америка должна была стать владением Штатов. Это мнение имело глубокое и серьезное идеологическое основание. Начиная с отцов-основателей, лидеры этого государства грезили экспансией, ничуть не скрывая свои устремления. Еще в 1819 г., выступая на заседании кабинета, госсекретарь Дж. К. Адамс сказал, что

 

«с того времени, как мы стали независимым народом, то, что это стало нашей претензией, является в такой же степени законом природы, как то, что Миссисипи течет в море. Испания имеет владения к югу, а Англия - к северу от наших границ. Было бы невероятно, чтобы прошли столетия, а они (т.е. владения) не были бы нами аннексированы» и что «в географическом отношении Соединенные Штаты и Северная Америка являются идентичным понятием»[30].

 

Для достижения такого результата они были готовы использовать любые средства.

К 40-м годам XIX века в США сложилась теория, которую назвали «предопределением судьбы». Ее суть выражалась одной фразой: «само провидение предназначило Соединенные Штаты господствовать на всем Американском континенте»[31].

Первый известный зондаж такого рода произошел в 1843 году. Госсекретарь США Вильям Марси (William Marcy) и сенатор Вильям Гвин (William M. Gwin) спросили русского посла в США Эдуарда Стокля[32] (Eduard Stoeckl): «Правда ли, что Россия выставляет на продажу свою колонию Аляска?». Посол ответил «Разумеется, нет!»[33]. Разговор последствий не имел.

Вильям Г. Сьюард, госсекретарь Штатов в 1861-1869 годах, в марте 1848 года писал:

 

«я не могу избежать убеждения, что страсть народа к территориальному расширению является неодолимой… Нашему населению предназначено катить свои непреодолимые волны вплоть до ледяных границ Севера и до встречи с восточной цивилизацией на берегах Тихого океана»[34].

 

Являясь сторонником неограниченного территориального расширения Соединенных Штатов в Западном полушарии и выступая за их мировую торговую гегемонию, он требовал присоединение к империи Соединенных Штатов таких стратегически важных районов, «которые способствовали бы господству американцев на морских путях»[35]. А это означало, что Русская Америка должна была так или иначе стать частью Северо-Американских Штатов. Выступая в сенате 29 июля 1852 г., Сьюарт говорил: «Тихий океан, его берега, острова и обширные внутренние районы станут основным театром событий великого будущего мира». Торговля… станет главным действующим лицом «в новом театре человеческой активности. И та нация, которая добьётся того, что эта торговля получит полное развитие», неизбежно станет «величайшей из существующих стран; более великой, чем любая из когда-либо существовавших»[36].

Осенью 1852 года деловые круги Сан-Франциско учредили Американо-русскую торговую компанию. Ее президентом стал Биверли Сандерс[37]. В январе 1854 года, когда уже началась русско-турецкая война, затем названная Крымской или Восточной, Сандерс, предварительно встретившись в Вашингтоне с президентом Ф. Пирсом, отправился в Петербург. Там он установил связи с Главным правлением Российско-Американской компании и встречался с министром Нессельроде и вел. кн. Константином Александровичем. Он рисовал им «заманчивую картину русско-американского сотрудничества по всему бассейну Тихого океана и предложил… заключение долгосрочного соглашения на 20 лет о торговле льдом, углем, рыбой и лесом».

15 мая 1854 г. министр иностранных дел Нессельроде и министр финансов П.Ф. Брок представили царю доклад, в котором отмечалось, что

 

«в особенности по нынешним политическим обстоятельствам оказывается весьма желательным соединить столь можно ближе взаимные интересы американских граждан и наших колоний как для усиления нашей торговли вообще, так и для доставления сим колониям в потребных случаях покровительства со стороны Американских Штатов».

 

После того как Николай I наложил резолюцию: «исполнить», контракт с Американо-русской торговой компанией был подписан Российско-Американской компанией уже 1 июня 1854 г. Вот только его текста обнаружить не удалось[38].

Можно предположить, что эта поездка американского дельца в Петербург имела для Русской Америки судьбоносное значение, в котором контракт играл всего лишь роль формального повода. Главное состояло в том, что Сандерсу удалось не только встретиться и познакомиться с вел. кн. Константином Александровичем, тогда морским министром, но и завоевать его расположение. Сандерс выяснил, что вел. князь стремился установить «самые близкие отношения с Америкой». В свою очередь, в письме к вел. кн. от 15 июля 1854 г. американский предприниматель указывал, что обе страны «должны стать добрыми друзьями и союзниками»[39]. Остается лишь гадать, что за веские аргументы американца сблизили ярого монархиста и фанатичного республиканца и сделали из вел. кн. «лучшего американца» в царской семье[40].

Восточная (Крымская) война приобрела для России неблагоприятный оборот. Военные усилия коалиции Британии, Франции, Турции и Сардинии были усилены враждебным к России нейтралитетом Пруссии и Австрии. Последняя даже грозила выступить против России. Сражения развернулись не только в Крыму, на Балканах и на Кавказе. Атакам подверглось русское побережья в Балтийском и Белом морях, а также на Тихом океане, в районе Петропавловск-Камчатского и устья Амура. Военно-технические преимущества противника были очевидны.

Под вопросом оказалась и безопасность русских владений в Америке, для защиты которых имелось не более роты солдат и несколько вооруженных торговых судов. Оказать серьезного сопротивления они не могли. Даже нападение небольших регулярных военных сил могло в несколько дней покончить с русским присутствие на Американском континенте. Надо было что-то придумать.

Прежде всего, о безопасности русских владений позаботилось правление Русско-Американской компании в Петербурге. Накануне начала Восточной войны оно договорилось с Компанией Гудзонова пролива, управлявшей британскими колониями на севере Америки, о нейтрализации управляемых территорий. Николай I дал такое разрешение в январе, британское правительство в марте 1854, как раз тогда, когда Франция и Британия объявили России войну. Каждая из сторон обязалось не нападать на американские территории враждебных стран на всем протяжении войны, не исключив, впрочем, возможность морской блокады. Казалось бы, проблема была решена.

Но дипломатические чиновники и колониальное руководство Российско-Американской компании в Америке ничего не знало о достигнутом соглашении. И тогда по рекомендации Стокля вице-консул в Сан-Франциско П.С. Костромитинов, который считал падение русских колоний неизбежным, оформил 19 мая 1854 г. фиктивное соглашение о продаже имущества, промыслов, привилегий и владений Российско-Американской компании за 7,6 млн. долл. Американо-русской торговой компании на три года[41]. На американскую собственность, скорее всего, англичане напасть не решатся.

Но такая комбинация не понравилась в Вашингтоне[42]. Госсекретарь Марси и сенатор Гвин сообщили Стоклю, который рассказал им о сделке, что «несмотря на их желание и даже заинтересованность в покровительстве русским колониям, им представляется невозможным доказать англичанам, что этот контракт не является фиктивным и, в особенности, что он заключен до войны». И вопрос о продаже Штатам Русской Америки был поднят вновь[43].

В этих контактах русского посланника Болховитинов не видит ничего особенного. Хотя складывается впечатление, что именно на этих переговорах Стокль, посол царя при американском президенте, был завербован Марси и Гвином, став американским агентом влияния при Петербургском дворе[44].

На двойную игру Стокля указывают очевидные противоречия между воспоминаниями Грина и депешами Стокля в Петербург. Гвин утверждает, что Стокль пришел к сенатору и попросил его быть посредником между ним и американским правительством при открытии переговоров по продаже русских владений на тихоокеанском побережье Америки Штатам. Президент Пирс сразу же стал горячим сторонником покупки. Но Марси был решительно против присоединения территории к США. И поэтому Пирс отклонил предложение русского посланника[45]. Инициатива продажи исходила, следовательно, от Стокля.

Но в письме управляющему МИД Л.Г. Сенявину от 24 августа 1854 г Стокль докладывал, что

 

«проект контракта и слухи, распространяемые английской прессой о намерении императорского правительства продать свои владения, подали американцам идею, что мы могли бы их уступить им».

 

В отличие от воспоминаний Гвина, по версии посла инициатива приобретения исходила от Марси и Гвина. При этом Стокль отметил относительно американцев: «Они являются опасными соседями, и мы должны избегать того, чтобы давать им малейший повод»[46]. Стокль здесь весьма осторожен. Он ничего не советует, а лишь информирует, прощупывает почву. Петербург тогда жестко и категорично отказал американцам: никогда, ни при каких обстоятельствах Россия не торговала своей землей. Для Николая I такая продажа была немыслимой[47].

По-видимому, Стоклю не были известны дипломатические подробности заключения соглашения между Российско-Американской компанией и Компанией Гудзонова пролива о взаимной нейтрализации на время войны русских и британских владений в Америке, за которым стояла негласная договорённость между Петербургом и Лондоном. Иначе он бы не продолжал излагать в своих посланиях в русский МИД, к примеру, в феврале 1855 и в декабре 1859 г. совершенно нелепую версию причин, из-за которых Британия не предпринимала военных действий против Русской Америки. Он относил ее на счет «боязни затронуть интересы американцев, тесно связанных с нашими колониями» и слухов о желании «продать наши колонии Соединенным Штатам»[48].

Вместе с тем на фоне очевидной изоляции России в Европе, где сложился антирусский агрессивный союз, готовый к войне с нею, Северо-Американские Штаты выглядели в Петербурге как самый надежный союзник. В отчете русского МИДа за 1854 год указывалось:

 

«Что касается России, то из всех наций ей менее всего следует опасаться возрастающего преобладания Соединенных Штатов. До сих пор пока их интересы не будут сталкиваться, ничто не помешает сохранению хороших отношений между двумя странами. Симпатии, проявленные при нынешних затруднениях правительством, конгрессом и народом, позволяют нам с оптимизмом смотреть в будущее»[49].

 

Годом ранее примерно такую же оценку Штатам дал генерал-губернатор Восточной Сибири Н.Н. Муравьев-Амурский. Весной 1853 года он приехал в Петербург и представил Николаю I записку. В ней он «изложил свои виды о необходимости укрепления позиций России на дальнем Востоке, будущей судьбе русских владений в Северной Америке и важности отношений с Соединёнными Штатами»[50]. В частности, Муравьев писал, что

 

«владычество Северо-Американских Штатов во всей Северной Америке так натурально, что нам очень и жалеть не должно, что двадцать пять лет тому назад мы не утвердились в Калифорнии, - пришлось бы рано или поздно уступить её, но уступая мирно, мы бы могли взамен получить другие выгоды от американцев. Впрочем, теперь, с изобретением и развитием железных дорог, более еще, чем прежде, должно убедиться в мысли, что Северо-Американские Штаты неминуемо распространяться по всей Северной Америке, и нам нельзя не иметь в виду, что рано или поздно придется им уступить североамериканские владения наши» [51].

 

В записке отмечалось, что с изобретением и развитием железных дорог стало очевидно, что Соединенные Штаты

 

«неминуемо распространятся по всей Северной Америке и нам нельзя не иметь в виду, что рано или поздно придется им уступить северо-американские владения наши. Нельзя было, однакож, при этом соображении не иметь в виду и другого: что весьма натурально и России, если не владеть всей восточной Азией, то господствовать на всем азиатском прибрежье Восточного океана. По обстоятельствам мы допустили вторгнуться в эту часть Азии англичанам... но дело это еще может поправиться тесной связью нашей с Северо-Американскими Штатами»[52].

 

Логика Муравьева незатейлива. Россия обменивает реальную ценность в виде обладании баснословно богатой ресурсами колонией на ирреальную «тесную связь», настоящий, материальный капитал, исчисляемый в звонкой монете, на самоочевидную фикцию, которая не стоит ничего. И еще в ней довольно прозрачно виден личный интерес генерал-губернатора, которому надо было подтвердить приставку к своей фамилии[53].

Болховитинов пишет, что «еще до начала Крымской войны проницательные и осведомленные политические и общественные деятели в России отдавали себе отчёт в необходимости укрепления позиций России на Дальнем Востоке и желательности расширения связей с США как известного противовеса Великобритании», но единственным способом такого укрепления оказывается отказ России от своих владений в Америке. Получается так, что чуть ли единственным козырем для привлечения США на свою сторону в начале 50-х годов XIX века были территориальные уступки. Хотите иметь США в качестве благожелателя? Тогда отдайте им свои американские владения. Нечего сказать - хороший союзник.

Что касается общественных деятелей, призывающих тогда к продаже Русской Америки Штатам, то о них в работе Болховитинова нет даже упоминания. Видимо, таких не было вовсе. Что же касается деятелей политических - то это, конечно же, курьез. В России того периода политика была тайной государственной власти, ее монополией. Кто же был отнесён Болховитиновым к сторонникам продажи? Оказывается, один лишь Н.Н. Муравьев-Амурский.

Как бы там ни было, пока на троне находился император Николай I, вопрос продажи Россией своих владений в Америке не имел никакой перспективы. В этом принцип государя не могли поколебать никакие военные неудачи.

 

Русскую Америку готовят к «уступке»

 

Атмосфера в Петербурге стала меняться, когда на русский престол взошел либеральный Александр II. И Вашингтон начал делать новые пасы в направлении приобретения Русской Америки. На этот раз вместо Сандерса дело было поручено некоему У. Коллинзу, предпринимателю и, скорее всего, тоже тайному агенту, прикрывавшему свою негласную деятельность шпиона официальным званием торгового представителя США на Амуре.

Как и Сандерс, Коллинз прежде чем отправиться в Россию, побывал в Вашингтоне. Официально - чтобы заручится поддержкой администрации президента Пирса. Он появился в Петербурге уже летом 1856 г. с проектом сооружения Байкало-Амурской магистрали от Иркутска до устья Амура, которая «откроет Сибирь для мировой коммерции». Надо ли говорить о том, что Муравьев поддерживал проект Коллинза[54]. Но иное мнение сложилось в Сибирском комитете Госсовета, который уже в апреле 1857 г. отметил, в частности, что сооружение железного пути

 

«может быть впоследствии весьма вредно в том еще отношении, что поставит внутренние интересы восточной части Сибирского края в зависимость не от метрополии, как это до сих пор было, но от иностранцев и в особенности от североамериканцев»[55].

 

Неудача с железнодорожным проектом, который позволял Коллинзу быть в России около года, вращаясь в правительственных сферах, ничуть его не смутила. К тому времени у него возник новый грандиозный проект сооружения русско-американского телеграфа, который должен был протянуться от Вашингтона до тихоокеанского побережья и оттуда до Берингова пролива, затем через всю Россию до Европы и далее до Лондона, в обсуждение, разработку, расчеты которого были вовлечены самые высшие государственные инстанции России и США с 1859 до 1867 г. Но странным образом этот проект, в реальность которого почему-то поверили в Петербурге, был отменен Вашингтоном сразу же, как только была достигнута договоренность об уступке Русской Америки Штатам. Вашингтон, многие годы мороча голову Петербургу, реализовал прокладку телеграфного кабеля из Нового света в Старый через Атлантику.

Мы предполагаем, что коммерческая миссия Коллинза в России, начавшаяся в 1856 г., имела политическую подоплеку. Она была связана с тем, чтобы обеспечить реализацию иного проекта, а именно - максимально быструю и безусловно выгодную для штатовцев продажу им правительством России своих североамериканских владений, договорившись с самыми влиятельными сановниками империи. Его принимали в Петербурге лица, которые в дальнейшем самым активным образом участвовали в решении судьбы Русской Америки. Иначе говоря, эта задача Коллинзу удалась[56]. Примитивная алчность чиновничества при либеральных порядках, как это в России доказано экспериментально, неизбежно вырастает до уровня коррупции, предательства и государственной измены[57].

