В. Волконский

Психологические типы и устройство общества

Нужен новый идейный синтез

Каждая новая эпоха в жизни человечества сопровождается созданием нового представления о человеке и обществе, точнее, внесением нового фактора в фундамент мировоззрения. В основе европейского Просвещения XVIII в., ознаменовавшего создание капиталистического уклада, лежало представление о человеке как о "tabula rasa", чистом листе, на котором в процессе воспитания записываются те или иные знания и программы логического рационального анализа и оценки, что соответствует объективной реальности (т.е. что истинно!), а что нет, что полезно, а что вредно. Накопление знаний (исходной информации), надежности аналитических программ (ума) и как результат - материального богатства ("добра наживать") - это и есть Прогресс. Люди в принципе одинаковы, - поэтому всякие сословные привилегии несправедливы и неэффективны. Да здравствуют равенство и буржуазные права и свободы!

Но скоро выяснилось, что равенства (не только в уровне потребления, но и равенства возможностей!) даже при полном соблюдении гражданских прав и свобод не получается. Оказалось, что капитализм имеет и еще много негативных сторон. Тогда возникло социалистическое (или коммунистическое) учение, которое не меняя представления о человеке, поставило в центр мировоззрения проблему совершенствования социально-экономического устройства, чтобы в реальности, а не только номинально, декларативно, осуществить лозунги равного доступа всех к благам цивилизации, к участию в победном историческом движении человечества, т.е. лозунги демократии. Марксизм создал материалистическое представление об истории - истмат, согласно которому главным фактором, главной движущей силой развития общества служит развитие производительных сил (материального производства) и производственных отношений, т.е. экономика.

К началу ХХ века стали пробуждаться от многовекового застоя и деградации незападные цивилизации. Создание СССР с мощной огосударствленной экономикой продемонстрировало, что противостояние "тотальному экономизму" и индивидуализму западной цивилизации возможно на основе теорий социализма, возникших на Западе, но модифицированных для незападных цивилизаций.

Даже если стоять на марксистской точке зрения о первичности “материального”фактора развития производства, надо признать, что главным производственным ресурсом служат психологические и социально-политические возможности самого человека, его способность к кооперации, к совместному труду и творчеству.

К концу второго тысячелетия человечество подошло духовно обнищавшим. У человечества огромные успехи в науке, в технике, развитии информационных технологий, средств связи, наконец, в экономическом развитии. Но нет новых идей и духовных движений, которые давали бы веру и Смысл человеческой жизни. А старые изрядно дискредитированы и требуют обновления. Нарастание бездуховности, угасания великих идеологий ведет к увяданию и кризису культуры.

В течение ХХ века на первый план вышли такие проблемы как нарастающий разрыв между лидирующими странами "золотого миллиарда" и отстающим от них остальным человечеством, угроза исчезновения (унификации) незападных культур, исторических и духовных традиций. В то же время появились серьезные теоретические прорывы, позволяющие гораздо более содержательно осознать разнообразие опыта культур и цивилизаций, шире взглянуть на ценности и способы жизни, отличные от европейских (теория цивилизаций). Другое теоретическое продвижение связано с отходом от материализма и экономизма в истории, с прояснением роли духовных, психологических, вообще "идеальных" факторов ("Протестантская этика" М. Вебера, архетипы К. Юнга, работы Э. Фромма,

Г. Маркузе, структуалистов). Мир с нетерпением ждет новых духовных прорывов или обновления старых идеологий. Новый научный, философский, идеологический синтез должен, по крайней мере, охватить, вобрать в себя эти открытые в ХХ столетии континенты знаний.

Постулат исторического материализма, что господствующие общественные идеи и верования есть часть надстройки, что их изменение определяется развитием производительных сил и общественных отношений, является функцией от экономических интересов, - этот постулат позволяет выявить важный фактор, несомненно воздействующий на процесс развития и смены религиозных, идеологических и т.д. установок общества. Но он явно недостаточен для серьезного объяснения исторического процесса, и ХХ век показал это с полной наглядностью. Можно ли выявить некое единое направление развития, совершенствования общества, если прибавляется, накапливается не только материальное богатство и благосостояние?

Хотя и не решением этой проблемы, но важным и необходимым шагом к ее решению стали эпохальные открытия в психологии. Мне представляется, что на первое место здесь следует поставить теорию психологических типов. Необходимо посмотреть на историю через призму этой теории. Хотя главный вклад в нее вписали, видимо, специалисты по медицинской психологии, однако в наиболее заметных ее работах, всегда имелось в виду ее значение для истории и историософии. В следующих разделах статьи будет коротко охарактеризована теория психологических типов и указана основанная на ней возможная интерпретация истории и общественного прогресса. А затем будут описаны несколько более конкретных общественных проблем, в которых учет психологических типов должен быть одним из главных факторов.

Психологические типы и примеры их роли в общественных процессах

Многие склонности и способности индивида, а потому и характеристики его поведения предопределены устойчивыми чертами психики, составляющими его психологический тип.

Аналогично можно утверждать, что распространение и влияние тех или иных учений и верований среди народа, а также укоренившиеся в обществе институты и стереотипы поведения в значительной мере определяются господствующим в этом народе психологическим типом личности (или пропорциями, в которых представлены в нем разные типы). Пока почти нет серьезных исследований, раскрывающих влияние господствующего психологического типа (национального характера) на культуру, религию народа или "исторический выбор" им политического или социально-экономического строя. Еще меньше надежных данных о причинах, определяющих основные черты национального характера или его изменение (изменение пропорций, в которых представлены разные психологические типы). Тем не менее, очевидно, что без категории психологического типа не удастся объяснить факты удивительной устойчивости многих черт национального характера (или "цивилизационного кода"), которые отличают один народ от другого, или совершенно непредсказуемых последствий, к которым приводят иногда попытки "пересадки" институтов от одной страны в другую (наподобие той "реакции отторжения", которую вызвали в России "рыночные" реформы 90-х годов).

Часто человек не может воспринять тех духовных истин или культурных ценностей, которые для другого, даже живущего в том же обществе, является непосредственной очевидностью, так же как дальтоник не воспринимает различие красного и зеленого и не может оценить по достоинству живописный шедевр. Возможности развить многие психические способности человека путем воспитания и образования весьма ограничены. В практически и интеллектуально ориентированном европейском обществе наиболее острые конфликты непонимания бывают связаны с различиями по способностям парапсихологического и мистического характера, поскольку одаренные такими способностями всегда составляют малый процент от всего населения. Например, свидетельства экстрасенсов - людей, обладающих повышенной способностью восприятия биополей, что они видят ауру (нимб) над головой святого, всегда вызывали недоверие у остальных, пока супруги Кирлиан не изобрели способ фотографирования ауры. Если глубоко верующий человек говорит, что для него общение с Богом или духами ничуть не менее реально, чем свидетельства пяти органов чувств, то прагматически и чисто интеллектуально ориентированным людям (другой полюс "оси мистической одаренности") гораздо легче рассматривать такие свидетельства даже со стороны близких людей как преднамеренный или непреднамеренный обман, чем поверить в их реальность. Тем более, что примеров такого обмана действительно очень много.

