Журнал «Золотой Лев» № 133 - издание русской консервативной
мысли
А.И. Фурсов,
директор Института русских исследований
Московского гуманитарного университета
Не
выверт, а продолжение русской истории
7 ноября исполняется 90 лет событию, которое
на протяжении семи с лишним десятилетий в СССР называлось Великой Октябрьской
социалистической революцией, а его очевидцем, американским писателем Джоном
Ридом, просто как “10 дней, которые потрясли мир”. В нынешнем календаре на
месте красного листка значится: “День проведения военного парада на Красной
площади”. Государственный праздник отменен, но из истории эту дату вычеркнуть
нельзя. Отношение к Октябрю 1917 года и у нас в стране, и в мире далеко не однозначное.
Однако нельзя отрицать, что масштаб этого явления и его последствий для мира не
позволяет ему затеряться в летописи времен.
Октябрьская революция — явление многомерное и нетождественное самому себе, поскольку
может быть охарактеризовано по-разному, в зависимости от рассматриваемого временного
отрезка.
С точки зрения краткосрочной перспективы, 1917 год — это
всего лишь политический переворот, осуществленный крайне
левыми социалистами, создавшими очередное временное правительство.
Кстати, сами большевики целое десятилетие именовали события Октября переворотом.
Если увеличить масштаб, то, с одной стороны, это наступление финальной фазы
революционного процесса, стартовавшего в 1905 году. С другой
— начало коренного перелома в Большой Смуте 1861/66—1929/33 годов в направлении
строительства антиэксплуататорского, антикапиталистического социума.
Правда, в 1917—1921 годы не произошло окончательного выяснения отношений двух
революционных потоков, или, если угодно, двух революций, — деревенской
(крестьян) и городской (комиссаров). Оно состоится в ходе коллективизации,
снявшей с повестки дня 200-летний русский аграрный вопрос за счет окончательного
решения русского крестьянского вопроса (то есть уничтожения крестьянства как
класса).
Обострившиеся к концу XIX века крестьянский и особенно
аграрный вопросы — не единственные, решением которых объективно стали
Октябрьская революция и созданный ею строй. Были и другие, не менее серьезные.
Речь, прежде всего, идет о модели включения России в мировую капиталистическую
систему.
Данный процесс шел по нарастающей с XVII
века, причем геополитическое включение обгоняло экономическое, хотя и последнее
развивалось довольно интенсивно. До тех
пор пока Запад и Россия оставались доиндустриальными,
они взаимодействовали, по сути, на равных (что со “стеклянной ясностью” продемонстрировала
эпоха наполеоновских войн). Ситуация изменилась к середине XIX века, когда
Великобритания создала систему индустриальных производительных сил и в качестве
политико-экономического гегемона объединила вокруг себя Запад. Попытка загнать
Россию в границы и состояние первой половины XVII века посредством Крымской
войны провалилась, однако позиция России в мире резко ухудшилась. И с 1860-х годов
стартует модель сырьевой, финансово-зависимой интеграции России в мировую
капиталистическую систему. Объективным результатом такой стратегии Александра
II являются нарастание зависимости от иностранного капитала, высокий уровень экономической
поляризации, рост социальных конфликтов и напряженности, ослабление суверенитета,
угроза распада страны, гражданской войны. Октябрьская
революция и новый строй (не сразу — по уничтожении НЭПа, “реликтового
излучения” прошедшей эпохи) ликвидировали системную (зависимую) модель
включения России в мировую капиталистическую систему и предложили принципиально
иную — антисистемную, единственную, способную
сохранить суверенитет и великодержавный статус России. В этом плане Октябрь-1917 есть ответ русской истории самодержавию,
а еще точнее — Александру II с его аграрно-крестьянской и внешнеэкономической
моделями.
Решая свои проблемы, большевики в то же время решали
русские вопросы двухвековой и вековой давности. Решали
как умели и как — по закону массовых процессов и больших цифр — выходило. Да,
большевики и сплотившиеся вокруг них народные низы и деклассанты
насиловали страну, то есть другую часть народа. Однако само это насилие
обусловливалось, я бы даже сказал, детерминировалось всем ходом русской истории
с середины XVI века.