Уже 2 марта 1857 г. находящийся в Ницце вел. кн. Константин Николаевич[58], главное действующее лицо в истории с продажей русских американских владений, поскольку Александр II находился всецело под влиянием своего младшего брата[59], написал министру иностранных дел А.М. Горчакову[60] письмо следующего содержания:

 

«По случаю стесненного положения государственных финансов… оказывается необходимым прибегнуть к другим, более действенным средствам, чтобы выйти из нынешнего затруднительного положения. В этом отношении мне пришла мысль, что нам следовало бы воспользоваться избытком в настоящее время денег в казне Соединенных Северо-Американских Штатов и продать им наши Северо-Американские колонии. Продажа эта была бы весьма своевременна, ибо не следует себя обманывать и надобно предвидеть, что Соединенные Штаты, стремясь постоянно к округлению своих владений и желая господствовать нераздельно в Северной Америке, возьмут у нас помянутые колонии, и мы не будем в состоянии воротить их. Между тем эти колонии приносят нам весьма мало пользы и потеря их не была бы слишком чувствительна и потребовала бы только вознаграждения нашей Российско-Американской компании. Для ближайшего обсуждения этого дела и вычисления ценности колоний казалось бы полезным истребовать подробные соображения бывших правителей колоний адмирала барона Врангеля. Контр-адмирала Тебенькова и отставного контр-адмирала Этолина, находящихся в Петербурге, имея, впрочем, в виду, что все они могут иметь несколько пристрастный взгляд как члены Американской компании и причем как лица, которые провели лучшие годы жизни в колониях, где пользовались большой властью и значением. Соображения сии прошу в.с-во доложить государю императору»[61].

 

Из этого письма вполне очевидно, что выдвигая предложение о продаже Русской Америки, главным аргументом такого шага вел. кн. решил использовать беспредметную идею неизбежности в будущем захвата ее Соединёнными Штатами, чему Россия не сможет противодействовать. На письме брата, которое все было один обман, Александр II начертал: эту мысль стоит сообразить[62]. Времена Николая Павловича действительно прошли безвозвратно.

И уже в апреле 1857 г. адмирал Ф.П. Врангель, бывший правителем колоний в 1830-35 годах, а с 1855 года - министр морских сил, писал по запросу Горчакова:

 

«7484 акции РАК дают в год доход по 18 руб., т.е. всего 134712 руб. серебром. Откладывается в особый капитал 13471 руб. и для раздачи бедным - 673 руб. Итого - 148856 руб. Исходя из 4% это составляет капитал в 3721400 руб.». За уступку владений… наше пр-во могло бы истребовать такую же сумму и правительству, всего 7442800 руб. с. Богатые угольные запасы, лед, строительный лес, рыба… и превосходные морские порты представляют гражданам Соед. Штатов такое огромные выгоды, что пр-во Штатов не должно затрудниться в приобретении этих выгод этой сравнительно незначительной суммой».

 

По мнению Врангеля, «если бы не будущие опасения, то без всяких сомнений и 20 милл. р. с. не могли бы почитаться полным вознаграждением за утрату владений, обещающих в развитии промышленной деятельности важных результатов» [63].

Министр Горчаков, относительно которого бытует мнение о его высокой принципиальности в отстаивании русских интересов, - ведь он однокашник Пушкина, выпускник первого Лицея, - нисколько не возражал против отказа от Русской Америки. В записке, представленной Александру II 29 апреля 1857 г. говорилось, что МИД «вполне разделяет мысль его имп. высочества вел. кн. Константина Николаевича относительно уступки наших владений».

Соображения Врангеля легли в основу докладной записки Горчакова Александру II, где, с одной стороны, поддерживалось мнение о целесообразности уступки Русской Америки США, а с другой - предлагалось не торопиться с практическим исполнением дела, а, соблюдая строжайшую тайну, предварительно поручить Стеклю «выведать мнение вашингтонского кабинета по сему предмету». Сама передача, по мнению Горчакова, должна была совершиться через 4 с лишним года, когда кончатся права и привилегия РАК[64].

Вместе с тем в инструкции от 14 мая 1860 г. Стоклю, своему подчиненному, Горчаков писал, что не уверен, что отказ от колоний в интересах России[65]. Возможно, министр, и в то же время царедворец, попавший в сложное положение, хотел отсрочить принятие решения, тем более что Штаты к тому времени находились в состоянии глубокого внутригосударственного конфликта, на пороге гражданской войны, и что с ними может статься - неизвестно. Есть мнение, что он был противником великокняжеских инициатив[66].

Но пока война в Штатах ещё не началась, торгашеский маховик раскручивался. В дополнение к соображениям вел. кн. Стокль 20 ноября 1857 года донёс Горчакову о том, что будто бы возможно насильственное переселение мормонов из США в Русскую Америку. Он пугал правительство альтернативой - или надо будет оказывать вооруженное сопротивление или придется отказаться от части своей территории. И хотя в действительности за этим письмом ничего не стояло, кроме провокационного слуха, в котором Стокль или кто-то, стоящий за ним, был заинтересован, посол не ошибся. На донесении царь сделал пометку: «это подтверждает мысль о необходимости решить вопрос о наших американских владениях»[67].

На этой стадии вел. князю было чрезвычайно важно нейтрализовать Горчакова. Для этого он затеял его обработку ворохом доказательств. В письме от 7 декабря 1857 г. великий князь писал:

 

Россия, «сообразно особенностей природы и исторического развития», «должна всячески стараться укрепляться в центре своем, в тех сплошных коренных русских областях, которые составляют по народности и вере настоящую и главную силу ее, и должна развивать силы этого центра, дабы сохранить те из своих оконечностей, владение коими возможно и приносит ей истинную пользу».

 

Таким образом, он вовсе не исключал возможность утраты Россией не только ее владений в Америке, но и в Европе и Азии. По причине неистинной пользы. Принципиально иные взгляды он имел на США. По отношению к ним излагалась иная геополитика. Штатам должно достаться все, что они пожелают.

 

«Североамериканские Штаты, следуя естественному порядку вещей, должны стремиться к обладанию всей Северной Америкой, и поэтому рано или поздно встретятся там с нами. И не подлежит сомнению, то овладеют нашими колониями, даже без больших усилий…»[68].

 

От вел. князя не отставали и его единомышленники, если не сказать: сообщники. В строго секретной записке Горчакову от 23 декабря 1859 г. Стокль писал, что

 

«если Соединённые Штаты станут обладателями наших владений, британский Орегон окажется стиснутым американцами с севера и юга и едва ли ускользнёт от их нападения»[69].

 

Этот бред писался незадолго до мятежа южан и не имел никаких предпосылок для своего осуществления.

В тот же день Стокль, говоря о том, что за Русскую Америку невозможно выручить больше 6,5 млн. руб., писал:

 

«Я сомневаюсь, чтобы русские колонии в настоящее время или когда-либо в будущем принесли нам доход, равный этой сумме»[70].

 

Имеется еще один документ, полученный МИД России 7 февраля 1860 года. Его авторство Болховитинов приписывает капитану 1-го ранга И.А. Шестакову, тоже очень близкого к вел. кн. Константину, при Александре III одно время бывшего морским министром. В 1859 г. он находился в командировке в США. Документ именовался «Об уступке наших американских колоний правительству Соединенных Штатов». В нем со ссылкой на доктрину Монро утверждалось, что догмат явного предопределения вошел в «жилы народа с молоком матери и вдыхают в себя с воздухом», и что он «уже и теперь осуществляется быстро поглощением соседних народностей, и та же судьба ждет наши колонии. Защитить их очевидно невозможно, а то, что удержать нельзя, лучше уступить заблаговременно и добровольно»[71].

В мае 1860 г. по настоянию вел. кн. было решено на месте обревизовать положение Российско-Американской компании[72]. Для этого в Русскую Америку были направлены два ревизора - д.с.с. С.А. Костливцев от Минфина и капитан-лейтенант П.Н. Головин от морского министерства. Ревизоры имели широкие полномочия. Болховитинов подчеркивает, что «руководство морского министерства вообще было настроено в пользу ликвидации РАК и искало для этого лишь дополнительные аргументы и свидетельства очевидцев»[73]. Такое настроение объяснимо. Оно отражало убеждение великого князя. Осенью 1861 г. ревизоры вернулись и представили подробные отчеты. Они пришли к выводу, что целесообразно сохранение компании[74].

Опровергая мысль о малой коммерческой пользе Российско-Американской компании, генерал-адъютант Врангель в записке от 1 марта 1861 г. сообщал, что с 1822 по 1860 г. в казну от нее поступило 6508891 р. 85 коп. дивидендов[75]. Позиции тех, кто настаивал на продаже Русской Америки Штатам, становились шаткими.

Ревизоры, вместе с тем, обращали внимание на почти полную беззащитность Русской Америки в случае войны и не исключали даже возможности захвата Ново-Архангельска тинклитами[76]. Весь русский гарнизон в колонии в 1861 г. составлял 200 чел[77]. А Головин в своем отчете отмечал необходимость систематического плавания русских военных кораблей у берегов русских владений, поскольку влияния русских в Тихом океане нет вовсе[78].

Отчет Головина вел. кн., руководителю морского ведомства, датированный 20 октября 1861 г., так и не был в то время опубликован полностью. А он содержал изложение переговоров Стокля, чьи понятия о колониях ревизор полагал самыми поверхностными, с сенатором Гвином. Сенатор считал, что «для Соединенных Штатов и для русского правительства было бы очень выгодно, если бы Россия уступила американцам колонии ее в Северной Америке» и что «естественная граница между» ними - Берингов пролив. «Уступкой своих колоний Россия еще прочнее укрепит дружеские отношения между двумя государствами, уже так сильно симпатизирующих друг другу».

Легко может случиться, - продолжал Головин, ссылаясь на пример с уступленным фортом Росс, где потом нашли золотые прииски, - что люди предприимчивые, принявшись за дело толково и с энергией, откроют и в колониях наших богатства, о существовании которых теперь и не подозревают. Что же касается до упрочения дружественных отношений России и Соединенных Штатов, то можно сказать положительно, что сочувствие к нам американцев будет проявляться до тех пор, пока оно их ни к чему не обязывает или пока это им выгодно. Жертвовать же своими интересами для простых убеждений американцы никогда не будут[79].

Стоит признать, что этот вывод не оставлял от интриг вел. кн. в пользу отказа России от американских колоний во имя дружбы и союза с Штатами камня на камне. И тот факт, что отчет Головина в этой части был положен под сукно, в том числе и от императора, является почти прямым доказательством государственной измены со стороны брата царя.

Уступка Русской Америки в начале 60-х не состоялась. Причины не зависели от Петербурга. Этой сделке помешали американцы-южане, провозгласившие отделение 13 штатов от Северо-Американских Союза, что с конца 1860 года обернулось ожесточенной гражданской войной, продолжавшейся до 1865 года и стоившей воюющим сторонам до 700 тыс. потерь только убитыми. Даже в мировых война XX века военные потери Штатов были в несколько раз меньше.

Во время гражданской войны в США русское правительство соблюдало нейтралитет, но было на стороне северян. С победой южан и распадом Союза в Петербурге смириться не могли. Когда чаша весов в гражданской войне еще колебалась, были снаряжены две русские эскадры для отправки в североамериканские порты. Их посылку восприняли как внушительную демонстрацию. Пока корабли пересекали Атлантику, кризис разрешился. Англия и Франция, симпатизировавшие южанам, отказалась от интервенции в их поддержку.

Почти год курсировали военные корабли России у берегов США. Во сколько обошлось это казне? По сведениям морского министерства, годичное пребывание у берегов Америки 44-пушечного фрегата обходилось казне в 357469 рублей. Для удобства округлим до 358 тысяч. Всего в обеих эскадрах находилось двенадцать кораблей. Более половины имели меньшее количество пушек и меньшее число экипажа. Выходит, за всю экспедицию на содержание эскадр потрачено около 4 миллионов рублей. Однако надо учесть, что в бухте Сан-Франциско погиб фрегат «Новик». Это нужно приплюсовать к общим расходам. Кроме того, во время перехода погибли тринадцать моряков. Десятки болели цингой и длительное время лечились. Около ста моряков и два офицера бежали с судов. Многие суда требовали после похода серьезного ремонта[80].

Русские корабли северяне встретили восторженно. Вел. кн. Константина пригласили посетить Штаты в качестве гостя американской нации и известили о том, что его «имя и заслуги» пользуются «общей известностью и уважением в Соединенных Штатах». Еще не «лучший немец», но уже кое-что[81].

 

Заговор, сделка, предательство

 

Гражданская война в Северо-Американских Штатах приостановила оформление отказа Россией от своих владений в Америки. Но государственная машина не могла бездействовать. На ревизию Российско-Американской компании и положения дел в колониях надо было как-то реагировать.

Специально созданный из представителей разных министерств Комитет об устройстве русских американских колоний, рассмотревший отчеты ревизоров, весной 1863 года высказался за сохранение РАК, за продление ее привилегий на 12 лет и принятие определенных мер по совершенствованию ее деятельности по самостоятельному промышленному и торговому развитию края[82]. Затем было решено продлить эти привилегии на 20 лет[83].

Осенью 1864 г., когда в США еще шла гражданская война, хотя ее результат уже был очевиден, в Петербурге находились. Коллинз и Х. Сибли - глава Wtstern Union Telegraph Company. Янки вели переговоры о строительстве телеграфа через Сибирь и Аляску. В разговоре с Горчаковым Сибли назвал сумму, которую его компания готова была заплатить за разрешение провести телеграфную линию по землям британских владений. Узнав её размер, Горчаков заметил, что дело «не стоит подобной цены» и что «Россия продала бы всю Аляску за немногим большую сумму». При этом он заметил, что не возражает против того, чтобы его предложение было доведено до сведения правительства США. Сибли, но скорее всего Коллинз, тут же сообщил содержание разговора послу Штатов в Петербурге Клею, а тот - государственному секретарю Сьюарду[84].

В ноябре 1864 года вел кн. принял посланника Клея и, по донесению последнего Вашингтону, «выразил особое удовлетворение тем, что сила Соединенных Штатов в будущем из-за последствий мятежа не пострадает». В ответ на эту депешу Сьюард немедленно поручил Клею пригласить Константина как гостя правительства США, обещав, что тот встретить самый сердечный и демонстративно радушный прием». Вел. кн. ответил, что «ничто не доставило бы ему большего удовлетворение, чем посещение Америки». Но приглашение не было принято. Так как вел. кн. недавно назначили председателем Госсовета[85].

В августе 1865 г. три штатовца (Т. Буккер, Дж. Коулер и У.П. Смит) представили вел. кн. «грандиозный проект» океанской торговли, который они предварительно согласовали с рядом крупных предпринимателей (К. Вандербильдом, А. Лоу и др.). В проекте предусматривалось заселение Приамурского края на государственных землях переселенцами из Америки и уничтожение сухопутной торговли с Китаем. Этот план, заведомо несбыточный, был рассмотрен и отклонен правительством России в январе 1866 г.[86]. Не здесь ли кроются признаки грандиозного подкупа в пользу уступки Русской Америки, о котором стороны договаривались, прикрываясь безобидными коммерческими переговорами?

Между тем машина государственной власти работала своим чередом. В результате всех мнений, споров и обсуждений состоялось «мнение» Государственного Совета от 14 июня 1865 г. и император утвердили «главные основания» для нового устава Российско-Американской компании, продлив ее привилегии до 1882 года и передав ее и русские колонии в Америке из ведения министерства финансов в морское ведомство[87]. Местное население было освобождено от обязательного труда в пользу кампании и ему разрешили свободное перемещение. Решено было также открыть Новоархангельский порт на острове Ситха и порт Святого Павла на острове Кадьяк для свободной торговли. Эти решения, принятые Государственным Советом 14 марта 1866 года, были одобрены императором и подписаны вел. кн. Константином 2 апреля 1866 года[88].