Наиболее фундаментальное описание психологических типов, их проявления в бытовом поведении человека и, что особенно важно для нас, в характере его мышления, художественного, философского, духовного творчества на исторических примерах дал

К. Юнг [1]. Его типологическая модель основана на чисто психологических феноменах, таких как психические функции - мышление, эмоции, ощущения, интуиция, преимущественная оценка (внимание, интерес) внешних или своих внутренних реальностей (экстравертивный или интравертивный тип). Собственно, он выделяет четыре основных типа - интеллектуальный, эмоциональный, сенситивный (ощущающий тип) и интуитивный - в зависимости от того, какая из основных психологических функций признается более ценной, более важной. Юнг считает, что это обычно и наиболее развитая, наиболее дифференцированная функция у данной личности.

Параллельно с работой Юнга и особенно в дальнейшем появляются исследования, определяющие психологические типы, исходя из близости к известным психическим болезням, и изучающие связь с биохимической основой психики (дихотомия шизоидного и циклоидного типов [2] - см. также [3], [4]), специальное исследование о влиянии внутреннего химизма, конкретно гормонов внутренней секреции ("гармональной формулы" - сочетания гипери гипофункции тех или иных желез) на внешний облик и психические особенности человека [5]. К этой тематике можно отнести и работы о мужской и женской психике и влиянии их на духовную жизнь и культуру (в частности, [6]).В последние десятилетия в активный тезаурус многих гуманитарных дисциплин вошли понятия правополушарной и левополушарной психики, основанные на различии функций левого и правого полушарий (установленном на основе клинических и иных данных (см. [7]). Началось осмысление связи левополушарного и правополушарного психологических типов с духовными и культурными историческими феноменами [8], [9].

Различия в численных пропорциях индивидуумов разных психологических типов в разных нациях, социально-экономических слоях одного и того же общества создают зримые различия психологического облика разных национальностей, социально-экономических классов и сословий.

Предположительно, мистические способности человека связаны с развитием более древних затылочных и теменных отделов мозга, кора больших полушарий - наиболее поздний продукт развития мозга. Этому соответствует порядок включения в работу после периода поражения мозга сначала задних и только затем передних его отделов, возможность возбуждения галлюцинаций, аналогичных галлюцинациям мистически одаренных людей, с помощью электростимуляции затылочных областей мозга и др. данные.

С развитием задних и передних частей полушарий мозга связаны два периода усвоения механизмов речи в раннем возрасте: первый период - усвоение механизмов, позволяющих называть предметы внешнего мира (без глаголов), и второй - механизмов, позволяющих строить предложения.

Серьезное изучение с помощью современных методов социальной психологии характеристик социальных слоев, национальных различий и т.д. началось, насколько я знаю, только в последнее время. Для проблем, обсуждаемых в данной статье, образцом может служить великолепная работа К. Касьяновой [10].

К. Юнг ввел также понятия коллективного бессознательного и архетипов - образов и символов, заряженных психологической энергией и составляющих содержание этого бессознательного. Психологический субстрат, определяющий формирование архетипической основы этноса, нации, цивилизации, - то, что Юнг назвал психологическими типами. Изменения архетипов и психологических типов в историческом времени почти не изучались. Нет сомнений, что они происходят, в частности, под воздействием складывающегося социально-экономического (институционального) устройства общества.

Историю сообщества можно рассматривать как процесс взаимной адаптации господствующих психологических типов, системы архетипов и социально-экономического устройства. В этой тройке наиболее устойчивым и консервативным элементом, по-видимому, является система господствующих психологических типов. Поэтому стабильность, устойчивость социально-экономического устройства зависит от того, насколько это устройство соответствует психологическому типу, характерному для данного народа. Если устанавливается, навязывается система институтов, не отвечающая психологическим характеристикам, она оказывается исторически недолговечной. А серьезные попытки революционеров (или контрреволюционеров, как нынешние российские реформаторы) за короткий срок изменить "природу человека", создать "нового человека" (а не приспособить общественное устройство к наличной психологической структуре общества) всегда связаны с тяжелыми жертвами и потерями и могут приводить к деградации народа. Конечно, социально-значимые типы поведения нельзя однозначно соотнести с наличием тех или иных чисто психологических характеристик. Тем не менее, разные социальные роли и разные виды деятельности в экономике, политике, культуре требуют от человека резко различающихся способностей и склонностей. Видимо, достаточно определенно по психологическим качествам можно выделить слой людей, готовых к монашеской жизни. Сама способность к глубокой вере и потребность в вере явно составляет специальный психологический феномен и приводят человека к религии или к коммунистическим убеждениям.

В социологических и психологических исследованиях описано мало психологических характеристик, существенных для объяснения явных и социально-значимых различий между разными сообществами (нациями, цивилизациями, этносами) или слоями и группами населения внутри одного сообщества.

Важным примером такой характеристики служит приоритет интеллектуального и волевого начала в западной культуре и цивилизации. Этим чертам соответствует приоритетная ценность рационализма перед различными иррационалистическими теориями и идеологиями и Деятельности перед Созерцанием.

На этом языке можно определить и основные линии критики западной модели: это подавление остальных психических функций и склонностей, а следовательно и многих общественных институтов односторонним, "одномерным" и чрезмерным развитием этих ("буржуазных") черт психики. Наглядной иллюстрацией такого подхода служит "бунт молодежи" и ее "контр-культура", провозгласившие "Великий Отказ" и ненависть к самым цивилизационным основам "буржуазной", западной системы в послевоенные десятилетия - в 50-60-е годы, т.е. в период ее наиболее успешного развития. Как в декларациях создателей контр-культуры, так и в практике молодежного движения провозглашались и реализовывались: освобождение инстинктов; предпочтение чувственному и мистическому опыту; интуиции и воображению, а не рациональному знанию; невербальному выражению своего опыта (т.е. не надо оформлять его в слова) [11, с. 125].

Один из идеологов контр-культуры, американский психолог Норман Браун, подхватывая полемику Руссо с Декартом, заостряет ее: "Сущность человека состоит не в мышлении, как полагал Декарт, а в желании". Идея использования наркотиков для открытия "мистического измерения" превратило психоделию в средство преодоления своего разумного, сознательного "я" и необходимый элемент новой культуры. "Можно ли быть человеком без ЛСД? писала одна из "подпольных" хиппианских газет, - Ответ бесспорен: нет!" На алтарь религии "освобождения от всемирного паука - Разума и паутины его" (выражение Ф. Ницше) были принесены многие жертвы. Многие прославленные звезды рока и бита умерли от наркотиков, оставив как бы образцовые жития служителей нового культа.