Все попытки представить Октябрьскую революцию и
установленный ею строй — исторический коммунизм — в качестве некоего
отклонения, выверта Истории и т. п. несостоятельны, не выдерживают критики.
Советский коммунизм, будучи историческим разрывом с самодержавием,
является его логическим продолжением. Суть в следующем.
В русской истории как системе существовало несколько
структур: Московское самодержавие, Петербургское самодержавие, пореформенная
Россия, советский коммунизм. Господствующими группами в них соответственно были
боярство, дворянство, чиновничество и номенклатура (со слоями-прилипалами).
Если взглянуть на эти страты с точки зрения их численности, а это значит взглянуть
на саму власть, вырисовывается следующая регулярность: каждая последующая
группа многочисленнее предыдущей, могильщиком которой она в значительной
степени являлась. То есть власть разбухала, охватывая все большую часть
общества, и СССР в этом плане — апофеоз массовой власти.
А вот по линии собственности — диаметрально противоположная
регулярность: каждая последующая господствующая группа обладала меньшей
собственностью, чем предшественница. В 1779—1861 годы только 20—30 процентов
дворянства (дай Бог, 25—35 тысяч семей), правящего класса, по квалификации марксистов
и либералов, имели собственность, позволявшую вести социально приемлемый
сословный образ жизни. К тому же половина из них жила в долг (достаточно
вспомнить самого Пушкина), заложив (крепостные) души и имения. Остальные
дворяне были “дубровскими”. В руках слоя
пореформенных чиновников собственности оставалось еще меньше. Ну а советская
номенклатура — это вообще господствующий слой без собственности, статусная
группа с иерархически-ранжированным потреблением.
Таким образом, логика русской истории от Ивана Грозного до
Иосифа Грозного заключается в освобождении, очищении власти от собственности.
Кстати, еще Лев Толстой провидчески записал в
дневнике, что ему снился сон: в России произошла революция — не против частной
собственности, против собственности вообще.
Однако это русская линия Октябрьской революции. Есть и
другая — европейская, западная, капиталистическая, точнее,
антикапиталистическая. Октябрь и реально существовавший коммунизм были реализацией
Большого Левого Проекта эпохи Модерна, стартовавшего с якобинской диктатуры.
Запад с помощью русской революции реализовал свой Большой Левый Проект, проект
антикапиталистического Модерна. Тогда как русская власть решила свою задачу —
создала чистую, лишенную “классовых и собственнических привесков” форму. Как
говаривал Маркс, “Крот Истории роет медленно”. В 1917 году он, наконец-то,
дорыл из Парижа конца XVIII века в Питер.
Октябрьская революция явилась отрицанием не только
самодержавия, но и капитализма. Отвергнув избранную Александром II и его
бездарным внуком модель существования в мировой капиталистической системе, по
сути пораженческую в геоисторическом плане, большевики
создали системный антикапитализм и тем самым круто
повернули ход мировой истории. Ведь помимо прочего, Октябрьская революция стала
пиком, девятым валом “длинной волны” наступления низов на верхи мировой
капиталистической системы. Она зародилась в конце XVIII века, сошла на нет в 1980-е и покатилась назад после 1991 года (нечто похожее происходило в Европе во время “длинной
волны” наступления верхов на низы в 1530—1780-е годы).
Таким образом, Октябрьская революция занимает ключевое
место сразу в нескольких циклах (различной продолжительности) русской и мировой
истории, стягивает русскую и мировую историю в тугой узел противоречий. К тому
же Октябрьская революция и то, что ей предшествовало в России конца XIX —
начала ХХ века (олигархизация самодержавия, сырьевая
ориентация экономики, финансовая зависимость от иностранного капитала, разгул антирусских
сил внутри страны, экономическая поляризация и т. д.), — хорошая информация к
размышлению и любым властным добрым (и не очень) молодцам урок.
Рфс № 21/2007