Казалось бы, теперь статус русских владений в Америке надолго оставался неизменным. Продажа колоний снималась с повестки дня. Но этот вывод был неверен. В дальнейшем оказалось, что «высочайшие» решения… представляли собой простой «клочок» бумаги, которому руководители Российской империи не придавали серьезного значения[89]. В действительности вел. кн. одержал победу. Монополия Российско-Американской компании на управление и хозяйствование в Русской Америке, совмещение в одном лице «купца и администратора», перекрывало приток в колонии и русского частного капитала, и делало недоступными их богатства русскому предпринимательству[90]. О том, что Русская Америка обладает небывалыми естественными природными ресурсами, включая золото и уголь, уже давно было известно. Зато казна теперь должна была еще и выплачивать компании ежегодную субсидию в 200 тыс. руб. Сумма небольшая, но она создавала иллюзию солидного доказательства, что вел. князь-то прав.

Решения, принимавшиеся высшими инстанциями империи и одобрявшиеся государем, могли лишь добавить прыти великокняжеским интригам и умножить штатовскую настойчивость.

И словно нарочно как раз 4 апреля 1866 года на Александра II было совершено покушение Каракозова, стрелявшего в царя. Госсекретарь Сьюард тут же поручил Клею поздравить императора со счастливым исходом дела. При этом он связал покушение с местью царскому правительству «за уничтожение в империи рабства», что доказывало, насколько в Вашингтоне были далеки от знания русской жизни. В мае конгресс США принял резолюцию, в которой указывалось:

 

«…конгресс с глубоким прискорбием узнал о покушении на жизнь императора России, учиненным врагом эмансипации. Конгресс шлет свое приветствие е. и. в-ву и русскому народу и поздравляет двадцать миллионов крепостных с избавлением по воле провидения от опасности государя, уму и сердцу которого они обязаны благодеяниями своей свободы»[91].

 

Но и это не все. Власти США, решив не упускать момента, послали в Россию чрезвычайное посольство во главе с заместителем морского министра Г.В. Фоксом. Для этого в Петербург был снаряжен монитор «Мианмономо» в сопровождении военного корабля «Аугуста». Царь распорядился принять делегацию с «русским радушием».

Радушный прием посольства, начавшийся 25 июля 1866 г., вылился в беспрецедентную демонстрацию дружественных чувств, выражение искреннего доброжелательства к народу Соединенных Штатов со стороны самых различных слоёв русского общества. 27 августа делегацию принял император, который на другой день посетил корабли США.

Затем последовали обеды и ужины, осмотр достопримечательностей. Городская дума Петербурга избрала Фокса почетным гражданином. Вместе с царем Фокс присутствовал на учебных маневрах русских кораблей, а Константин в это время был почему-то в Ливадии.

10 августа в Петергофе был устроен торжественный обед, где царь предложил тост «за процветание Северо-Американских Соединенных Штатов и за продолжение наших дружеских с ними отношений». Затем делегация посетила Москву, Н. Новгород, Кострому, Тверь и др. города. В Москве к Фоксу была допущена даже делегация крестьян, которой подарили флаг США.

27 августа 1866 г. состоялся торжественный прием в английском клубе в Петербурге, там выступил Горчаков. Отношения между Россией и США им были охарактеризованы как проникнутые истинным духом христианского развития. Были изданы статьи и брошюры, в которых речь шла о «фактическом союзе двух великих народов». В августе же в Ливадии царь принял группу американских туристов с яхты «Квакер-Сити», среди которых был и С.Л. Клеменс - будущий Марк Твен, написавший императору льстивое обращение[92].

Миссия Фокса, ставшая публичной кульминацией русско-штатовского сближения, во многом способствовала распространению мнения о реальном существовании союза между двумя державами, союза, в действительности никогда не существовавшего и даже не обсуждавшегося. Но именно это обстоятельство оказало решающее психологическое влияние на Александра II при обсуждении тогда же возобновленного вел. князем вопроса о продаже русских владений в Америке[93].

Именно когда делегация США была в России, министр финансов М.Х. Рейтерн[94] представил царю доклад о дотации Российско-Американской компании по 200 тыс. руб. ежегодно и о списании 725 тыс. руб. её долга казне, что было утверждено 20 августа 1866 г. Именно этот контраст - делегация победителей-янки и нищета РАК, - специально организованный вел. князем, спровоцировал императора «всё более утверждаться во мнении о целесообразности избавиться от обременительных владений в далекой Америке».

Из докладов Рейтерна выходило, что общее состояние финансов России находится в совершенно неудовлетворительном состоянии. 16 сентября 1866 г. министр финансов представил царю записку, в которой отмечал необходимость соблюдения строжайшей экономии во всех государственных расходах, включая два военных министерства. Поскольку «при нынешнем истощенном состоянии страны внутренние займы… должны быть совершенно исключены», единственный выход - получение средств из-за границы. Но даже если все сократить расходы до минимума, писал Рейтерн, в три года необходимо будет приобрести до 45 млн. руб. экстраординарных ресурсов[95].

Не успели остыть следы от чрезвычайного штатовского посольства, как в Петербург явился посланник Стокль. Он приехал в октябре 1866 г. и находился в столице до начала 1867 года. Болховитинов пишет: «Непосредственным поводом к возобновлению рассмотрения вопроса о судьбе Русской Америки послужил проезд в С.-Петербург российского посланника в Вашингтоне Э.А. Стекля». Он вел переговоры не только со своим непосредственным начальников Горчаковым, но и с Константином и Рейтерном[96]. Это мнение описывает лишь внешний ход событий, по сути оно ошибочно. В появлении Стокля тоже усматривается заговор, руководители которого решили ковать железо, пока горячо.

После разговора со Стоклем вел. князь поручил Н.К. Краббе[97], управляющему морского министерства, сообщить князю Горчакову, что он не изменил высказанным им девять лет назад (в письме от 7 декабря 1857 г.) мыслей. Наоборот, у него появились новые и существенные доказательства их подтверждения.

Главное из них состояло в том, что ближайшее знакомство с положением Северо-Американских колоний показало «во всей очевидности», что мы поставлены если не навсегда, то на весьма продолжительное время в необходимость искусственными мерами и денежными пожертвованиями поддерживать частную компанию, доказавшую свою несостоятельность, и даже оставить ей часть прав, которые могут принадлежать лишь правительственным учреждениям. А будущность России на крайнем востоке предстоит в При-Амурском крае. Если присоединить к этому исключительные выгоды, которые может предоставить нам тесный союз с Северо-Американскими Штатами, то уступка этих колоний, не приносящих нам и не могущих принести пользы, и которых мы не можем защитить, удовлетворила бы требованиям предусмотрительности и благоразумия (письмо Краббе от 7 декабря 1866)[98].

Министр финансов Рейтерн написал Горчакову 2 декабря 1866 г. конфиденциальное письмо, в котором изложил «уважения», по которым Россия должна уступить свои владения в Америке. Вот они (в изложении):

1. РАК за 70 лет нисколько не достигла ни обрусения мужского населения, ни прочного водворения русского элемента и нимало не способствовала развитию нашего торгового мореплавания.

2. Компания не приносит существенной пользы акционерам… и может существовать лишь на пожертвования правительства.

3. Передача колоний избавит нас от владения, которое в случае войны с одной из морских держав мы не имеем возможности защищать.

4. Возможны столкновения в колонии с предприимчивыми американскими торговцами и мореплавателями, которые заставят содержать морские и военные силы в северных водах Тихого океана, а это - большие расходы[99].

По справке от 8 декабря 1866 г. вице-адмирала М.Д. Тебенькова, члена исполнительной части Главного правления Российско-Американской компании, компания имела долгов, подлежащих немедленной уплате, на 1,12 млн. руб., стоимость её имущества в колонии - 1,79 млн. руб., стоимость кораблей - 0,48 млн. руб., годовые доходы - 0,72 млн. руб. годовые расходы - 0,68 млн. руб. При этом директор Госбанка К. Дидерикс отметил, что расходы исчислены в полном объеме, а доходы - в весьма умеренном. Он оценивал будущее РАК как достаточно благоприятное[100]. Таким образом, все финансовые ужастики сторонников продажи повисали в воздухе. Но на справку Тебенькова и мнение Дидерикса махнули рукой.

Царю заранее было предоставлено краткое резюме мнений на французском языке вел. кн. Константина, Рейтерна и Стокля. Болховитинов приводит его полный текст. В кратком изложении оно сводится к следующему:

Вел. кн. считает, что положение колоний ухудшается со дня на день, что они не имеют для России никакого значения, что их защита трудна и дорогостояща, что все заботы правительства надо сосредоточить на владениях на Амуре, что они представляют больше ресурсов, чем северные берега американских владений.

Рейтерн считает, что РАК сохраняется искусственными средствами и долго ее существование продлить невозможно. Можно лишь одно из двух - или прийти на помощь компании денежными средствами, или взять на себя управление колониями. Надо уступить колонии Штатам.

Стокль считает, что обладание колониями создает неудобства. Даже в мирное время мы не защищены от американских флибустьеров. Конфликты с США нежелательны и могут повредить сохранению хороших отношений. Стокль предлагает склонить американцев к возобновлению предложения о приобретении ими колоний[101].

Уже 12 декабря 1866 г. Горчаков письменно просил царя провести особое совещание в его присутствии, указав на необходимость соблюдения непременной секретности. Заседание состоялось в пятницу 16 декабря в час пополудни в парадном кабинете МИД[102].

На нем присутствовали: Александр II, вел. кн. Константин, Горчаков, Рейтерн, Краббе и Стекль. Все участники высказались за продажу русских колоний в Северной Америке Соединенным Штатам, а заинтересованным ведомствам поручалось подготовить для посланника в Вашингтоне свои соображения. Вопрос был решен положительно менее чем за час[103]. Стенограммы заседания не обнаружено, да и вряд ли её в тот день вели. Не сохранились и дневниковые записи вел. кн. Константина как раз за ноябрь-декабрь 1866 г.

 

Реализация сделки

 

После того как российский император принципиально решил отказаться от владений на американском материке, предстояло оформить сделку договором с Северо-Американскими Штатами, произвести расчеты и исполнить соглашения в натуре. Все это было не так просто. И в Штатах, и в самой России.

Прежде всего, надо было положить формальные договоренности на бумагу. Местом совершения договора избрали Вашингтон, резиденцию покупателя. Символический момент. Чтобы окончательно договориться, продавец снизошёл до покупателя, оказался на его территории и, таким образом, под его влиянием. Все тонкости и секреты сделки надо было сохранить в тайне, ибо продавцам было что скрывать от высшей аристократии и сановной номенклатуры даже в такой специфической форме правления Россией, каким была абсолютная монархия, не стесненная в тот период никакими законодательным ограничениями. Царь не решался действовать против интересов дворянства, но уступить колониальные владения он мог в любую минуту.

Ведущая роль здесь была поручена посланнику Стоклю, лицу, скорее всего пользующемуся доверием обеих сторон. Но если со стороны Вашингтона такое доверие, как можно предположить, было обусловлено тем, что к тому времени русский агент был уже давно и надежно агентом американским, то избрание в качестве уполномоченного лица Стокля является еще одним доказательством заговора. Доверять можно было лишь его участнику, а таковых было всего лишь несколько человек. И этот узкий круг невозможно было расширять.

Стокль был избран отнюдь не случайно. С Россией его ничто не связывало. Здесь у него, выходца из Бельгии с неопределенным этническим происхождением, не было ни родственников, ни имущества, ни могил предков. Это был 65-летний «мавр», который мог вообще исчезнуть после того, как он сделает свое дело. Что и произошло впоследствии[104].

На все процедуры выработки и оформления договора у его составителей ушло три месяца. Старт, данный в Петербурге 16 декабря 1866 года, завершился финишем в Вашингтоне, происшедшим 18 марта 1867 года.

В Петербурге торопились. Уже 18 декабря Краббе представил царю записку «Пограничная черта между владениями России в Азии и Северной Америке», которая была одобрена 22 декабря и передана Горчакову для передачи Стоклю. 5 января 1867 г. Рейтерн переслал Горчакову «соображения» «на случай уступки» «наших колоний», указав, что денежное вознаграждение за уступку колоний должно составлять не менее 5 млн. долларов[105]. Горчаков не стал писать Стоклю, своему подчиненному, никаких инструкций, ограничившись ролью почтового посредника. 16 января правитель канцелярии МИДа Вестман просто переслал посланнику материалы, полученные от Рейтерна и Крабе, которую Стокль получил уже в Нью-Йорке.

Прибыв в Нью-Йорк 3 февраля, Стокль на три недели слег из-за травмы, полученной во время морского путешествия. Переговоры с Сюартом были начали лишь 29 февраля. Уже 3 марта вопрос был доложен Сьюартом на заседании кабинета, так как был готов проект текста и определена цена. Сьюарт увеличил ее до 7 млн. долл. Прежние 5 млн. были неудобны, так как Петербургу стали известны предложения Вашингтона относительно покупки у Дании островов Сент-Томас и Сент-Джон в Вест-Индии за 5 млн. долларов, на что Копенгаген не соглашался[106].

Кабинет одобрил представленный проект. 6 марта президент Джонсон подписал полномочия Сьюарта. 7 марта на переговорах в общих чертах проект договора был согласован и в тот же день согласованный проект был утвержден кабинетом. 10 и 13 марта Сьюарт и Стокль обменялись нотами. 13 марта Стокль отправил из госдепартамента шифрованную телеграмму Горчакову, которая была получена в Петербурга на следующий день. 16 марта Александр II утвердил проект телеграммы Стоклю. 17 марта она была им получена. Сьюард был так заинтересован в успешном завершении переговоров, что не хотел ждать ни одной лишней минуты[107]. Так как министр финансов США отказался произвести уплату в Лондоне, а лишь в вашингтонском казначействе, то сумма договора была повышена с 7 до 7,2 млн. долларов[108]. В 4 часа утра 18 марта текст был подписан. В 10 часов утра того же дня президент Джонсон направил договор в сенат «для рассмотрения на предмет ратификации»[109], созвав его чрезвычайную сессию[110]. Комитет по иностранным делам утром 27 марта решил представить договор сенату на утверждение. В 13 часов сенат уже слушал Ч. Самнера, председателя комитета, произнесшего в пользу ратификации трехчасовую речь. 28 марта договор был ратифицировал 37 голосами против 2-х. Не правда ли, необыкновенно замечательные темпы!

Уже 7 апреля император получил от Стокля ратифицированный сенатом договор, который был затем контрассигнирован вице-канцлером князем Горчаковым и ратифицирован Александром I 3 мая 1867 г[111]. Убеждать самого себя в полезности этого договора император не стал. На донесении Стокля он написал: «За все, что он сделал, он заслужил особое «спасибо» с моей стороны»[112]. В этой резолюции что-то скрывается, чувствуется какая-то тайна, не положенная на казенную бумагу, предназначенную для вечного хранения в государственном архиве империи.

Если в Петербурге не было никаких проблем, да их и быть не могло, разве что безобидная сановная фронда, то интрига с окончательным оформлением договора в Вашингтоне на этом не окончилась. Ратифицированный сенатом текст надлежало дополнить решением палаты представителей о выделении средств из бюджета, тех самых 7,2 млн. долларов золотом.

Вокруг этого решения дирижеры вашингтонских политиков, скорее всего, запланировали устроить нечто вроде ритуальных демократических плясок, чтобы пустить пыль в глаза, с одной стороны, критикам и оппонентам правящей партии в собственном стане, как раз пытавшимся спихнуть с должности президента США, с другой - русскому императору, на которого в собственной стране политические «критики» устроили настоящую охоту со смертельным исходом.

Денежным скандалом надо было заслонить политическую сомнительность сделки и навсегда похоронить возможность выяснить подоплеку беспрецедентного решения, на которое почему-то пошел Петербурга. Для этого в тексте договора была внесена заведомая двусмысленность. Одна статья говорила о том, что штатовцы вступают о владение русскими колониями сразу же с момента ратификации. А другая - что выплата денег производится в 10-месячный срок со времени обмена ратификациями[113]. На столь явное логическое противоречие - Вашингтон получает все сразу, а Петербург, лишаясь сразу всего, получает наличность чуть ли не через год, да и то, если на это будет воля конгресса - закрыли глаза. Но почему?