Особое значение имеет психологический фактор при формировании социального и культурного типа радикала. Ряд исследователей "новых левых" движений констатируют, что множество весьма разнородных по целям и установкам групп и представителей этих движений объединяет не программная или социальная, а только духовно-психологическая общность и некоторые самые общие идейные истоки [4]. Объединяющим началом этих групп признается резкая враждебность ко всем реально существующим в мире структурам власти, "резкая враждебность к традиционному либерализму (в "отчужденном" варианте), отрицательное отношение к добродетели "терпимости", смутная вера в "Закат Европы" (И. Хау). Наряду с таким "самоопределением через отрицание" в области социально-политических "программных" установок, их объединяет "стиль действия и наличие утопической цели, ... тогда как все иные идеи и организационные формы остаются очень зыбкими" (Р. Левенталь). Дж. Джонсон так характеризует "интернациональный" тип бунтаря, экстремиста: максимализм и горячечное нетерпение в определении своих целей и путей их достижения, отсутствие достаточно четких теоретических разработок, склонность указать на конкретного виновника ситуации; ситуация часто воспринимается им как тупиковая; стремление охватить уничтожающей критикой все стороны общества и основные культурные ценности.

В этих описаниях сквозит некая психологическая основа, объединяющая их с наиболее экстремистскими группами как левых, так и правых, революционных и контрреволюционных движений, а также некоторых средневековых сект, - неприятие существующего мира, стремление к радикальным переменам, не так уж важно, в какую сторону (по принципу "нехай гирше, да иньше"). Мы вернемся еще к опыту "молодежного бунта" в следующих разделах статьи.

В настоящей статье нет возможности изложить специальную большую тему о связи длинных волн Н. Кондратьева (50-летние циклы) с периодическими повторениями циклической смены господствующей политико-идеологической ориентации и доминирующих художественных стилей в искусстве и архитектуре. Принято считать, что кондратьевские циклы имеют чисто экономические природу и причины. Об этом имеется огромная литература, и в большинстве работ анализ самого феномена и его причин ограничивается только экономическими факторами, которые действительно стали оказывать серьезное влияние на все стороны жизни общества в эпоху капитализма.. Между тем, рассмотрение изменений примерно через каждые 25 лет доминирующих тенденций в культурной и политической картине общества делает вполне правдоподобной гипотезу, что в основе этих перемен лежит замещение в его элитном слое одного психологического типа другим со сменой поколений. В работах [9], [13] прослежены эти культурно-политические циклы в истории России за последние три столетия. В [9] смена фаз исторического цикла связывается конкретно с попеременным доминированием “левополушарного” и “правополушарного” типов. Заметим, что эти циклы хорошо прослеживаются уже в XVIII — начале XIXвв., когда ничего похожего на капиталистические циклы в России быть не могло.

Некоторые социально-психологические черты
русского характера

В течение нескольких веков как либеральная, так и социалистическая идеология и пропаганда доказывали, что все народы одинаково талантливы, что различия в способностях и склонностях характеризуют только отдельных их представителей, но не целые нации. Проблема неравенства людей и народов обычно рассматривается только в экономическом, так сказать, в количественном аспекте. Между тем, в обыденном сознании прочно укоренено убеждение, что есть народы "торговые", и есть неспособные к этой деятельности (в России каждый ежедневно видит, что рынки в крупных городах "схвачены" азербайджанцами и другими "лицами кавказской национальности"), есть народы, способные к созданию сильного государства, есть - славящиеся своими воинами. И это вовсе не расизм. Это различия, в первую очередь, не количественные, а качественные - разнонаправленность способностей, интересов, склонностей, определяемая историей, традициями, культурой, коллективным подсознательным и доминирующим психологическим типом. Совсем разных качеств требует работа в торговле, вообще в сфере рыночного посредничества (общительности, личной инициативы) и на крупном индустриальном предприятии (умения руководить и подчиняться дисциплине).

В книге К.Касьяновой [10] приводятся результаты сравнительного анализа (с помощью современных методов тестирования) достаточно представительных выборок россиян (советских граждан) и американцев, демонстрирующие вполне значимые различия по большинству фундаментальных психологических характеристик.

Одно из важнейших отличий российского психологического типа от американского - "репрессивная" модель ответа на ситуацию. Репрессия - это функция надсознания, это механизмы, контролирующие поступление в сознание (или исключающие из сознания) не одобряемых импульсов и содержаний, исходящих из фрейдовского id - "оно". З. Фрейд различает в сверхсознании супер-эго, которое действует как запрещающая совесть, не допускающая в сознание некоторые виды инстинктивной активности и носит принудительный характер, и эго-идеал - комплекс сознательно принимаемых и искренно желаемых стандартов добра и высшего блага. Эго — идеал обеспечивает позитивную устремленность к идеалам путем супрессии (частный вид общего понятия репрессии).

В русской ментальности в результате тысячелетнего господства православия, эго-идеал - это в первую очередь, идеал смирения и терпения. [10, с. 107-112]. Возможны два принципа существования общества и культуры: "либо изменения и приспособления к себе окружающей культуры, либо сохранения ее и приспособления себя к ней. Первый принцип максимизируется в западноевропейской и производных от нее культурах... Мы воспринимаем эти эталоны на рефлекторном уровне. А на уровне "социальных архетипов" реализуем, по-видимому, второй принцип".

Для российской цивилизации, постоянно испытывающей мощное воздействие "экономической цивилизации" Европы и сохраняющей наследие восточных империй, наиболее актуально различие психологических характеристик "рыночников" и "государственников".

Вот данные, приведенные в книге [10] по группе переменных, характеризующих господствующий тип общения. Русские по всем шкалам выбирают значения, соответствующие (по Т. Парсонсу) склонности к "диффузному общению" в противоположность американцам, демонстрирующим "конкретное общение". Конкретный тип общения характеризуется тем, что человек устанавливает связи с разными людьми для разных целей общения (с одними занимается туризмом, с другими беседует на философские темы и т.д.). При диффузном общении человек выбирает себе друзей, круг общения не для реализации тех или иных конкретных целей, а по некоторым общим признакам, характеризующим их как личности. При этом круг общения складывается медленно и не просто и характеризуется определенной замкнутостью. Устанавливаются тесные и устойчивые связи, которые если разрываются, то весьма болезненно и только при крайних обстоятельствах. Естественно предположить, что носители культуры или представители психологического типа, предпочитающего диффузное общение (русские) должны быть менее способны к деятельности "торговой", точнее, посреднической, и более способны к производственной деятельности, требующей психологической "притирки" друг к другу членов относительно узкого и постоянного коллектива. Эта гипотеза становится особенно убедительной при рассмотрении конкретных шкал, обнаруживающих различия в типе общения. Эти шкалы К.Касьянова интерпретирует как "трудность в завязывании контактов, медленность вхождения в новую социальную среду, суженность сектора общения", наряду с "умением считаться с мнением окружающих", "сохранением и налаживанием согласия с другими людьми, стремлением к сохранению и поддержанию отношений в группе" (шкала "конселорности") [10, с. 50, 55, 61]. Общий результат можно суммировать понятием "социальный интроверт", склонность брать много от немногих.

В то же время высокие значения по шкале "конселорности" могут быть интерпретированы как склонность русских "работать на согласие", склонность к коллективизму. Шкалы "эго-сверхконтроль" и "альтруизм" свидетельствуют о высоком значении для нас долга и иных моральных, а не юридических (не формализованных) образцов, заложенных в нашем сверх-Я. Это качество нашей культуры составляет и базу для высокой ценности служения государству.

Отличие русских в "типе общения", в высокой ценности межличностных отношений можно связать также с характером мотиваций труда и творчества. Необходимой частью творческого труда служит стремление "воплотиться во внешнем мире", "закрепить себя в мире". Согласно Марксу, труд должен превратиться из тяжелого бремени в труд творческий, в первую жизненную потребность. Этот процесс в современном постиндустриальном обществе прослеживает, в частности, А.Бузгалин. Он пишет [14, с. 10]: "в отличие от "обыкновенного" труда, целью и мотивом которого является продукт", творческий труд "сам по себе, как процесс, есть цель и стимул, его содержание не отчуждаемо, отчуждаем лишь материальный продукт" [55, с.10]. Повидимому это представление стоит уточнить. Не просто процесс труда является сам по себе целью и мотивом (тружусь ради удовольствия, "удовлетворяю свое любопытство" и т.п.), а возможность благодаря этому труду "воплотиться во внешнем мире", закрепить себя в мире" (выражения П.Флоренского), в частности, результат труда должен получить признание современников или потомков. Так вот, "носитель нашей культуры больше склонен закреплять себя в своеобразном материале, а именно - в других людях" [10, с. 258].

Интересно сопоставить эти выводы с приводимыми К. Касьяновой реферативными данными о японской этнической культуре. Ряд черт несомненно сближает японский тип культуры с русской. Это "преувеличенное сознание роли социальных связей и общественных обязанностей", признание высокой ценности государства. Наряду с этим имеется существенное отличие японцев, которых никак не назовешь "социальными интровертами". Для них характерны "эмпипризм", "практицизм", "утилитаризм и прагматизм" в смысловой сфере, "эмпиризм", "преобладающее внимание к событиям и фактам по сравнению с абстрактными законами и умозаключениями, а также к частностям по сравнению с общими понятиями. Типичные черты экстраверта, которые несомненно помогли японцам вырваться в лидеры современной либерально-рыночной экономики.

Психологические типы и критерий прогресса в устройстве общества

Теперь, после описания примеров связи социально-психологических характеристик с общественными процессами, возможно, не покажется чистой схоластикой следующая гипотеза о главном критерии исторического прогресса.

Господствующие технологии производства, общественное устройство (классовая или сословная структура, государство, идеология), общепринятые идеологические установки могут способствовать успеху людей с определенными психологическими чертами (тем или иным социально-психологическим типам). В их руках оказывается власть, деньги, моральный авторитет, из них рекрутируется элита. Другие психологические типы оказываются угнетенными, их представители не находят применения своим талантам, эмигрируют и накапливают ненависть к режиму. Специалисты по биологической эволюции, по системам биоценоза знают, что только достаточное разнообразие видов, обладающих резко различающимися механизмами адаптации и потенциями развития, делает систему надежной и способной к длительной и эффективной эволюции. Это теоретически обосновано в трудах по теории систем. Если бы в период подавляющего господства древних ящеров не оказалось на планете редких популяций млекопитающих, затерянных в своих узких экологических нишах и тогда еще очень несовершенных, животный мир наверно до сих пор остался бы на уровне насекомых и рыб.

Смену цивилизаций, социально-экономических укладов и формаций можно представлять как выявление все новых и новых способностей и склонностей людей, которые общество сумело оценить и обратить себе на пользу. История человечества — последовательное раскрытие возможностей человеческой природы, увеличение числа “измерений”, по которым оценивается личность, числа направлений, по которым канализируется энергия и стремления людей. Благодаря этому все большее число людей может найти место в жизнь, почувствовать свою уникальность и ценность для жизни.

Идеальное общество — такое, где максимальное количество различных психологических типов получают возможность “найти себя” и действовать на пользу себе и социуму.

Можно предположить, что в период относительной разобщенности малых родоплеменных групп, когда жизнь жестко регламентировалась традициями и примитивными религиозными верованиями, главную роль в группе играли люди властного темперамента и обладатели мистических и парапсихических способностей.

Важнейшим этапом в развитии общественного устройства и в формировании культурных, цивилизационных механизмов психики стало возникновение государства. В элиту должны были выдвинуться люди с талантами политических деятелей, администраторов, военачальников. Эта новая форма организации общества, судя по устойчивости и длительности существования древних государств, была гораздо более эффективна, чем прежние. Она опиралась на людей с развитой способностью подчинять свою жизнь надличностным ценностям, стимулировала развитие механизмов сверхсознания - супер-эго и эго-идеала.

Параллельно в различных регионах мира вырабатывалась техника общения с божеством, развития парапсихологических возможностей человека, очищения и освобождения духа от телесных, материальных зависимостей (буддизм и йоги в Азии, христианские мистики и святые на Ближнем Востоке и в Европе).

Радикальная переоценка общественных ценностей связана с возникновением христианства. Христос открыл новое измерение для оценки человека, направления усилий и общественных результатов его деятельности, связанное со способностью к любви и самопожертвованию не во имя только личного спасения, но во имя других людей, с углублением внутренней, духовной жизни, позволяющим обрести духовную свободу, не уходя от проблем общества.

В конце средних веков в Западной Европе сформировались условия для возникновения "экономической цивилизации" [15] и реализации возможностей "предпринимательского" типа. С установлением капитализма этот тип стал господствующим в обществе.