Один из прозрачных секретов состоял в том, что государственная казна Северо-Американских Штатов была пуста, и их государственная власть, действующий как игрок на бирже, с момента своего рождения в XVIII веке жила в кредит. Избыток денег в казне Северо-Американских Штатов, о которых говорил вел. кн. Константин, был заведомым мифом. Весь мир знал, что у правительства в Вашингтоне свободных средств в казне нет. Хотя северяне и сломили южан, но гражданская война не умножила финансовые возможности победителей. Она могла их только сократить. Тем не менее, как мы видим, Вашингтон активизировал свои усилия по приобретению Русской Америки сразу же после капитуляции южан. Спрашивается, откуда деньги, если результат войны - одни лишь долги?[114].

Отчасти ответ на этот вопрос можно найти в материалах А. Зинухова, который уже цитировался по статье в «Совершенно секретно». Он подтверждает, что казна Соединенных Штатов после Гражданской войны была пуста. Следовательно, США были покупателем фиктивным. Кто же давал деньги? Как полагает Зинухов, покупку Русской Америки финансировал банк «Де Ротшильд Фрэр» через свой филиал в Нью-Йорке, которым управлял некий Август Бельмонт, одновременно являвшийся советников президента США. Ротшильды попросту дали Штатам деньги. Видимо, у них на этот счет были свои виды.

В том, чтобы пускать пыль в глаза, было слишком много заинтересованных лиц. Большинство из них находилось в США, небольшая группа - в Петербурге. Их пропорция определялась, скорее всего, долями в распределении барыша. Демократические Штаты зашлись в притворной дискуссии о том, выгодна или убыточна им сделка по приобретению русский колоний.

Для нас, само собой, возражения штатовцев против приобретения русских колоний вряд ли представляют интерес. Теперь-то мы знаем, что их вдохновляло - не суть дела, а политические дрязги, страсть к скандалам, простой заказ. Другое дело - аргументы за. Тут, надо признать, можно увидеть много интересного.

Выше были приведены соображения русских министров и сановников в пользу отказа России от колоний в Америке. Лишь два или три правительственных чиновника, что достоверно известно, аргументированно информировали начальство, отчего этого не надо делать. Их не слушали.

Другое дело - условия публичной политики, сложившиеся по другую сторону Атлантики. Многочисленные газеты, принадлежащие различным владельцам, конкурирующие партийные клики, готовые вцепиться в противника бульдожьей хваткой, честолюбивые политики, мечтающие о пожизненной государственной карьере, бизнес-кланы, одержимые страстью к наживе, словом, клубок страстей, низвергающий на публику потоки слов и идей.

Вот как отнеслись к возможности приобретения Штатами русский владений в Америке северо-американские политики. Сенатор Доннели (Миннесота) - Америке предначертано «сосредоточить в своих руках торговлю всех морей и царствовать над миром», конгрессмен Раум (Иллинойс) - присоединение Аляски ускорит превращение США в «ведущую торговую державу мира», которая будет контролировать всю богатую торговлю с Востоком. Которая вся окажется в наших руках[115]. Гвин, сенатор от Калифорнии, считал их «прекрасной морской и стратегической базой»[116]. Конгрессмен Орг из Индианы: владея Аляской и сотнями ее островов, мы можем возглавить и контролировать тихоокеанскую торговлю[117].

Командор Роджерс писал, что цена покупки ничтожна, что США приобретают полосу побережья, равную Норвегии, снабжающей лесом чуть ли не всю Европу. По мнению генерала Мигса «ценность Русской Америки, ее рыбных и минеральных богатств превосходила жаркие прерии Мексики и плодородные плантации Кубы[118].

Профессор Агассис в письме Самнеру от 24 марта (6 апреля) 1867 г. специально обращал внимание на огромные природные ресурсы Русской Америки и выгоды, которые получит в результате ее присоединения торговля США[119].

Министр финансов США в 1845-1849 Уокер, затем влиятельный вашингтонский адвокат, сторонник аннексий во всех направлениях, принял в декабре 1867 г. предложение Сьюарда и написал статью в защиту договора, которая и появилась в «Washington Daily Morning Chronicle» в конце января 1868 г. В ней Уокер подчеркивал, что в будущем борьба за торговое господство в мире будет решаться главным образом на Тихом океане, и «присоединение Аляски, включая Алеутские острова, в огромной мере укрепит нашу позицию». Новое присоединение сократит путь через Тихий океан в 2 раза, и от Японии и Китая американцев будут отделять только несколько дней пути. Уокер отмечал, что присоединение Аляски станет величайшим актом администрации Джонсона «Театром наших величайших триумфов призван стать Тихий океан, где у нас скоро не будет ни одного грозного европейского соперника. Конечным итогом будет политический и коммерческий контроль над миром», - писал он Сьюарду в июле 1868 г[120]. Несколько позже он назвал покупку Аляски «величайшим актом» администрации США, отмечая, что театром «величайших триумфов» США призван стать Тихий океан, где у них скоро не будет «грозных европейских конкурентов»[121].

Журналисты не отставали от политиков и вполне понимали, что приобретается в виде Аляски. «Нью-Йорк коммершиал адвертайзер» в номере от 18 марта 1867 г. писала, что «уступаемая территория… имеет огромное значение в качестве морской базы по стратегическим соображениям. Она представляет собой ценную пушную область и включает огромную территорию, владение которой склонит в нашу пользу обширную тихоокеанскую торговлю». Это сообщение свидетельствовало о ясном понимании выгод, которые США получали в результате присоединения Русской Америки. По мнению «Филадельфия инкуайерер», «полуостров Аляска и Алеутские острова могут стать очень полезными для любой державы, имеющей морские интересы», и что «придет время, когда владение этой территорией обеспечит нам господство на Тихом океане»[122].

На следующий день после подписания договора профессор Бэйрд в письме к Самнеру сообщил, что Смитсоновский институт располагает обширной информацией о природных ресурсах Русской Америки, предоставил информацию в отношении животного мира и выразил надежду, что сенат одобрит это ценное приобретение. Двух экспертов этого института - Банистера и Бишофа попросили дать показания перед комиссией по иностранным делам[123]. 23 марта (5 апреля) 1867 г. специалисты Смитсоновского института лично выступили на заседании комитета по иностранным делам сената США[124].

Речь Самнера в сенате представляла собой одновременно детальное, можно сказать даже научное, обоснование выгодности договора о покупке Русской Америки для США, и образец ораторского искусства. В ней он указывал, что настоящий договор «является заметным шагом в оккупации всего Североамериканского континента», в результате которой с территории Северной Америки удаляется одна из монархических держав. Завершая речь перечислением огромных природных ресурсов Русской Америки, включая рыбные, пушные, лесные и минеральные богатства, Самнер дал приобретаемой территории новое наименование. Следуя за местным населением, он назвал ее Аляской[125].

Дискуссия по договору в палате представителей США началась 18 (30) июня 1868 г. С обстоятельным докладом выступил Бэнкс, председатель комитета по иностранным делам. Основное внимание он уделил не ресурсам новой территории, а ее стратегическому положению. Владея Аляской, Алеутскими островами и договорившись с Гавайями, Соединенные Штаты получат в свои руки «контроль над Тихим океаном», а Алеутские острова станут «мостом между Америкой и Азией». США будут играть на Тихом океане «цивилизаторскую роль, которая когда-то принадлежала Европе. Аляска - часть этого будущего, и, если Соединенные Штаты не возьмут будущее в свои руки, это сделает их британский противник»[126].

Билль о выделении 7,2 млн. долларов был одобрен палатой представителей 2(14) июля 1868 г. 113 голосами против 43 и 44 не голосовавших. Согласованный текст закона был одобрен палатой 11(23) июля и сенатом 12 (24) июня 1868 г., 15 (27) июля его подписал президент[127].

 

Двусмысленности странного договора

 

В отличие от Штатов, неоднократно приобретавших территории с помощью торговых сделок и накопивших известный опыт в такого рода делах, Россия впервые продавала свои владения. У неё опыта в составлении таких договоров, следовательно, не было. Тем более заслуживает удивления договор, который в конце-концов был оформлен Стоклем и Сьюардом. Он умещается на менее чем пяти страницах малого книжного формата и состоит из преамбулы и семи статей. Никаких приложений, дополнительных протоколов или секретных статей у него, насколько известно, нет.

Предметом договора заявлена «уступка» русским императором «Северо-Американских колоний». Его цель - желание упрочить, если возможно, доброе согласие, существующее между императором Всероссийским и Северо-Американскими Соединенными Штатами.

В статье I сказано, что император обязуется «уступить Северо-Американским Соединенным Штатам всю территорию с верховным на оную правом, владеемым ныне его величеством на Американском материке, а также прилегающие к ней острова». Уступка производится «немедленно по обмене ратификаций». Далее идет описание «географических границ», в которых «заключается сказанная территория». При этом статья буквально воспроизводит текст двух статей русско-британской конвенции от 16/28 февраля 1825 года.

В статье II сказано, что «с территорией, уступленной верховной власти Соединенных Штатов, связано право собственности на все публичные земли и площади, земли, никем не занятые, все публичные здания, укрепления, казармы и другие здания, не составляющие частной собственности. Однако постановляется, что храмы, воздвигнутые Российским правительством, остаются собственностью членов православной церкви, проживающих на этой территории и принадлежащих к этой церкви». Затем указывалось, что все дела, бумаги и документы правительства, относящиеся до этой территории и там хранящиеся, передаются уполномоченному Штатов, но они во всякое время выдают их копии российским правительству, чиновникам и подданным.

Статья III предоставляла жителям уступленных территорий, за исключением диких племен, право возвратиться в Россию в трехгодичный срок или остаться в уступленной стране на правах граждан Штатов. Дикие же племена будут подчинены законам и правилам Штатов.

Статья IV обязывала императора назначить своего уполномоченного для формальной передачи уполномоченному от Штатов вышеуступленных территорий, верховного права и частной собственности. При этом она оговаривала, что «уступка с правом немедленного вступления во владение, тем не менее, должна считаться полною и безусловной со времени обмена ратификаций, не дожидаясь формальной передачи оных».

Статья V устанавливала, что всякие укрепления или военные посты немедленно передаются уполномоченному Штатов после обмена ратификацией и все русские войска выводятся «в удобный для обеих сторон срок».

Статья VI обязывала Штаты заплатить уполномоченному императором лицу в казначействе в Вашингтоне семь миллионной двести тысяч долларов золотой монетой в десятимесячный срок со времени обмена ратификацией. Уступка территорий и верховного на оную права сим признается свободной и изъятой от всяких ограничений, привилегий, льгот или владельческих прав Российских или иных компаний, прав товариществ, за исключением только прав собственности, принадлежащих частным лицам. Уступка эта заключает в себе все права, льготы и привилегии, ныне принадлежащие России в сказанной территории, ея владениях и принадлежностях.

Статья VII говорила о ратификации договора в трехмесячный срок в Вашингтоне.

В формуле ратификации договора Александром II, которая была тогда весьма витиевата, говорилось о ненарушимости его соблюдения и исполнения «императорским нашим словом за нас, наследников и преемников наших».

Странность настоящего текста, прежде всего, вытекает из его очевидной краткости. Он, в сущности, составлен таким образом, что все его содержание, каждая из статей, представляет собой не более чем декларацию. Практически каждая мысль, которая в нем обозначена, нуждается в разъяснениях и дополнительных соглашениях.

Значительная часть проблем, объективно возникающих в результате уступки, вообще оставалась за скобками. Почему-то уступалась вся территория – не только материковая, но и островная. Россия не закрепила за собой ни одного острова, как раз ту часть колоний, которая была ею лучше всего освоена и обжита. За русскими китобойными, пассажирскими и военными судами не осталось ни одной гавани или порта. Они лишались свободы промыслов, которыми, кстати, обладали граждане США в водах Русской Америки по конвенции 1825 г. С одной стороны, Россия лишалась возможности сохранить в Русской Америке свое военное или военно-морское присутствие, а с другой – договор не предусматривал, например, ее демилитаризацию или, на худой конец, вполне определенные гарантии, чтобы уступленные территории и морские пространства не могли быть в дальнейшем использованы в целях, враждебных или недружественных России.

Уступая колонии Соединенным Штатам, русское правительство вообще проигнорировало стратегические интересы России на Востоке, но им хозяйственные интересы русских китобоев, рыбаков, охотников и других предпринимателей, на протяжении почти 200 лет имевших национальные привилегии на уступленных территориях.

Пойдем дальше. К примеру, что имеет в виду договор под термином «уступка»? Предполагает ли она продажу, которая носит бессрочный характер, или речь идет о передаче предмета договора во временное владение? Употреблен ли термин «уступка» в качестве синонима термина «продажа» или, наоборот, уклонение от прямого обозначения настоящего желания уступающего как раз должно свидетельствовать о том, что никакой продажи нет и в помине? Кем здесь являются стороны договора? Продавцом и покупателем, как это бывает в сделках купли-продажи, или же Россия арендодатель, а Северо-Американские Штаты - арендатор? А русская территория на американском материке не более чем предмет временной аренды.

Если перед нами купля-продажа, то установленная договором цена смехотворно мала. Поскольку за всю территорию русских колоний их получатель соглашается уплатить всего лишь 7,2 млн. долл., то «уступка» не может быть ничем иным, как арендой. Когда в товар превращается земля или водные пространства, то обычно их цена в сделках купли-продажи определяется 50-кратной расчетной ценой получаемой с них прибыли в год и величиной банковского процента на капитал. Эти величины предполагают, что существует рынок земли. И продавец в любой момент может стать покупателем. Но тут-то не было ничего подобного. Государства землями не торговали. А сделка с русскими колониями настолько эксклюзивна, что после ее учинения мир уже ничего подобного не знал.

Основной капитал Российско-Американской компании оценивался накануне «уступки» в 2,27 млн. руб. В долларах это 1,49 млн. Ежегодно кампания получала 400 тыс. руб. чистой прибыли или, исходя из того же курса, 262 тыс. долл. Следовательно, одна лишь кампания с освоенными ею пространствами, всего лишь как коммерческое предприятие, могла быть продана за 15,4 млн. долл[128].

Но ведь это ничтожная часть уступаемых владений, не больше нескольких процентов ее цены. До материковой части колонии компания так и не добралась, хотя уже несколько десятилетий, как были открыты содержащиеся в ее недрах обширные полезные ископаемые. В цену договора эти богатства вообще не включены. Следовательно, даже при таком элементарном подсчете оказывается, что «уступка» не могла быть куплей-продажей. Если же это не купля-продажа, то «уступку» должно квалифицировать только как аренду.

Однако, если имела место аренда, то что является её предметом? При цене в 7,2 млн. долл. в аренду могла «уступаться» лишь недвижимость компании. Только такой договор приобретал хотя бы какой-то экономический смысл. Пусть и чисто арифметический.

Вместе с тем согласно статье I император Александр II уступал Штатам «всю территорию с верховным на оную правом, владеемым ныне его величеством на Американском материке, а также прилегающие к ней острова». А был ли русский император юридическим собственником территории русский колоний в Америке? Каким актом это было установлено? Во всяком случае Российско-Американской компанией он точно не владел. Она являлась акционерным обществом. Распоряжаться компанией или ее имуществом царь не мог. Он мог отнять у нее привилегии по управлению русскими колониями и эксплуатацией ее естественных богатств. Передать эти привилегии другим компаниям или государствам. Именно так поступил его дед - император Александр I. Но царь не мог продать сами привилегии.

Затем стоит вспомнить, что американские владения России именуются в договоре колониями. Но в каких законах империи были установлены права на колонии России и ее императора? Или вообще колониальное право? Ведь в договоре говорится об уступке территории «с верховным на оную правом». Но как раз проблема заключается в том, что никакого колониального права в Российской империи не существовало. И уступка колоний носила очевидно неправовой, произвольный характер.

Положения статьи I и IV странным образом противоречат положениям статьи VI. В первых Россия обязывалась уступить колонии в момент обмена ратификациями, в последней - обязанность Штатов заплатить растягивалась на десять месяцев. При договоре аренды такое противоречие несущественно, при договоре купли-продажи - невозможно.

Наконец, перенесение обмена ратификационными грамотами и места производства денежного расчета по договору в Вашингтон должно настораживать. С одной стороны, это указывает на спешность исполнения договора. Прежде всего со стороны Петербурга. И не вполне понятно, чем она была обусловлена. С какой стати русской стороне надо было торопиться? Торопилась, конечно же, не Россия и даже не император, а отдельные лица, лично заинтересованные в сделке. Надо полагать - вел. кн. Константин. Гораздо серьёзнее второе условие. Если бы пунктом расчёта был определен Петербург, то весь риск перевозки золотой монеты через Атлантику, как и транспортные издержки, ложились бы на Штаты. Но не это главное. Заокеанский расчет давал возможность распорядиться золотом по своему усмотрению. И ведь оно таки и не дошло до хранилищ русского государственного казначейства. Английское судно, барк «Оркни», перевозившее его, кок сообщается в некоторых русских изданиях, утонуло в водах Балтики. Вот только вопрос: был ли ценный груз. Если эти сведения достоверны, в момент крушения в трюмах корабля?[129]

 

Петербургские загадки

 

Процесс оформления и ратификации договора в Штатах занял в общей сложности полтора года, из них 15 месяцев ушло на решение вопроса о выделении Конгрессом предусмотренных договором сумм в оплату за приобретенные русские колонии. И это при том, что никакой серьезной оппозиции его заключению в Штатах не существовало. В чем же дело? Чаще всего в качестве причин затяжки решения денежного вопроса называют импичмент президенту Джонсону, вице-президенту при Линкольне, жульнический по сути иск вдовы бизнесмена Перкинса, предъявившей России крупный иск по якобы неоплаченным договорам, заключенным с ее мужем еще в Крымскую войну, и, наконец, лихоимство некоторых политических деятелей в Конгрессе и в администрации президента США. К тому же Конгресс уходил на каникулы, его члены разъехались по домам и заседаний быть не могло.

Голосование по импичменту, отражавшему внутриполитические противоречия в политических кругах Штатов и не имевшего отношения к приобретению Русской Америки, состоялось 12 (24) февраля 1868 г. Нужного количества голосов е набралось. Джонсон сохранил должность президента, и вопрос был закрыт. Но какое-то время работы конгресса он, конечно, занял.

Дело Перкинса действительно всплыло в июле 1867 г. Председатель комитета по иностранным делам нижней палаты Бэнкс и сенатор Уилсон (оба от штата Массачусетс) представили петицию вдовы Перкинса о том, чтобы из причитающихся России по договору о приобретении ее американских колоний денег была удержана сумма, достаточная для покрытия иска ее покойного мужа к правительству России (House Journal, 40th Congress, 1st Session, p. 175). Петицию поддерживали некоторые сенаторы и конгрессмены, оппозиционные президенту.

Еще при жизни дельца Верховный суд в Нью-Йорке рассматривал дело и отклонил иск, выплатив Перкинсу всего 200 долларов при сумме иска в 373613 долл. Получив вознаграждение в две сотни долларов, Перкинс обещал прекратить дело, но потом передумал. В 1860—1862 гг. вопрос был вновь поставлен по дипломатическим каналам[130]. Как бы ни было интересно это дело само по себе, на решение палаты представителей о выделении 7,2 млн. долларов оно не влияло. Петиция вдовы Перкинс лишь увеличило число вопросов, которые должна была рассмотреть палата. К тому же исполнение межгосударственного договора, акт публичного права, по чисто формальным соображением было невозможно связывать с коммерческим договором, актом частного права. Появление петиции Перкинса в палате представителей вряд ли могло задержать принятие положительного решения.

Причина частого упоминания в русских дипломатических документах, связанных с продажей Русской Америки, дела Перкинса была иной и вполне банальной. Его было инициативой Стокля, чтобы всячески сгущать краски в донесениях в Петербург, преувеличивая драматизм ситуации, сложившейся вокруг ратификации, и оправдывая расходы на взятки[131]. Но не только это. Создаваемое Стоклем в Петербурга впечатление, что власти США могут вообще не ратифицировать договор, что вопрос ими не решен, что против него существует влиятельная оппозиция, заслоняло от сановников империи, не причастных к афере с продажей Русской Америки и имеющей волю, чтобы высказывать независимое от царя мнение, тот факт, что необоснованна сама сделка.

Что касается взяток, то достоверно известно, что без них не обошлось. Это установило расследование Конгресса, проводившееся в конце 1868-начале 1869 гг. в связи со слухами о подкупе. Есть памятная записка президента Джонсона на этот счет и записи в дневнике посла Бигелоу, сославшегося на Сьюорда. Взятки брали члены палаты представителей и сената, владельцы газет, авторы статей, в которых рекламировался договор и само приобретение русских колоний[132]. Но нет никаких данных, что взятки хотя бы на дюйм изменили соотношение сил в пользу договора в палатах конгресса или в общественном мнении.

Эти взятки, с точки зрения обеспечения ратификации договора, необъяснимы. Сторонники приобретения русских колоний в прессе и в конгрессе США были в подавляющем большинстве. Численность принципиальных противников договора была ничтожно мала. Другое дело, кое-кому из штатовцев, причастных к продвижению договора и к его обсуждению, хотелось нажиться на сделке, поскольку Стокль, судя по всему, не скрывал такой возможности. В Вашингтоне и Сан-Франциско не собирались отказываться от принципа: «бери, раз дают». Какая-то часть членов конгресса просто торговала голосами. Да и Стокль, получив разрешение Петербурга истратить известную сумму на подкуп, что являлось обычной практикой, вряд ли был согласен упустить свою долю. Взяточник как правило готов делится с взяткодателем или его агентом.

Вообще говоря, дискуссия, развернувшаяся в конгрессе и прессе, в результате которой доказывалась выгода приобретения Штатами русских владений, показывает всю абсурдность аргументов, которые служили доказательствами для вел. кн. Константина и членов его круга, участвовавшим в подготовке решения императора Александра II об уступке колоний из-за их якобы убыточности.

Аналогично комментировали утрату Россией американских колоний и в самой России. В единичных статьях, которые удалось опубликовать на этот счет, оценки были вполне определенны. Газета Краевского «Голос» от 25 марта 1867 г. писала:

 

«мы… не можем отнестись к подобному невероятному слуху иначе, как к самой злой шутке над легковерием общества… они (слухи) глубоко огорчают всех истинно русских людей»… «Сегодня слухи продают николаевскую железную дорогу, завтра - русские американские колонии; кто поручится, что послезавтра не начнут те же самые слухи продавать Крым, Закавказье, Остзейские губернии? За охотниками дело не станет… Какой громадной ошибкой и нерасчетливостью была продажа или уступка нашей колонии России на берегу золотоносной Калифорнии; позволительно ли повторить теперь подобную ошибку? И неужели чувство народного самолюбия так мало заслуживает внимания, что им можно жертвовать за какие-нибудь 5-6 миллионов долларов? Неужели трудами Шелехова, Баранова, Хлебникова и других самоотверженных для России людей должны воспользоваться иностранцы и собрать в свою пользу плоды их?» [133].

 

Еженедельник «Русский», издавшийся Погодиным, отмечал в номере от 3 апреля 1867 г., что известие о договоре поразило своей неожиданностью не только «общественное мнение и журналистику Европы, но и всех русских людей»[134].

Затягивание платежа по договору, скорее всего, входило в общий план заговора. Оно устраивало обе стороны. Стокль выглядел молодцом. Он добивался ускорения расчета. Штатовцы ничего не могли поделать, ссылаясь на объективные причины процессуального и политического характера. У императора не было основания заподозрить своих ближайших помощников в предательстве. Его внимание отвлекалось от сущности договора на трудности его исполнения, искусственно созданные. Но кроме Стокля и в.кн.Константина у царя глаз не было.

Между тем не все до конца ясно с тем, как были осуществлены платежи.

На следующий день после выделения средств конгрессом Сьюард направил министру финансов официальную просьбу выписать для Стокля ордер на 7,2 млн. долларов золотом, что и было сделано 18 июля /1 августа 1868 г. В тот же день Стекль дал расписку о том, что получил в казначействе все 7,2 млн. долл. Полностью. Одновременно он поручил банку Риггса перевести деньги в Лондон банку «Братья Баринг и Ко», который вел финансовые дела русского правительства за рубежом[135]. Казалось бы, что в этом особенного. Расчеты как расчеты.

Но, как показал казначей Спиннер в комиссии конгресса, в обмен на чек в 7,2 млн. долл., подписанный Стоклем для Риггса 1 августа 1868 г., Риггсу были выданы два пересылочных чека в 7 млн. и 100 тыс. долл. Риггс оставил в виде «специального депозита» 100 тыс., которые затем перевел ему чеками в 25, 35, 20 и 20 тыс. Ригс показал, что он перевел представителю банка «Братья Баринг и Ко» в Нью-Йорк только 7035 тыс. долл. и, по указанию Стокля, выплатил 26 тыс. долл. Уокеру. Остальные 139 тыс. он передал Стоклю четырьмя частями - по 18, 35, 45 и 41 тыс. долл., получив 20-ю часть процента за перевод 7,2 млн., то есть 3,6 тыс. долл.[136].

Как заметил А. Зинухов, в чеке, оформленном для Стокля, нет никаких отметок или записей, свидетельствующих, что речь идет о золотой наличности. В качестве получателя платежа в чеке стоит имя барона Эдуарда де Стокля. Согласно условиям, он мог получить деньги, являясь дипломатическим представителем России, но сразу после ратификации договора Горчаков передал все полномочия по завершению данного дела в министерство финансов. Последнее обязано было прислать в Вашингтон своего представителя, имеющего соответствующую доверенность. Представитель обязан был, получив наличные «золотые монеты», доставить их на российский военный корабль и по прибытии в Петербург передать в государственное казначейство. Вместо этого Стокль, даже не пытаясь протестовать, получил чек на 7200000 гринбеков, которые котировались значительно ниже золотых долларов. В пересчете на золотую наличность он получил лишь 5,4 млн. золотых долларов. Одна эта «оплошность», на которую тоже не обратили внимания, стоила русской государственной казне 1,8 млн. долларов. Кто-то хорошо нажился.

 

Версия

 

Можно ли не увидеть в рассматриваемой нами сделке, не имеющей прецедента в истории нового времени, некую очевидную, бросающуюся в глаза фальшь. Двойное дно договора об уступке Русской Америки вообще не поддается сокрытию. Для современного исследователя это очевидно. С одной стороны, энергичная идеология штатовского правящего класса, опирающаяся на доктрину Монро[137], суть которой – Америка для американцев. С другой - реальная политика вашингтонских администраций, кто бы ее ни возглавлял, которая заключалась в распространении ее суверенитета на весь континент. Программа-максимум при этом включала поглощение Северо-Американским Штатами как русских владений в Америке, так и Канады и Мексики. Тот факт, что две последних страны так и не оказались в их государственных объятиях, это все лишь случай. Удалось выполнить программу-минимум. Овладеть Русской Америкой. При этом ее приобретение было последним и в истории Штатов и вообще в мировой истории. С 1867 г. ни одно государство ни своими колониями, ни, тем более, своими национальными территориями не торговало и не уступало. Разве что в результате поражения в войне или в силу дипломатического шантажа.

В отличие от Мексики, которую ее восточный сосед мог на практике просто аннексировать, что и предпринимал в XIX веке не один раз, война Штатов с Россией в целях захвата ее колоний на американском континенте была исключена. Она могла закончиться для Вашингтона плачевно. Нельзя было исключить, что в случае такой войны Британия и Россия, между которыми сразу же после победы над Наполеоном пробежала кошка, станут на этот раз союзниками. И как знать, не уступила бы в этих условиях Россия эти свои владения той же Британии, сталкивая тем самым оба англосаксонских государства лбами на многие столетия? К тому же еще не забылись причины гражданской войны, которая могла возобновиться теперь уже с участием британских и русских вооруженных сил, но на стороне южан. И тогда от целостности Штатов уж точно бы ничего не осталось.

Словом, как решили в Вашингтоне, приобретение русских колоний должно было пройти в исключительно мирных условиях, а со стороны Петербурга к тому же - совершенно добровольно. Для такого решения имелись свои благоприятные предпосылки. Вопрос решался волей монарха. А ее определяют фавориты и высшая бюрократия. Чтобы решить задачу в свою пользу, Вашингтону надо было найти поддержку в петербургском высшем свете, отыскать там союзников, приближенных к самому императору. Для штатовских политиков, да и многих влиятельных бизнесменов западного и восточного побережий, одержимых идеей аннексий, такая стратегия была очевидной. И их первым удачным объектом на пути приобретения русский колоний стал посланник Стокль. Он сделался их агентом влияния еще в 40-50 годы.

Это предположение следует хотя бы из того вроде бы несущественного факта, что Стокль, откровенно лоббируя интересы американских предпринимателей, стремящихся к свободе рук в русских владениях, выступал противником привилегий Российско-Американской кампании, установленных в отношении ее монополии в хозяйственных сферах. Он, к примеру, писал в донесении в русский МИД 1 ноября 1857 г., за 10 лет до оформления договора, что «монополия - это учреждения не нашего века, и на Тихом океане они так же невозможны, как и в любом другом месте». Либеральная мысль посланника совпадала с взглядами либерального великого князя, в декабре 1857 года писавшего Горчакову по поводу деятельности этой кампании, что не следует соединять в одном лице «купца и администратора»[138].

В дальнейшем именно Стокль был активным проводником идеи отказа России от американских колоний, используя свои служебные привилегии. И о ней именно он впервые заговорил еще в царствование Николая I, а не вел. кн. Константин с его письмом из Ниццы в 1857 г. Но при всех дипломатических возможностях и неутомимости Стокля его воздействия на принятие решения в Петербурге было недостаточно. Вашингтону надо было найти влиятельного сторонника отказа России от ее колоний среди наиболее приближенных к царю лиц. Точнее говоря, это мог быть лишь член императорской фамилии.

Таким человеком мог стать лишь младший брат царя вел. кн. Константин Николаевич. Обществу, тем более дипломатическим миссиям, были известны не только его либеральные взгляды, соединенные с глубокой безнравственностью, но и огромное влияние на старшего брата. Можно лишь догадываться, вследствие чьих хлопот было написано пресловутое письмо Константина Горчакову из Ниццы. Но оно не было случайностью. Желание снизить государственные расходы и увеличить доходы казны - лишь подвернувшийся под горячую руку повод, чтобы поставить в повестку дня вопрос об американских колониях.

Превращение Константина в главу «партии уступки колоний», скорее всего, состоялось между 1855 и 1857 годами. Пока был жив Николай I, в семье царя об этом нельзя было и думать. Но в начале 1855 Николай неожиданно умер и в стране, угнетенной поражением в Крымской войне, началось брожение умов - вплоть до умопомрачения. В том числе и в самых высших сферах. Что происходило тогда с вел. кн., пока что историкам неизвестно. Но, возможно, обстоятельства грехопадения скрывают русские и штатовские архивы, служебная и частная переписка, те же личные дневники, которые в ту эпоху вели чуть ли не все поголовно. Прямых улик пока нет. Но их никто и не пытался найти. Что же касается косвенных доказательств, то таковых более чем достаточно. Ведь простой настойчивости вел. кн. было явно недостаточно. В глазах императора надо было создать иллюзию безвыходности, такого серьезного положения государства, при котором уступка колоний становилась бы неизбежной, причем единственным их приобретателем могли быть лишь Северо-Американские Штаты. Чтобы царь пришел к такому выводу, вел. князю пришлось превратить «партию уступки» в заговор, который он и возглавил.