Быстрый рост престижа и влияния науки в Европе, а вместе с ней и людей с собственно интеллектуальными способностями, начинается, видимо, с XVI-XVII вв.1)

Идея оценивать устройство общества по "разнообразию людских характеров" (выражение Дж.Стюарта Милля), которые оно порождает, в той или иной форме высказывались разными философами. Применение ее к психологическим типам - ее самая естественная конкретизация. Еще Вильгельм фон Гумбольдт (конец XVIII в.) писал: "Цель человечества есть развитие в своей среде наибольшего разнообразия". Однако вопрос, какое же устройство общества этому способствует, решался ими по-разному. В.ф. Гумбольдт и С. Милль заботятся только о свободе - свободе от государства и от деспотизма общественного мнения.

Казалось бы, с точки зрения возможностей для развития личности разных психологических типов наилучшим идеологическим принципом является либерализм. Однако наиболее известные критики западного устройства общества, характеризуемого максимальным в истории либерализмом в политической и экономической сфере, обвиняют его именно в отсутствии разнообразия. По выражению Константина Леонтьева [15, с. 82], в Европе происходит процесс "упростительного смешения". Выравниваются условия в разных странах и областях, смешиваются сословия, стираются различия в воспитании и т.д. К. Леонтьев был одним из идейных отцов быстро развивающейся теперь теории цивилизаций или этногенеза. Наиболее плодотворный период развития каждой культуры он характеризует как "цветущую сложность", которую понимал как многообразие в единстве.

Этому противоречит распространение единых принципов, целей, идеалов экономической цивилизации. Для плодотворного разнообразия недостаточно свободы, если главным условием всякого успеха, власти, возможности реализации любой идеи служат деньги, если доминирующей целью, одобряемой обществом, является материальное благосостояние. Не свобода соревноваться в нахождении самых эффективных способов достижения богатства и власти в единообразных общественных условиях, а наличие разнообразных "общественных положений" служит главным условием и стимулом для развития индивидуальности, для возникновения сильных и оригинальных человеческих характеров, для прогресса человечества.

Расхождение между либералами и консерваторами типа К. Леонтьева в том, должно ли государство официально признать существование разных "общественных положений" этой сложившейся структуры социально-экономических слоев и групп, поддерживать нормальные для них условия жизни, регулировать изменения в этой структуре и т.д.

К. Леонтьев, идейный консерватор и сторонник сильного государства, был убежденным противником тоталитарного единообразия. Вот как современно звучит его предостережение о "быстром единообразии" при объединении под общей властью родственных народностей: "примеры большой Италии и великой Германии доказывают, что объединение племенное, увеличивая на короткое время силу государства, ослабляет культурную плодотворность общества" [15, с. 114].

Одно из главных обвинений коммунизма - унификация, обезличивание, нивелировка людей, разрушение таких надличностных объединений, как нация, семья, религия. К.Маркс называл такие учения "казарменным социализмом". На самом деле, если коммунизм и можно винить в грехе обезличивания и разрушения традиционных общностей, то в этом он является не больше чем верным последователем западного капитализма и всей экономической цивилизации, которую можно назвать Великим Нивелировщиком и Великим Антитрадиционалистом.

Сейчас понятие тоталитаризма западная пропаганда однозначно связывает с суперэтатистскими обществами фашистского или коммунистического типа. Между тем единомыслия в главных вопросах политики и идеологии в либеральных западных странах отнюдь не меньше. Системы контроля общества не только за поведением своих членов, но и за их идеологической лояльностью всегда были там не менее эффективны. Просто этот контроль осуществлялся другими (более гуманными?) механизмами. В последнее время в среде интеллектуалов все чаще появляется термин "тоталитарная демократия" (см., напр.,[17]). Один из наиболее глубоких экономистов второй половины ХХ века, лидер группы, создавшей теорию периферийной экономики, Р.Пребиш формулирует свой вывод с полной отчетливостью: "политический и экономический либерализм становятся несовместимыми", "ради достижения полного либерализма приходится жертвовать либеральной демократией со всеми вытекающими отсюда последствиями для индивидуальных свобод и прав человека" [18, с. 261 и 38].

Если тоталитаризм коммунистического типа связывается с антиутопией Орвела "1984-й", то тоталитаризм западной демократии - с антиутопией Олдоса Хаксли "Прекрасный новый мир".

Способность обеспечивать возрастающее удовлетворение потребностей все большего количества людей приводит к тому, что протест против существующего порядка, неподчинение Системе представляются социально бессмысленными. “Технологическое общество” настолько богато, настолько рационально управляется, настолько искусно манипулирует общественным мнением, что любой протест интегрируется Системой.

В своей наиболее известной книге "Одномерный человек" Г. Маркузе пишет: "Огромное число спиритуалистических, метафизических и богемных установок, которые могли бы породить внутреннюю духовную среду, противостоящую status quo, оно, (западное общество - В.В.) легко переваривает как часть своей оздоровительной диеты" [19, с.18]. В результате утрачивается второе, внутреннее измерение жизни индивида (семьи), антагонистичное внешним нуждам, происходит тотальное поглощение индивида, его идентификация с обществом. “Господство под маской изобилия и свобод распространяется на все сферы частного и публичного существования” [19, с. 25]. Человек и общество становятся одномерными.

Диагноз одномерности Г. Маркузе вполне оправданно относит не только к развитым капиталистическим странам, но и к излишне бюрократизированному и отдавшему приоритет чисто материальным целям советскому обществу, которое обеспечивало господство своего истеблишмента другими средствами, но в основном болело теми же болезнями.

Что этот контроль и субъективно воспринимался большой частью общества на Западе (возможно и большей, чем в "тоталитарных" странах) советского блока как невыносимый, подавляющий, - лучшим доказательством этого (или по крайней мере, наглядной иллюстрацией) служит мощное движение сопротивления "системе" внутри самого западного общества - "бунт молодежи" 50-70-х годов, породившее свою контр-культуру. Выступив с мессианской претензией на формирование "нового сознания", "нового варварства", освобождающего стихийные силы жизни, "закрепощенные" буржуазной культурой, оно на удивление быстро выродилось [11]. Часть контр-культуры, связанная с темами "сексуальной революции" влилась в русло высокодоходного порно-бизнеса. Коммуны хиппи, от которых ждали создания "новой, неагрессивной разновидности человека" (через марихуану и ЛСД), быстро срастались с преступным миром по каналам торговли наркотиками. Кумиры рок-музыки стали получать фантастические барыши. Наиболее непримиримые противники "системы" с атомной бомбой, как ее наивысшим порождением, превратились в "красных" террористов, покупающих оружие у неонацистов.

Нельзя не согласиться с авторами [20], что доминирование любой из подсистем общества, если оно переходит некоторые пределы и ведет к подавлению других подсистем, действует разрушительно на все общество, - будь то излишняя экономизация или этатизация, милитаризация или клерикализация. Каждая цивилизация находит свое, наиболее ей соответствующее сочетание роли этих подсистем и допустимые границы их автономности.