Но заговор, о котором идет речь, не мог иметь широкого распространения. Наоборот, его должна была составлять небольшая группа. Удача всего предприятия зависела от влиятельности его членов, причем не в Госсовете или Сенате, которых можно было устранить от дела, а в министерствах, обойтись без которых было никак нельзя. В конце-концов, возможности появились только тогда, когда на все ключевые административные посты были поставлены люди, близкие Константину, и он сам занял должность председателя Госсовета.

Что подтверждает наличие заговора? Суженный состав лиц, привлеченных к решению вопроса об уступке колоний. Их было всего лишь четверо – младший брат царя, министры Горчаков, Рейтерн и Краббе. Посланник Стокль, строго говоря, не в счёт. На него смотрели как на необходимого посредника. В курсе дела были некоторые чиновники средней руки, но им и в голову не могло прийти распространяться, наверняка рискуя карьерой. Их действия в пользу уступки колоний носили характер соучастия.

Так, например, в министерстве иностранных дел стали оспаривать юридическую силу принятых годом раньше решений о продлении привилегий Российско-Американской компании. В записке вице-директора Азиатского департамента А.С. Энгельгарда Горчакову от 26 октября 1867 г. утверждалось, что никакого формального продления привилегий РАК «не состоялось, а были только утверждены… главные начала, на коих правительство согласно дать компании эту привилегии»[139]. А раз так, то заключение договора об уступке колоний было юридически безупречным и на имущественные и правовые претензии со стороны правления компании можно было не обращать внимания.

Обсуждение и решение вопроса было настолько засекречено, что о нем не знал никто из остальных министров, члены Госсовета и другие сановники империи. Ни одному ведомству не было поручено исследовать уступку колоний как проблему. Не создавали и межведомственную комиссию, которая должна бы подготовить доклад и предложения, что тогда было обычной практикой. На этот раз все решалось келейно. О привлечении к обсуждению ученых или экспертов не было и речи.

И разве не указывает на заговор тот факт, что к обсуждению и решению вопроса не было привлечено правление самой Российско-Американской компании. О том, что колонии проданы, там узнали из газет. Князь П.П. Гагарин, с 1862 г. директор департамента законов Госсовета, с 1864 г. председатель комитета министров, в подробной записке от 6 мая 1867 г., сохранившейся в архиве министерства финансов, писал, что «правительство продало частное имущество без всякой оценки и без всякого согласия со стороны законного владельца»[140].

Был ли сам император участником заговора? Определённо нет. Состоять в заговоре против самого себя может лишь умалишенный, а Александр II таким качеством не страдал. Царь, скорее всего, проявил здесь невероятную. непростительную доверчивость, если не сказать - легкомыслие, подобно Отелло, и оказался обманутым. Царь не был участником заговора, но стал его частью, поскольку в условиях абсолютизма принятие решения по такому вопросу формально зависело только от него самого.

На заговор намекают и некоторые статьи договора, посвященные расчётам, о чем уже сказано выше, которые создавали условия присвоения значительной части денежных средств его участниками и с русской, и со штатовской стороны. Финансовые злоупотребления Стокля практически доказаны, как и взяточничество нескольких десятков высокопоставленных и влиятельных политиков США[141], в чем правосудие почему-то не нашло никакого криминала.

Мало что известно о приобретениях в.кн. Константина и его министров, участвовавших в деле. Глухо известно о спекуляциях вел. князя с акциями Российско-Американской компании. Но это мелочь, которую не стоит принимать всерьез. Что в действительности досталось вел. князю, еще предстоит исследовать[142]. Да и Вашингтон не стоял за ценой, поскольку дело шло о баснословных суммах, исчисляемых десятками и сотнями миллионов[143]. Увы, вел. кн. был к тому же сластолюбив, обзаведясь не только официальной, но и гражданской семьей, в которой прижил аж четырех детей.

 

Некоторые соображения вместо заключения

 

Дело об уступке Русской Америки Северо-Американским Штатам, состоявшейся в 1867 году, в настоящее время предмет архивных изысканий и нескольких строк в школьных и университетских учебниках, если повезёт - серьёзных монографий. Его политическое значение, напротив, с годами становится всё актуальнее. Потому наверное, что прецедент оказался для государственных властей России весьма соблазнительным. Первая в русской истории добровольная территориальная уступка, оформленная как простая сделка то ли купли-продажи, то ли аренды, не стала последней. Начиная же с 1990 года раздача суверенных русских территорий превращена чуть ли не в повседневную практику. Несколько месяцев назад росчерком пера Китаю уступлены острова на реке Амур[144]. На очереди Курилы, Калининградская область, земли на Кавказе. Что может последовать потом? Весь Кавказ, Сибирь?

Если в результате продажи Русской Америки предметом уступки оказалось 1,5 млн. кв. км или 6% суши тогдашнего Российского государства (не считая морских территориальных вод, составлявших тогда лишь 3 прибрежных мили), то к моменту написания настоящей статьи Россия только с 1990 года по 2004 год включительно уступила еще 5,5 млн. кв. км., или почти 24% суши[145]. К этому надо прибавить континентальный шельф и прилегающую к утраченному побережью полосу морской экономической зоны в 200 английских миль.

В эту ведомость не входит значительная часть Берингова моря, площадью в четыре Польши, безвозмездно подаренная Горбачевым Штатам в том же 1990 году, как выяснилось значительно позже, за простую взятку, вообще-то смехотворно низкую по сумме[146]. Сколько получил Шеварднадзе - пока что неизвестно, но в том, что он действовал небескорыстно, в этом нет никаких сомнений.

Однако, если прямая государственная измена, совершенная Горбачевым и Шеварднадзе, тогда министром иностранных дел СССР, так и осталась не наказанной, не возбуждалось даже уголовного дела, есть ли гарантия, что не может произойти нечего подобного? И если неизвестно или известно недостаточно, как были утрачены американские владения России, если массовое сознание относилось прежде и относится теперь к этому историческому факту безразлично, то разве не может с таким же точно чувством отнестись оно и к повторению таких уступок впоследствии? Тем более, что территориальные потери 90-х годов происходили если и не с согласия, то при очевидном поощрении русского населения России.

История освоения Россией своих американских колоний исследована более или менее серьезно. Что же касается того, каким образом, кем именно и благодаря каким обстоятельствам и причинам Русская Америка перешла к Северо-Американским Штатам, в России опубликовано лишь несколько статей, часть которых использована в настоящей работе, а также издана в 1990 г. 370-страничная монография Н.Н. Болховитинова, послужившая для автора основным информационным источником. Но она несет на себе печать горбачевского «смутного времени», ельцинско-чубайсовской ксенофилии и сводится главным образом к повествовательному описанию, а не к глубокому, вдумчивому, критическому анализу процесса. Она написана не с русской, а с объективистской, абстрактной точки зрения. Специальной научной русской работы, посвященной уступке Русской Америки, пока что не написано.

В прежних работах, изданных по этому предмету, обнаруживаются две принципиально различные позиции. Большинство авторов, принадлежащее главным образом либо к официальной исторической науке под эгидой Российской Академии наук или к дипломатическим учреждениям, подведомственным МИДу, подобно Болховитинову, относится к уступке в целом положительно, считая официальные аргументы той поры вполне основательными, хотя и небезупречными. Другие авторы, не связанные с властью крепкими административными узами, смотрят на сделку иначе. Для них она - бесспорное и откровенное предательство национальных интересов России, результат недобросовестности и даже заговора[147].

Действительно, даже при поверхностном знакомстве с материалами исследователей, посвященных договору об уступке Русской Америки США, обнаруживается множество несуразностей. В России ее колонии рассматривали как источник расходов; в США - как кладовую неисчислимых богатств. Русские власти считали, что владение колониями в Америке стратегически ослабляет Российскую империю; власти США видели во владении Аляской громадные стратегические преимущества. В России решение принималось узкой группой приближенных к императору лиц; в Вашингтоне вопрос подписания договора и его ратификации подробно дебатируется в Конгрессе. В России продажа колоний - дело одной лишь бюрократии и царя, их нисколько не волнует мнение науки; в США - проблема приобретения тщательно обсуждается с привлечением ученых. В России даже пресса всего лишь публикует несколько статей, народ же и так называемое общество безмолвствует; в США - этому уделяют продолжительное внимание более сотни газет, общество не только информируется, приобретение Аляски - настойчивое желание жителей западной части страны и твердое убеждение демократических патрициев.

Скажем сразу: в сущности, Россия не продавала свои американские колонии, она отказывалась лишь от юридического права на них. Штаты же, в свою очередь, приобретали не только право на Русскую Америку, но и саму Русскую Америку, все ее естественные богатства и стратегическое положение. Вряд ли неэквивалентность этой сделки не была заведомо очевидна для ее участников. Во всяком случае, это знали и понимали в США. Думается, доподлинно знали и русские власти, что является в действительности предметом сделки, понимая - какова настоящая его цена.

По привычки мы, русские, все еще полагаем, что Россия - самое большое государство на планете. И поэтому она может считать себя великой державой. Арифметически это действительно так и есть. Но алгебраически мы уже лет пятнадцать как распадающаяся, деградирующая и вымирающая страна среднего калибра, с которой можно не считаться. Последние события тому наглядное подтверждение. Латышские власти дискриминируют половину подвластного им населения лишь из-за того, что родным для них являет русский язык. Литовские устанавливают унизительные правила въезда и выезда граждан России в Калининградскую область, каких, заметим, нет нигде в мире. Новый грузинский лидер приказывает топить морские прогулочные катера с русскими отдыхающими. И это произносит глава государства, у которой вместо военно-морского флота - морские плоты и вместо военно-воздушных сил - воздушные змеи. Но он знает, что Россия и ее власть проглотят любое оскорбление.

Но российское правительство и русское общество делают вид, что столь оскорбительные демарши, которые для любого мощного, уважающего себя государства было бы поводом для немедленного и неотвратимого наказания, их вовсе не касаются и к ним нисколько не относятся. Там, где Вашингтон немедленно посылает бомбардировщики и «томагавки», высаживает морскую пехоту и устанавливает на десятки лет режим жесточайшей оккупации, Москва ограничивается вежливыми нотами и невразумительными мидовскими комментариями.

Да, ныне мы живем в иной реальности. Нет той великой России, без разрешения которой некогда в Европе не могла выстрелить ни одна пушка, зато появились по периметру ее новоиспеченных границ надменные государственные карлики, вроде Грузии, Латвии, Литвы или Эстонии.

Куда же исчезла Россия, которая еще двадцать лет назад разделяла с Соединенными Штатами звание сверхдержавы? Ее мощь без какого-либо сожаления промотана властью и… собственным населением. Первая, используя свои полномочия, присвоила себе даром госимущество, кликушески провозгласив святость частной собственности, вторым - опять же даром - достались общечеловеческие ценности, которые, как оказалось, вовсе не котируются на рыночных торгах и не имеют денежной цены. Они приобрели дырку от бублика.

Современное государство Российское - Российская Федерация - занимает 17,08 млн. кв. км., что составляет 13% земной суши. Казалось бы, баснословная величина. Но из 17 млн. кв. км. 11 млн. или 65% - вечная, непригодная для заселения мерзлота, где практически невозможно не то что постоянно жить, но даже добывать содержащиеся в этой земле богатства, так как они обходятся слишком дорого. Примерно 145-150 млн. населения РФ реально владеют менее чем 6 млн. кв. км суши, так или иначе пригодных к оседлой жизни. И судьба распорядилась так, что природные и климатические условия даже на этих пространствах весьма суровы. Они протянулись на одиннадцати часовых поясах по 56-му градусу северной широты, где вести земледелие можно не более 4 месяцев в году. На изготовление сельскохозяйственных и промышленных продуктов на Русской равнине приходится затрачивать в два, три, пять раз больше времени и сил, чем в Калифорнии, Андалузии, Ломбардии или Провансе, в долинах Теннеси, Рейна, Сены или По.

Но так было не всегда. Еще в 1990 году территория России, ставшей по названию Советским Союзом, было на 5,19 млн. кв. больше (22,27 млн. кв. км), а накануне революции 1917 года, называясь Российской империей, ее земная площадь исчислялась в 21,7 млн. кв. км., то есть больше на 4,62 млн. кв. км., чем сейчас. Много или мало было уступлено? По площади это равняется 10 Франциям, 15 Германиям или 17 Италиям. Аналогов подобных территориальных метаморфоз мировая история не знает.

После территориальных уступок 1991 года за пределами России оказывались ее самые развитые, самые благоприятные в хозяйственном и военно-стратегическом отношении территории. Если производственный потенциал СССР накануне его расчленения был равен примерно 60% производственного потенциала США, то в масштабах РФ, после состоявшегося раздела, он снизился до 3%.

Сто лет назад, имея в распоряжении 17% мировой суши, Россия обладала 10% населения Земли и 9,5% общемирового производства. 20 лет назад - 16,5% суши, 6,4% населения и примерно 15% ВВП. Теперь же на ее 13% проживает меньше 2,5% населения, которое производит не более 1,5% ВВП.

Легко отказавшись от территориальных приобретений последних трех веков, возвратившись к временам царя Федора Михайловича, Россия в 10 раз сократила свою долю в мировом производстве, почти в 20 раз уменьшив стратегический потенциал, что уже обошлось ей в 16 миллионов демографических потерь. Надо ли говорить, сколько людских страданий скрывает этот бесчеловечный акт, по сравнению с которым меркнет вандализм Третьего рейха. Под вопросом возможность суверенного существования России.

Между тем жизненные пространства, в которых наилучшим образом развиваются нации, достаются им не случайно, не как находка, а лишь невероятными усилиями, железом и кровью. Такова история каждого современного великого государства. Что же касается народов, которым не хватало мужества и мудрости отстоять свою территорию, то они либо исчезали с политической карты мира, либо становились колониями или сателлитами великих держав.

Одна лишь история России знает исключения. И хотя для защиты своего отечества русским пришлось за одиннадцать столетий выдержать не одну сотню войн, отбиться от вражеских нашествий, защитить, вернуть себе свое же, присоединить и обустроить земли на трех континентах, тем не менее лишь Россия совершала беспрецедентные по масштабам и расточительству территориальные уступки. Причем не в каком-то далеком прошлом, а в последние два столетия, и не в отношении покоренных, нещадно эксплуатируемых колоний, таких у России вообще не было. Их предметом становились то исконные русские земли, то пространства, присоединенные к Государству Российскому в результате труднейшего освоения.

Только однажды в русской истории власть добровольно отказалась от территорий, отошедших к России в качестве военной добычи. Это были финляндские губернии (около 340 тыс. кв. км). Большевистское «временное рабоче-крестьянское правительство» в декабре 1917 года пошло на этот шаг легко. В этом решении нетрудно разглядеть циничное желание иметь под боком у Петрограда, тогдашней русской столицы, дружественное государство, где при неудаче «мировой революции» ее вожди могли получить надежное политическое убежище. Убежище не потребовалось, зато настоящая себестоимость этой уступки стала понятной уже через 22 года.

Однако, как мы видим, не большевикам принадлежит сомнительное первенство в подобных территориальных предприятиях. Уступать принадлежащие России земли ее правительства начали в XIX веке в Америке, где они простирались от Берингова пролива до Калифорнийского полуострова. Нуждается в объяснении уступка 1,7 млн. кв. км под предлогом разграничения владений с США и Великобританией в 1824 и 1825 гг., на чем особенно настаивали тогдашние управляющий министерством иностранных дел Нессельроде и министр финансов Конкрин. Отчего Петербург пошел на этот жест доброй воли, не стоивший Лондону и Вашингтону ни цента? Потом некоему бизнесмену достался Форт-Росс. Но обещанные им 30 тыс. долл. так и не были получены. Пока передача форта оформлялась, Мексика из испанской колонии превратилась в суверенную республику. А когда в 1867 г. пришла очередь и Аляски с Алеутскими островами, то их оценили в 5 копеек за гектар.