Т. Маркузе признается: "Самый слабый пункт критической теории - ее неспособность указать освободительные тенденции внутри существующего общества" (общества развитых индустриальных стран - В.В.) [19, с. 333].

Единственная “политическая сила”, с которой он мог связать свой призыв к Великому Отказу, это “прослойка отверженных и аутсайдеров, эксплуатируемых и преследуемых представителей других рас и цвета кожи, безработных и нетрудоспособных” [19, с. 336].

Тридцать пять лет, прошедшие со времени появления его книги, сделали вопросы и прозрения философа менее актуальными. Но они наглядно проявили ограниченность его подхода, почти полностью замкнувшего себя в рамках проблем развитых индустриальных стран. Тогда он мог на минуту забыть, что “прослойка аутсайдеров”, о которой он пишет в Заключении, включает 4/5 населения земли, не входящих в “золотой миллиард”.

Если применить критерий сохранения разнообразия ко всему человечеству, то самая актуальная задача сейчас — сохранить не западных цивилизаций, накопленных ими духовных и культурных богатств, выработанных типов общения и отношения к страданию и к счастью, уберечь их от усиливающейся экспансии, от нивелирующего давления “тотального экономизма” и одномерного рационализма. Во всяком случае, перед российской цивилизацией угроза исчезновения встала как вполне реальная.

Серьезная причина нынешнего кризиса российского общества и ослабления государства - духовный и идеологический раскол общества, который имеет глубокие корни в культуре, исторических традициях и социально-психологических особенностях российской цивилизации.

Одна часть общества - это люди, в силу своих психологических особенностей, родственных и жизненных связей и иных причин склонные и способные к самостоятельной коммерческой или посреднической деятельности в условиях рынка. Другая часть - люди, более склонные и способные к совместной работе в больших коллективах крупных предприятий или государственных структур, к дисциплине подчинения и руководства.

Россия не пережила реформации, и для русского человека материальные богатства и экономическое преуспевание никогда не сочеталось с духовными, смысловыми символами, он не ощущает частную собственность священной.

В настоящее время ряд факторов (демонстрационное влияние успешного развития лидирующих капиталистических стран, излишнее огосударствление экономики в СССР, мощное воздействие западной культуры через СМИ) породили у большой части россиян недоверие к государству и всем общественным структурам. Значительная часть молодежи восприняла установку: лучшее, чего можно добиться в жизни, - это богатство и благополучие для себя и своей семьи.

Однако настоящий трудовой энтузиазм, интеллектуальное подвижничество, массовая инициатива по налаживанию жизни и порядка, подъему производства могут охватить общество только с укреплением веры в надличностные ценности, в то, что твой труд, твое терпение, твой героизм нужны не только тебе, но и Родине, а Россия нужна не только нам, но и миру. В России всегда было (и есть сейчас) достаточно людей, готовых к служению и верности Народу и Государству, если они видят, что государство старается установить справедливость и борется за интересы народа.

Этот фактор необходимо специально учитывать при формировании идеологической и даже экономической политики. Дело не только в необходимости преодоления недопустимых разрывов в доходах и богатстве, которые углубляют и обостряют раскол идеологический. У России есть вполне позитивный опыт социально-экономического устройства, при котором "рыночники" и "государственники" могут найти применение своим склонностям и способностям, окажутся востребованными. Это двухсекторная структура экономики типа российской экономики периода 20-х годов (НЭПа). Сильный государственный сектор, включающий основные топливно-сырьевые предприятия, приносящие ренту природных ресурсов, и другие крупные доходообразующие предприятия и структуры. Остальная экономика - рыночный сектор. Государство контролирует основные финансовые потоки и благодаря этому способно определять основные условия работы остальной экономики в рыночном режиме, не упуская из-под своего контроля главные параметры и пропорции развития.

В период НЭПа в СССР (1921-1927 гг.) были достигнуты исключительно высокие темпы экономического роста - по 44% в год. Это было первое "экономическое чудо" в ХХ веке. Потом этот опыт активного участия государства в экономике и руководства рыночным сектором был использован (в разных формах) Ф. Рузвельтом для выхода из Великой Депрессии, Францией и Японией после 2-й мировой войны, Китаем - в последние два десятилетия, Индией - после обретения независимости и т.д. Именно за счет сочетания рынка и государственного руководства были осуществлены наиболее впечатляющие экономические рывки.

Либералы и "государственники" в западной цивилизации

Противостояние либералов и "государственников" - вовсе не своеобразие России. Оно составляет основной пафос различия германской и англосаксонской ветвей западно-европейской культуры. Наиболее острую форму идеологическое расхождение между ними получило в XIX и в XX веке, когда Англия стала лидером капиталистического развития и либеральной идеологии, а Германия - основной базой формирования антирыночной, в основном государственнической идеологии. Разновидности социалистического течения мысли представляют собой различные варианты восстания против экономической цивилизации. Если марксистское коммунистическое учение было воспринято Россией и реализовано в виде русского большевизма, то другая ветвь ("прусский социализм"), соединившись с национализмом и расизмом, привела в ХХ веке к возникновению фашизма.

Расхождение англосаксонской и германской духовных традиций дало основу для геополитической теории, трактующей историю как извечную борьбу морской, или островной, и континентальной цивилизаций2) и стало одной из причин самой страшной в истории войны3). Но все же обе традиции возникли в лоне западной цивилизации. Их общий источник - фаустовский дух, приоритет Деятельности и рационализма.

Противопоставление германской и англо-саксонской традиций, может быть, наиболее ярко представлено в мало известной у нас работе О. Шпенглера [21], написанной в начале 20-х годов.

После Октябрьской революции в России О. Шпенглер обиделся на несправедливость истории, позволившей русским присвоить себе социалистическую идею, выношенную немецкой нацией и воплощенную в прусской государственности. Вот как он ее характеризует. "Прусский инстинкт говорит: власть принадлежит целому.

Король - только первый слуга своего государства". "Наше самое святое и великое достояние - это сознание, подчиняющее единичное лицо целому", требуя от самих себя исполнения обязанностей, а не от других предоставления прав". Прусский социализм - "это единство, в котором каждый в зависимости от своей социальной ценности, своего таланта в области добровольной дисциплины на основе внутреннего превосходства, своих организаторских способностей, добросовестности и энергии, своего чувства духовной общности с другими становится на подобающее ему место".

Он противопоставляет прусскую идею социализма англосаксонской идее либерализма. В англосаксонской парадигме место человека в обществе определяется богатством и успехом. В немецкой - долгом и сознательной дисциплиной. Прусская этика основана на презрении к богатству и личному "счастью". В ее основе не "счастье", а долг. А как это реализуется? "Над жизнью господствует служебное положение ..., а не разница между богатыми и бедными". А вот и совсем конкретно: социализм - это "превращение рабочего в хозяйственного чиновника, предпринимателя - в административного чиновника..." И дальше: Германия - не общество преуспевающих в конкуренции (как в обществах англосаксонского идеала), а "трудящихся каждый на своем месте, в своей общественной клеточке"4). При описании прусской идеи

О. Шпенглер солидаризируется с Гегелем, который в центр исторического развития ставит государство. "Государство - это творческое начало истории".

В тридцатые годы нашего столетия приоритет общества и государства над личностью и их реальная власть в Германии и СССР достигли явно патологических высот. В ответ на это в западном мире активизировалась либерально-индивидуалистическая альтернатива, которая в послевоенные десятилетия вышла далеко за пределы борьбы с фашизмом и коммунизмом. В числе наиболее глубоких пророков-провозвестников новой религии Свободы, один из властителей дум ХХ столетия Э. Фромм. Рассмотрим его книгу "Бегство от свободы", изданную в 1941 г. в разгар войны с фашистской Германией. Э. Фромм не только ставит под сомнение, но и прямо дискредитирует любые социально-психологические механизмы контроля общества над индивидом. Он констатирует, что фактически усилия всей социально-философской мысли нового времени от протестантизма до Канта направлены на замену явной, внешней власти регламентаций со стороны общества - властью внутренней, интериоризованной. Эта "внутренняя власть" есть нравственность, долг, совесть, ответственность, или "суперэго". - И видите ли, человека, обремененного долгом, совестью, нравственностью, считают свободным!? Э. Фромм разъясняет, что это вовсе не "замена", а подмена, не свобода, а подавление - "подавление своих естественных наклонностей, своей человеческой натуры, установление господства над одной частью личности

- над собственной натурой - другой части личности - разума, воли, совести" [22, с. 144]. Дальше выясняется, что "подавляемая человеческая натура" - это в первую очередь спонтанные эмоции, в более широком смысле - любая спонтанная деятельность индивида.

Э.Фромм уверен, что именно спонтанная активность, "не обусловленная некритическим восприятием шаблонов" вылечит индивида "от расщепления личности" (на волю и интеллект, с одной стороны, и спонтанные эмоции - с другой), даст возможность объединиться "с миром, другими людьми и с природой". Но думаю, что современные россияне лучше, чем кто-либо другой (и лучше, чем Э.Фромм) знают, что такое "спонтанная активность", которую не "подавляет" ни долг, ни совесть. Это тот самый криминалитет, который грабит и убивает, потому что разрушилась система ценностей советского общества и "некритически воспринимаемых шаблонов" поведения.

Восхваление именно спонтанной активности, отрицание репрессивной морали, навязанных извне шаблонов - это далеко не только отказ от той системы морали, которая может привести к фашистскому государству и садо-мазохистскому типу личности как его социально-психологической опоре. Это и отказ от "фаустовского духа" - основного стержня западной цивилизации. Отказ от оценки человека по его способности ставить большие и далекие цели и добиваться результатов. Однако это отказ не во имя ценностей социализма как приоритета общества. Это шаг к системе ценностей дзен - буддизма, из которой Э.Фромм впоследствии будет много заимствовать. Э.Фромм прямо пишет: "Важна деятельность, а не ее результат... Жизнь не нуждается в оправдании (успехом или чем-либо еще). У жизни есть лишь один смысл - сама жизнь... Человек не должен быть подчинен чему-то высшему, нежели он сам... Свобода победит, если целью и смыслом общества станет индивид, его развитие и счастье" [22, с. 218-220].

Однако и это не все. В сущности, здесь отказ от любых надличностных ценностей, доминирование которых в психике и соответствующая аскеза создавали великие культуры и цивилизации на протяжении истории. Приведем предельно ясное и глубокое выражение этой мысли Н. Бердяевым: "Христианская история освобождения человека от природы должна была привести к тому, что человек ушел во внутренний духовный мир, чтобы в нем совершить какую-то огромную героическую борьбу с природными стихиями, чтобы преодолеть эту подвластность человека низшей природе и выковать человеческий образ, выковать свободную человеческую личность. Это важное дело, центральное в судьбе человека, было совершено христианскими святыми. Титаническая борьба со страстями мира, которую вели христианские подвижники и отшельники, совершила дело освобождения человека от низших стихий" [23, с.140-141].

Э. Фромм явился одним из провозвестников того пути, по которому пошла в послевоенные десятилетия западная культура и который сейчас играет роль одной из главных "агрессивных сред", оказывающих разрушительное воздействие на духовные структуры российской цивилизации. В своей наиболее известной книге "Бегство от свободы" он описывает психологический тип "авторитетной" личности, характерный, по его же признанию, для огромной части среднего класса в Германии и в других европейских странах. Это человек, склонный повелевать (приказывать) и подчиняться, ценить порядок и восхищаться сильной властью, способной его обеспечить. Люди с такими чертами характера составляют основу всякой человеческой организации. Если эта организация - государство, то их мотивация включает такие высокие чувства, как долг, честь, патриотизм. Однако Э. Фромм определяет этот тип как садистско-мазохистский, т.е. патологический, и утверждает, что "авторитарная личность" создает психологическую основу для возникновения фашизма. Э. Фромма можно понять: он писал свою книгу в период триумфального шествия фашизма по Европе. Но сама концепция представляется чистой идеологией.

Как было сказано выше, Э. Фромм относится ко всем надличностным идеям и элементам сверх-Я с большим подозрением. Он считает, что любовь к власти, желание отождествить себя с ней оправданы только в том случае, если вышестоящий по своим личным качествам превосходит низшего ("сильнее, умнее, лучше меня...") и помогает ему, и не причиняет ему никакого ущерба. Единственный пример таких идеальных отношений, который он приводит, - профессор и студент. Но тут же Фромм сам признает, что для огромной части среднего класса в Германии и в других европейских странах типичным является "авторитарный характер", который стремится к власти вовсе не из-за того, что восхищается мудростью и справедливостью начальников, а по склонности повелевать и подчиняться.

Возможно, Э. Фромм прав, что садистские и мазохистские склонности присутствуют (в латентном виде) у большинства членов высокоцивилизованного европейского общества. Но делать из этого вывод, что "авторитарная личность" создает опасность фашизма, а общество личностей, способных к спонтанной активности, есть общество творчества и "позитивной свободы" - представляется наивным или скорее слишком либерально идеологизированным.