Даже теперь трудно вообразить более темную историю. Тайна, впрочем, при продаже или уступке существовала для русских, когда как американцы дебатировали вопрос вполне открыто - в прессе и в Конгрессе. Самое удивительное, что инициатива исходила из Петербурга. И главным «лоббистом» был брат царя - великий князь Константин Александрович, глава либеральной партии того времени, сначала управлявший морским министерством, затем ставший председателем Государственного Совета.

Доводы в пользу продажи, подготовленные русскими государственными мужами, кажутся высосанными из пальца, насколько их легко опровергнуть. Видите ли, «управляющая компания не приносит существенной пользы акционерам», «возможны столкновения с предприимчивыми торговцами и мореплавателями», что будет «необходимо содержать с большими на это расходами военные и морские силы в северных водах Тихого океана», надо «сосредоточить внимание на развитии Приамурского края», «в случае войны колонию нет возможности защищать», сохранение этих владений принесет «вред дружественным нашим отношениям к Соединенным Штатам»?

Беспардонным враньем представляются донесения посланника Стокля в Петербург, в которых он всё переворачивал с ног на голову: «Акт продажи наших колоний, — утверждал он в одном из них, — никогда не был популярен в Соединенных Штатах. Вся пресса высказывалась против этого территориального приобретения. Газеты всех направлений заявляли, что Соединенные Штаты, которые обладают территорией, способной прокормить население численностью в 200 миллионов, не имеют никакой необходимости расширять свои границы за счет районов, лишенных ресурсов и не подходящих для сельского хозяйства, особенно в момент, когда страна обременена колоссальным долгом»[148].

Все эти «страхи» и «сообщения» были блефом. Время показало, что США заключили самое дальновидное в их истории внешнеполитическое соглашение, а Россия – самую опрометчивую. Русская Америка оказалась богата ресурсами, включая нефть, морепродукты и золото. Все то, что русские землепроходцы, промышленники, моряки и православные миссионеры на протяжении почти 150 лет создавали в Новом Свете для России, даром досталось янки и было ими эффективно использовано. Аляска теперь - это четверть всех подземных и морских богатств США. Занимая выгодное военно-стратегическое положение, она обеспечила Штатам преобладающее влияние на севере континента и на пути к азиатскому рынку. Вместе с Алеутскими островами и Гавайями (в свое время Россия и от них отказалась) теперешняя Аляска позволила США доминировать на всем пространстве Тихого океана.

Остается лишь сожалеть, насколько вредит России отсутствие во власти и в образованной части общества глубокого геополитического, геоэкономического и геостратегического мышления, вместо которого она усвоила лишь примитивные идеи и догмы европоцентризма, не уставая клясться в своей принадлежности Европе. Причем без какой бы то ни было взаимности с ее стороны.

Удивительно, но факт: в русском национальном сознании не осталось никаких следов от неблагоприятных последствий уступки русских колоний в Америке. А ведь сохрани их Россия, и вектор развития был бы существенно изменен. Русское освоение всего Дальнего Востока носило бы тогда и иное направление, и другие темпы. Баснословные выгоды, которые достались Штатам, усилили бы Россию за 30-40 лет до такой степени, что могли избавить ее и от войны с Японией, начатой в 1904 году (либо ее результат был бы иным), и даже от участия в Первой мировой войне, предотвратить которую в Европе вряд ли было возможно.

Не откажись большевики от русского суверенитета над Финляндией в декабре 1917 года, и по иному развивались бы события на северо-западном участке фронта Великой Отечественной войны, если бы она вообще началась. А вот в чем не приходится сомневаться, так это в том, что не было бы необходимости в финской кампании 1939-40, да и немецко-финскую блокаду Ленинград можно было бы предотвратить.

Беловежские соглашения 1991 года, по которым тоже уступались огромные русские территории, как и уступка Русской Америки, также готовились в тайне. Это русский народ узнал о ликвидации СССР из теленовостей, а Вашингтон был задолго «в курсе». Ничуть не лучше были и аргументы, которые озвучивали архитекторы Беловежского заговора. «Общечеловеческие ценности», «право наций на отделение», «союзные республики сидят на шее у России» и тому подобные глупости. Как полагают эксперты, в совокупности последствия этого решения превышают человеческие жертвы и материальный ущерб, причиненный нашему Отечеству гитлеровским нашествием. Предвидеть их, впрочем, не составляло особого труда.

В расчлененной России восемь человек из десяти живет теперь не в комфорте, а в бедности. Треть - в нужде. На среднюю зарплату в 5000 рублей можно приобрести то, на что двадцать лет назад тратилось примерно 100. Нынешняя пенсия, следовательно, это 20 доперестроечных рублей. Мы что, перестали работать? Нет. Стало негде работать. Предприятия встали и целые отрасли исчезли, словно их и не было. Причин много. Не на праведные же деньги возведены сотни тысяч особняков, куплены яхты, канары, ривьеры и челси. Из ничего и будет ничего. Каждый особняк, яхта или «мерс», тем более каждый футбольный или теннисный клуб, - это загубленный завод, разоренное хозяйство, раскулаченная фабрика. В России тончайший слой богатых выскочек вырастает на массовой нищете миллионов. Других ресурсов у страны нет.

Главный источник современного кризиса - территориальный распад государства. А он стал возможен, когда в массовом сознании возобладала философия булгаковского героя - Бунши. Зачем нам какая-то Кемская волость, вроде Средней Азии, Закавказья, Прибалтики или западных русских земель, названных «Украиной» и «Белоруссией»? «Пусть забирают». Но если не сохранять свою государственную территорию, не беречь её как зеницу ока, то утрата этих земель с неизбежностью обрушивает хозяйственные связи, рвёт экономические отношения, деморализует и разлагает общество, коррумпирует власть. Зато появляются новые тысячекилометровые государственные границы, таможни, «суверенные» правовые системы и самодовольная бюрократия.

В событиях 1867 и 1991 года, внешне похожих, есть важные отличия. Нет, например, сомнения в том, что Александр II, отказываясь от права на русские колонии в Америке, не хотел зла России. Но, доверившись своему брату и министрам, он совершил ошибку, и ошибку такого рода, что она была хуже преступления. Горбачёв, Ельцин и приближенные к ним либерал-демократы, вроде Бурбулиса, Чубайса или Шахрая, готовившие вместе с Кравчуком и Шушкевичем отделение «союзных республик» от России, учиненное ими в Беловежской пуще, но никогда не ратифицированное, никаких ошибок не совершали. Это была с их стороны целенаправленная, сознательная деятельность, политика, от которой они не отрекаются и поныне. Общественное спокойствие, последовавшее за уступкой Аляски, можно объяснить авторитетом царской власти, которой русской общество середины XIX века полностью доверяла. Но объяснимо ли народное безмолвие 1991 года, сохраняемое до сих пор?

Равнодушно бездействуя, разве Россия не рискует пережить трагическую судьбу Восточно-Римской империи? А ведь именно к этому ведёт её логика уступок по всем направлениям, которая стала для Кремля путеводной звездой начиная с 1985 года, политической линией правительства, сущность которой выражает формула трусости и измены - «лишь бы не было войны».

Между тем хорошо известно, что на свете есть святыни, идеалы, заветы, истины, ценности важнее мира, который ничего не стоит, если нарушена справедливость.

 

1.02.2005, 2.01.2008.



[1] Настоящая работа, написанная в 2004 году, в сокращённом виде была опубликована журналом «Москва» под заголовком «Как продавали Русскую Америку» (№8 за 2005 год). Затем её разместил «Золотой лев» (выпуск 55-56). Предлагаемая редакция, являясь полной версией, учитывает ряд новых фактов, которые за это время стали известны из появившихся в прессе работ на тему «продажи Аляски».

[2] Дудин А.П. Аляска: утерянные возможности // «Академия Тринитаризма», М. 2003. В 2000 году Внешторгбанк издал годовой иллюстрированный календарь, в котором воспроизведена отпечатанная в 1830 г. в С.-Петербурге издателем И. Эйнерлингом одна из первых русских карт с изображением «политического баланса земного шара», где русские владения в Америке показаны в границах 1824 года.

[3] По В. Ключевскому, «Север и Сибирь с Аляской были присоединены и освоены не столько государством, сколько народом, крестьянскими семьями...».

[4] Колониями на Американском континенте владели также Голландия и Дания. Ныне Голландии всё ещё принадлежит Гвиана, а Дании Гренландия.

[5] Прокоп Тороп. Аляска… Чья ты? М. 1997, с. 3. Брошюра была издана к 130-летию продажи Аляски. Далее по тексту - Тороп.

[6] Тороп, с. 18.

[7] Первоначальный капитал компании составлял 724 тыс. руб. и был разделен на 724 акции. Выгоды торговли были значительны, и цена акции с 1000 рублей в 1799 г. поднялась за год до 3727 рублей.

[8] Тороп, с. 20.

[9] Тороп, там же.

[10] Самое крупное русское поселение Новоархангельск на острове Ситха было основано в 1799 г. В том же году русское правительство передало Российско-американской компании право на монопольное использование природных ресурсов, осуществление торговли, промыслов, экспедиций и основание поселений. Одновременно она получила от правительства право присоединять вновь открываемые земли, если эти территории «никакими другими народами не были заняты и не вступили в их зависимость» (А.П. Дудин).

[11] Основным в деятельности компании был пушной промысел: за период с 1797 по 1821 гг. из колонии вывезли пушнины на 16,38 млн. руб., в виде пошлин в казну поступило 2 млн руб. Капитал компании к 1820 г. составлял 4,58 млн. руб. Это было намного меньше, чем получали штатовцы, англичане и испанцы от торговли с русской колонией (Д.Я. Резун. «Русская Америка»).

[12] Тороп, с.36.

[13] Тороп, там же.

[14] Тороп, с. 21-22.

[15] Тороп, с.35

[16] Автор использует термин «штатовская» и «штатовцы» как производное от Штаты, определяющего слова в общепринятом русском названии североамериканского государства, поскольку применительно к одним лишь жителям САСШ (США) использование терминов «американская» и «американцы» неправильно по их лексическому смыслу.

[17] Компания направляла правительству России «многочисленные записки и протесты, в которых указывалось, что условия конвенции и, прежде всего, предоставление американцам свободы торговли и рыбной ловли в русских владениях на 10 лет, нарушают привилегии компании и ставят под угрозу не только благосостояние, но и само ее существование». (Академия наук СССР. Институт всеобщей истории. Н.Н. Болховитинов. Русско-американские отношения и продажа Аляски. 1834-1867. М. «Наука». 1990. с 21; далее: Болховитинов). Но их не принимали во внимание.

[18] Тороп, с.36-37.

[19] Соглашения готовили министры России: иностранных дел К. Нессельроде и финансов Е.Ф. Конкрин. Уступчивость России связывают с тем, что Лондон «помог» заплатить царю в 1815 году проценты по займам, которые Россия, начиная с Екатерины II, делало у голландских и английских банкиров, но в связи с военными расходами 1812-1815 годов просрочило платежи по процентам и согласился поручиться за русского должника перед банкирами. Царь же «в знак благодарности» уступил его территориальным требованиям (А.П. Дудин).

[20] Это незнание относится и к другим русским приобретениям на Тихом океане. В мае 1816 года один из гавайских царьков Томари, благодаря Русско-Американской компании, официально принял русское подданство. К 1820 году на Гавайях стояли русские форты, вооружённые пушками. Фактически русскими были Маршалловы острова. Но Петербург был совершенно пассивен к этим приобретениям и не счёл нужным их признавать (Г.А. Соколов. К материалам об Аляске).

[21] Болховитинов, с.62.

[22] Болховитинов, с. 61-62.

[23] Тороп, с. 38.

[24] Болховитинов, с 63.

[25] Болховитинов, с. 65.

[26] Болховитинов, с. 68-69.

[27] Болховитинов, с. 66.

[28] Болховитинов, с. 69.

[29] Тороп, с. 44.

[30] Болховитинов, с. 51-52.

[31] Болховитинов, с. 49. Эта формула возникла за 80 лет до немецкого национал-социализма, утверждавшего, что немцам сама судьба предопределила господствовать в Европе. Но предопределение судьбы американцев есть метафизика и потому имеет оправдание, в отличие от нацизма, который такого оправдания недостоин.

[32] В настоящей работе фамилия русского посланника принята как Стокль. В других работах его чаще всего именуют Стеклем и иногда Штоклем.

[33] Интернет-сервер «Форум». «Из истории штата Аляска».

[34] Болховитинов, с. 52.

[35] Болховитинов, с. 53.

[36] Болховитинов, с. 53-54.

[37] Болховитинов, с. 75.

[38] Болховитинов, с. 76-77.

[39] Болховитинов, с. 78-79. Вернувшись осенью 1854 г. в Штаты, Сандерс стал реализовывать соглашения, но «переоценил свои финансовые возможности и обанкротился. При не вполне ясных обстоятельствах 5 ноября 1855 г. банкирский дом «Сандерс и Бренгам» потерпел финансовый крах» (с.82). Поверить в подобное почти невозможно.

[40] По мнению А. Зинухова, полагающего, что в продаже Русской Америки имел место заговор, «именно Сандерс мог подтолкнуть великого князя к мысли о продаже Аляски. Затем с идеей ознакомили императора, и она, видимо, пришлась по душе Александру». (Как продавали Аляску. «Совершенно секретно», № 3, 2000).

[41] Болховитинов, с. 96, 98.

[42] Уже в апреле 1854 г. госсекретарь США вел переговоры со Стоклем по поводу уступки Аляски (Тороп, с. 39).

[43] Болховитинов, с. 99-100.

[44] Существует иное мнение: отрицается фиктивный характер этой сделки и утверждается её мошеннический характер. «Если бы это мошенническое дело выгорело, то государство, доверившее свои территории в мнимую собственность, рассталось бы с ними согласно подписанному сторонами договору, а устные договорённости и условия страной-покупателем были бы забыты. Сделка, прежде объявленная фиктивной, стала бы реальностью» (Иван Миронов, «Роковая сделка: как продавали Аляску», «Алгоритм». М, 2007, с. 88, далее - Миронов).

[45] Болховитинов, с. 100-101.

[46] Болховитинов, с. 101.

[47] И. Миронов. «Без Аляски».

[48] Болховитинов, с. 102-103.

[49] Болховитинов, с. 79.

[50] Болховитинов, с. 92.

[51] Болховитинов, с. 92.

[52] «США - экономика, политика, идеология», №3, 1990.

[53] Муравьев был высоко оценен американской газетой «Трибуна». Она назвала его губернатором с прозорливостью государственного человека, увидевшего в американцах лучших пионеров: «Губернатор с прозорливостью государственного человека угадал, что американцы, лучшие пионеры в подобных предприятиях, могут послужить средством к возбуждению такой деятельности. Чрез их свободные и беспрепятственные сношения с русскими заблистала бы новая коммерческая эпоха для Русской Азии» и был бы дан «сильный толчок к развитию торговли и увеличению народонаселения с тех местах» (Болховитинов, с 151).

[54] В беседе с американскими купцами в Николаевске в июне 1859 г. генерал-губернатор заявил: «я люблю американцев и готов был дать им право торговать в верх реки Амур» (Болховитинов, с.150).

[55] Болховитинов, с. 148. Это мнение доказывает, что не все чиновники в России продаются направо и налево. Некоторым свойственно мыслить стратегическими категориями, а не личными симпатиями или корыстными корпоративными интересами.

[56] О тайной миссии Коллинза говорит хотя бы тот факт, что по приезде в Петербург он нисколько не торопился отправиться на Амур. Один из американских «предприимчивых людей», - Бернард Пейсон, - писал жене: «Эти русские - как они медлительны! Здесь находится джентльмен по фамилии Колиннз, назначенный американским консулом на р. Амур (в действительности он был назначен торговым представителем), который два месяца назад обратился с просьбой о разрешении отправиться по суше к Тихому океану. До сих пор он еще не получил ответа» (Болховитинов, 145). Но из-за чего задерживался Коллинз на самом деле, вот в чем вопрос?

[57] Причиной интеллектуальных трансформаций столичных сановников, вдруг загоревшихся идеей продажи Русской Америки, стал прозаический подкуп (Тороп, 40).

[58] Константин Николаевич (1827 - 1892) - великий князь, второй сын императора Николая I. С детства предназначался его для службы во флоте и в 1831 году был назначен генерал-адмиралом. С 1855 года управлял морским ведомством на правах министра. В 1862-63 гг., во время начавшегося восстания шляхты, наместник Царства Польского. В 1865-1881 гг. - председатель Государственного совета. С 1845 г. председатель Русского географического общества, с 1852 года - председатель Русского археологического общества, с 1873 года президент Русского музыкального общества. Александр III сразу же отставил его от всех должностей.

[59] Тороп, 40.

[60] Горчаков, Александр Михайлович (1798-1883), князь, с 1867 г. государственный канцлер. В 1820 - 22 гг. при графе Нессельроде на конгрессах в Троппау, Лайбахе и Вероне; в 1822-1827 г. секретарь посольства в Лондоне и в Риме, в 1828 г. советник посольства в Берлине, поверенный в делах во Флоренции, в 1833 г. - советник посольства в Вене, в 1841 г. чрезвычайный посланник в Вюртемберге, в 1855 г. посланник в Вене. С 1856 г. по 1882 г. министр иностранных дел.

[61] Болховитинов, с. 327-328. Конечно, только в Ницце, этом убежище для знати из нищих государств, могла прийти в голову столь светлая мысль: пустить в продажу территорию страны.

[62] Болховитинов, с. 105, 106.

[63] Болховитинов, с. 106-107.

[64] А.П. Дудин. РАК – сокращенное обозначение Российско-Американской компании.

[65] Болховитинов, с. 107, 108, 117.

[66] Александр Зинухов. Как продали Аляску. «Совершенно секретно», № 4, 2000.

[67] Болховитинов, с. 110.

[68] Болховитинов, 185, 111.

[69] Болховитинов, с. 114.

[70] Там же.

[71] Болховитинов, с. 115, 116, 117.

[72] Вел. кн. настаивал на отправке ревизоров в надежде на получение сведений, компрометирующих Российско-Американскую компанию. И если от охраны прибрежных вод Аляски под предлогом дороговизны Константин отказывался, то для нужд ревизии был готов выделить специальный корабль (Тороп, 40).

[73] Болховитинов, с. 119.

[74] Болховитинов, с. 129.

[75] Болховитинов, с. 126.

[76] Факт слабости владений в Америке был очевидным. Общая численность русского населения в колониях в 1860 г. составляла 595 человек, креолов было 1896, алеутов - 4645, а всего 10144 человека. Число независимых индейцев оценивалось в 40 тыс. И хотя открытого столкновения с тринклитами происходили редко, в целом сопротивление туземцев оказалось едва ли не главным фактором, препятствовавшим успешной колонизации Американского материка, и ограничивало влияние компании ее островными владениями. Впрочем, уже тогда в пределах Русской Америки было до 400 золотоискателей (Болховитинов, 140-141, 201). Говорить о беззащитности русских владений не приходится. В 80-е годы, когда ими уже владели Штаты, общее число белого населения составляло 392 чел. Управление Аляской в конце XIX века вообще возлагалось на капитана одного из стоящих у берега пароходов. Эти факты говорят об абсурдности все еще бытующих доводов о том, что причиной уступки территории была малая численность русских и дороговизна управления ею (Тороп, 48)

[77] Болховитинов, 132, 130.

[78] Болховитинов, с. 132, 133.

[79] Болховитинов, 134, 135, 319.

[80] А. Зинухов.

[81] Тороп, 41.

[82] Болховитинов, 136, 137.

[83] Болховитинов, с. 140.

[84] Болховитинов, 159.

[85] Болховитинов, 160, 161.

[86] Болховитинов, с. 152, 153.

[87] Болховитинов, с. 138. Порядок управления колонией был изменен принципиально. РАК освобождалась от ранее действовавших полномочий по управлению Русской Америкой и оно поручалось главному правителю, назначаемому высочайшей властью. Согласно новым правилам фактически отменялись какие-либо привилегии и монополии компании, но за РАК оставили обязанность финансировать администрирование колонии, её снабжение и содержание.

[88] А.П. Дудин.

[89] Болховитинов, с. 141.

[90] Великому князю Константину нужно было во что бы то ни стало превратить Аляску в банкрота, в непосильную обузу для Государства Российского. Сотрудники в.к. в Морском министерстве распространяли в Европе слухи о намерении русского правительства прекратить привилегии РАК с 1861 года, что дискредитировало компанию в глазах кредиторов и подрывало её финансовую стабильность. Отмена привилегий, которые действовали до 1861 года, поставили компанию на грань краха, «уронив кредит», что сразу же отразилась на курсе её акций. При номинальной стоимости акций РАК 150 руб. ее курс в 1858 г. достиг 340 руб., но в конце 1860 г. - уже 275 руб., в конце 1861 - 195 руб., в конце 1862 - 155 руб., в конце 1864 они упали до 135 руб., а в начале 1867 г. их еле удалось продавать по 75 руб. Если в 1860 г. её валовой доход составлял порядка 1 млн. руб. серебром, то в 1861 г. он снизился до 860 тыс., а уже с 1862 года РАК начинает нести убытки, которые в этот год составили 378 тыс. Денежные льготы правительства компании фактически были отменены. После этого её официальные отчеты уже не выходят. А с 1864 года деятельность РАК из-за «расстройства всех действий по торговле и управлению» вообще приостанавливается. В 1865 г. колонии не были обеспечены продовольствием. Между тем до этого ежегодные доходы только казны от деятельности Русско-Американской компании составляли 430 тыс. руб. (И. Миронов, с. 57, 158, 159, 160, 161, 162, 163, 164)

[91] Болховитинов, 172.

[92] Болховитинов, 174-181. Надо заметить, что Твен был в близких отношениях с кланом Рокфеллера, что вряд ли случайность в истории с приобретением Штатами русских колоний.

[93] Болховитинов, 183.

[94] Рейтерн Михаил Христофорович (1820 - 1890) - окончил Царскосельский лицей; начал службу в Министерстве финансов, затем в Министерстве юстиции, в 1854 г. в морском министерстве, вошел в круг лиц, группировавшихся вокруг вел. кн. Константина Николаевича. В 1858 г. статс-секретарь и управляющий делами комитета железных дорог. В 1860 году заведующий делами финансового комитета и член редакционной комиссии по освобождению крестьян. С 1862 по 1878 г. министр финансов. С 1881 по 1882 г. председатель главного комитета об устройстве сельского состояния и до 1886 председатель комитета министров. В 1890 г. возведён в графы.

[95] Болховитинов, 183, 184. В середине 60-х годов XIX века годовой доход госказны в среднем составлял 380 млн. руб., расходы на армию в среднем 128 млн. руб. (Миронов, с. 207, 208).

[96] Болховитинов, 184.

[97] Краббе Николай Карлович (1814 - 1876). Окончил морской кадетский корпус. В 1837-1839 гг. участвовал в делах против горцев, в экспедиции против хивинцев, в походе через Каракумы (1846). Состоял начальником штаба одной из эскадр в Крымскую войну. С 1862 г. управлял морским министерством, будучи ближайшим помощником вел. кн. Константина Николаевича.

[98] Болховитинов, с. 185-186.

[99] Болховитинов, 184-185.

[100] Болховитинов, с. 191.

[101] Болховитинов, 189-190. В 1868 г, после оформления договора, состоялась беседа Стокля с британским посланником в Вашингтоне Брусом. Согласно отчету последнего, направленному британскому министру иностранных дел лорду Стенли, русский посланник при объяснении причин продажи ссылался на «малую ценность и непроизводительность» уступленной территории, значительные затраты на ее защиту и на поддержание порядка, а также «желание избавиться от владения, которое в конечном счете вовлечет их в спор с Соединенными Штатами» (Болховитинов, с. 241). Стокль ничего не изобретал, он лишь повторял согласованную в Петербурге легенду.

[102] Болховитинов, с. 187, 188.

[103] Болховитинов, с. 195.

[104] Стокль Эдуард Андреевич (1804–1875?), занимал пост посланника России в США в 1854–68 годах вместо умершего предшественника. Оба, кстати говоря, были женаты на североамериканках. Стокль состоял в дружеских отношениях со многими государственными и политическими деятелями США, рьяными сторонниками приобретения русских владений. Александр II удовлетворил его прошение об отставке, наградив 20 апреля 1869 г. орденом Большого Орла и пенсией в 6 тыс. рублей в год. Что случилось с ним позже, историкам установить не удалось. Последние годы жизни он провел во Франции. В начале XX в. в США были обнаружены документы, свидетельствовавшие о получении Стоклем крупных сумм в золоте от «Риггс бэнк» (Riggs Bank).

[105] Болховитинов, с. 198, 199.

[106] Болховитинов, с. 206; Вопросы истории, 1989, № 4, с. 37–54.

[107] Болховитинов, с. 215.

[108] Болоховитинов, с. 217.

[109] Болховитинов, с. 220.

[110] Болховитинов, с. 221.

[111] Текст Договора от 18 (30) марта 1867 года, ратифицированный Александром II, опубликован полностью (ПСЗРИ. Собр. 2. СПб., 1871, т. 42, отд. 1. 1867. № 44518 с. 421-424 (Болховитинов. 13).

[112] Болховитинов, с. 242.

[113] Болховитинов, с. 217.

[114] Внутренний и внешний долг США после того, как Штаты завоевали независимость от Британии, составил к началу 90-м годов XVIII века от 76 млн. долларов; в дальнейшем он лишь возрастал, составив в 1797 г. 82 млн. (см. В.А. Ушаков. Америка при Вашингтоне. Л. 1983, с. 144, 202).

[115] Болховитинов, с. 17. 299.

[116] Болховитинов, с. 58.

[117] Болховитинов, с. 299.

[118] Болховитинов, с. 232.

[119] Болховитинов, с. 236.

[120] Болховитинов, с 289-290, 302.

[121] Болховитинов, с. 246.

[122] Болховитинов, 226,227.

[123] Болховитинов, с. 233.

[124] Болховитинов, с. 236.

[125] Болховитинов, с. 238, 239, 240. В этой монографии автор не приводит текст столь важной речи, ограничиваясь лишь её общим, совершенно фрагментарным изложением.

[126] Болховитинов, с. 298.

[127] Болховитинов, с. 300, 303.

[128] Рассматривая способы имущественного вознаграждения РАК, Гагарин в упомянутой записке приводил расчеты по выкупу государством предприятия. В этом случае только акционерам должно было быть уплачено 5678 тыс. руб. (включая дивиденды по 18 руб. на акцию за 6 лет, перевозку населения, удовлетворение колониальных служащих и т.д.). При курсе 1,6 руб. за доллар США 7,2 млн. долл. золотом равняются 11,52 млн. руб. Сверх того за движимость и товары кампании можно получить 1,5 млн. руб. Казна должна получить после всех расчетов чистую выгоду в 7,342 тыс. руб. серебром (13,02 минус 5,678) (Болховитинов, с. 279-280).

[129] Гибель золота в «балтических водах» - не более чем гипотеза. Еще одна гипотеза состоит в том, что все средства, полученные за русские колонии в Северной Америке, более 10 млн. руб., поступили в личное распоряжение доверенных лиц в. кн. Константина Николаевича и министра финансов М.Х. Рейтерна. Как бы там ни было, верным остаётся одно: государству Российскому от «уступки» своих американских владений мало что досталось. Согласно архивам, в государственную казну поступило всего лишь 390243 руб. 90 коп (Миронов, с. 232, 233, 249).

[130] В русских и штатовских архивах документация по делу сохранилась. Дипломатическая переписка по этому вопросу продолжалась до 1871 г., а в конгрессе США он обсуждался даже до 1886 года.

[131] Болховитинов, с. 293.

[132] Болховитинов, с. 308, 309.

[133] Болховитинов, с. 248-249.

[134] Болховитинов, с. 256.

[135] Болховитиной, с. 305.

[136] Там же.

[137] В дневнике министра внутренних дел П.А. Валуева есть запись от 22 марта: «никто из нас об этом не знал, кроме кн. Горчакова, министра финансов и Крабе. Странное явление и тяжелое впечатление… Мы втихомолку продаем часть своей территории и оказываем плохую услугу Англии, которые канадские владения теперь еще исключительнее противопоставляются доктрине Monroe» (Болховитинов, с. 258).

[138] Болховитинов, 110, 111. Эта псевдо-аргументация напоминает нынешние либеральные бредни российских министров и публицистов, лицемерно призывающих отделить чиновников от бизнеса, а «государство» от экономики.

[139] Болховитинов, с. 142.

[140] Болховитинов, с. 278.

[141] Об уровне штатовской корысти говорит такой, например, факт. Когда Сьюорд торопил с оформлением договора, он обещал оплатить телеграммы Стокля в Петербург за счет госдепартамента. Но позже отказался. И Стокль перечислил из средств, полученных в счет договора, 10 тыс. долл. телеграфной компании «Вестерн юнион» (Болховитинов, с. 306).

[142] Согласно документам русского департамента Государственного казначейства, из 11.36 млн. руб., поступивших за уступленные Российские владения, 10,97 млн. было израсходовано за границей на покупку принадлежностей для Курско-Киевской, Рязанско-Козловской, Московско-Рязанской и др. железных дорог. Однако дело в том, что строительство этих дорог в 1867 г. было передано в подачи Рейтерна, за которым стоял в.кн., частным компаниям, баснословно нажившимся на этой афёре. Владельцами железнодорожных компаний были товарищи и доверенные лица Рейтерна и родственники княжны Е.М. Долгоруковой, любовницы императора Александра II. Участие в.кн. Константина в железнодорожных махинациях прослеживается с мая 1857 г, когда он, находясь в Париже, сошелся с членами совета частного «Главного общества российских железных дорог». (Миронов, с.227-233)

[143] О неблаговидном характере сделки говорит судьба относящихся к ней документов. Исчезли как государственные бумаги, так и сугубо личные. Часть дневника того же Константина. Посвященная эпохе принятия главных решений, исчезла. Утраты имели место и за океаном. Американские послы, несомненно, принимали в судьбе Аляски самое живое участие. Но соответствующих документов историки до сих пор так и не нашли. Сам договор был в России стыдливо опубликован только через год, и то на французском языке, в специальном дипломатическом издании. У американских историков нет сомнения, что «вся сделки пропитана запахом коррупции» (Тороп, с. 50).

[144] Согласно Дополнительному соглашению о российско-китайской государственной границе на ее восточной части, подписанному 14 октября 2004 года во время визита В. Путина в Пекин власти РФ уступили Китаю 337 кв. км. русской территории, главным образом непосредственно вблизи Хабаровска. Это решение очевидно неправомерно, поскольку Конституцией РФ запрещено совершать такого рода сделки.

[145] В Прибалтике уступлено 174 тыс. кв. км, в Западном и Юго-западном крае 850 тыс., в Закавказье 190, в Южной Сибири и Степном крае 2710, в Туркестане 1280 тыс. (площади округлены).

[146] Взятка Горбачеву в сумме 100 тыс. долл. была передана через президента Южной Кореи.

[147] «Продажа Аляски являлась предательством интересов России. Политическая обстановка не диктовала необходимости ее сдачи. Все официальные причины продажи были несостоятельны и противоречили друг другу. Цена была символической. С одной стороны, указывалось на бесперспективность и убыточность колоний, а с другой, утверждалось, что поскольку Аляска усыпана золотом, то за ним придут не только старатели, но и американские солдаты» (И.Б. Миронов. Продажа Аляски как фактор современной геополитики в отношениях России и США).

[148] Только по официальным данным, за 1868-1890 годы из Аляски было вывезено мехов, золота и серебра, китового жира и уса, мамонтовой кости на сумму 75 млн. 200 тыс. долларов (Тороп, с. 46-47).


Реклама:
-