Призыв отказаться от доминирования интеллекта и воли во имя спонтанной активности вошел важнейшей составной частью в идеологию "молодежного бунта" 60-70-х годов, в которой явно доминировала тенденция к высвобождению "под-сознания" (низших функций) из-под контроля индивидуального сознания и "над-сознания". К чему приводит в пределе логика "освобождения" (экстремальное выражение антигосударственного либерализма), иллюстрирует идеология террористических групп, которая сформировалась в русле той же конъюнктуры, порождающей ненависть к системе, которая подавляет "естественного человека". Одним из полюсов "Великого отказа" была идеология ненасилия, руссоистского "доброго дикаря", другим - террористические акты группы Бегадера-Майнхоф в ФРГ и "красных бригад" в Италии. В 60-е годы был популярен плакат одной из групп: воткнутая в землю винтовка, перечеркнутая шприцем, и девиз: "лучше погибнуть, чем напасть". Но вот 22 мая 1967 г. загорелся крупный универмаг в Брюсселе с 4 тысячами покупателей и служащих, и около 300 человек погибло. И на следующий день в Западном Берлине распространялась листовка, которая заканчивалась нетерпеливым вопросом: "Когда же загорятся берлинские универмаги?" Когда же был подожжен универмаг во Франкфурте-на Майне, Ульрика Майнхоф воспользовалась случаем выразить свою теоретическую позицию: "Прогрессивное значение пожара в универмаге заключается не в уничтожении товаров, оно заключается в самой преступности акта, в правонарушении как таковом ... Все-таки лучше жечь универмаги, чем управлять ими". Т.е. смысл этого "акта" - в разрушении социума.

В целом, по оценке специалистов, призыв к освобождению спонтанной активности почти не был воспринят западным миром. И вся эпоха молодежного бунта не разрушила, не отменила традиционных буржуазных ценностей, а в определенном смысле даже укрепила систему, расширив возможность выбора индивидом подходящего для него образа жизни. Однако трудно взвесить на единых весах этот положительный результат с устрашающим ростом потребления наркотиков и укреплением нарко-картелей, что тоже, несомненно, явилось результатом того "порыва к свободе".

Призыв Э. Фромма был воспринят, например, в форме карнавального духа негритюда, прежде всего, из африканской и латиноамериканской культур. Это конечно не изменило человека Запада, для которого императив действия и достижения результата стал второй натурой. Этот карнавальный дух стал лишь приятной отдушиной, ночным клубом после серьезных дневных дел.

Сейчас для России культура негритюда, вторгающаяся вместе с ценностями Запада, стала серьезным агентом разрушения собственных ценностной и институциональной структуры общества, орудием моральной дезориентации, формирования установок нигилизма и вседозволенности. Подавление производственного сектора финансовым, безудержная пропаганда личного богатства, которое можно получить только на пути индивидуальной посреднической деятельности, криминала, обмана государства, - все это отнимает у молодежи возможность приобщиться к морали участника Истории и обрекает многих на мучительную душевную пустоту или немотивированную, иррациональную склонность к агрессии самой по себе. Это одна из важных причин успеха у молодежи организаций Э. Лимонова и А. Баркашова. Принижение, дискредитация надличностных смыслов бытия в нынешней России - серьезная компонента ослабления государства, без которого для большой части народа непосредственной опасностью становится уже не духовный голод, а самый натуральный, физический.

Консерваторы и прогрессисты

Важнейшая социально-политическая оппозиция, а также и философская, мировоззренческая антитеза - ориентация на прошлое, на его сохранение или на будущее, на перемены, на новое, часто неизвестное, т.е. противоположение консерватизма и прогрессизма, футуризма, революционизма. Основой этой антитезы несомненно служит различие психологических характеристик, которое связано с сочетанием определенных типологических особенностей ин дивидуальной психики. В разные исторические эпохи в культуре, идеологии, политике берет верх то та, то другая из этих полярных ориентаций.

Так же как в уравновешенной, многогранно развитой личности должны быть представлены оба эти начала (со своими способностями, склонностями, интересами), так и для общества, для этноса, для социально-политического движения необходимо присутствие обоих этих полюсов, как для армии необходимы и средства наступления, и средства обороны.

Последние по крайней мере 500 лет история Европы проходит под знаком все ускоряющегося Прогресса. В свой безудержный бег теперь она вовлекла уже весь мир. В ХХ веке ясно выявились связанные с этим опасности. Общую опасность можно обозначить на языке психологии как тотальное доминирование ценности будущего, оптимистического ожидания перемены, подавление консервативного, охранительного начала и внимания к прошлому.

Безусловная приоритетность ценностей прогресса и современная ситуация, при которой участие любого общества, этноса, культуры во всемирной экономической и технической гонке становится необходимым условием его выживания, - эти факторы служат основой для полного отрыва, "отвязанности" человечества от накопленных дорогой ценой духовных и нравственных "якорей".

Слово консерватор у нас давно уже употребляется только с отрицательным отношением. Предрасположенность человека к консерватизму, повышенный интерес, любовное отношение к прошлому, или наоборот, готовность "рискнуть" собой и всем миром во имя неизвестного, но заведомо прекрасного будущего - несомненно имеют корни в структуре психики. Повидимому, пока нет надежных данных, позволяющих описать тот и другой тип психики, кроме указания отдельных связей. В частности, отмечалось, что интенсивность памяти и интерес к прошлому связаны преимущественно с эмоциоанльной активностью мозга, а также с деятельностью правого полушария, заведующего образным (или "художественным") мышлением. Согласно [7], "В каждый образ как отдельный компонент входит и время его формирования", в отличие от формирования понятий. Видимо, поэтому "правое полушарие обращено в прошлое, а левое - в будущее и занято планированием, помимо текущей, еще и предполагаемой в последующем деятельности".

В [24] описаны исключительно наглядные результаты тестирования значительного числа научных работников, в котором выявились (по ряду вопросов и других методов) резкие различия в психологических характеристиках двух "крайних" групп - 1)"системные программисты" и 2) непрофессиональные пользователи ЭВМ. Первая из этих групп состояла из профессиональных программистов, как правило, сознательно выбравших эту профессию и занимающихся проблемами, требующими оперирования с наиболее абстрактными и сложными математическими конструкциями, вторая - из работников гуманитарных дисциплин (психологи, филологи, журналисты).

Для нас важен ответ на вопрос: "Если бы представилась возможность жить в другую эпоху, Вы бы хотели жить в другое время? Когда именно?" Все системные программисты за исключением двух хотят жить в будущем. Двое, пожелавшие жить в средние века, по материалам других методик и по их собственным высказываниям, стали программистами случайно, и не считают эту профессию своим призванием. Их интересы связаны с гуманитарными дисциплинами. В группе гуманитариев, наоборот, большинство хотели бы жить в прошлом. Две девушки, которые хотели бы остаться в настоящем, характеризуются интересом к техническим наукам. Только один захотел жить в будущем. Но в отличие от системных программистов, которые имели свой сформировавшийся образ будущего, этого гуманитария будущее привлекало именно тем, что о нем ничего не известно.

Заключение

В качестве вывода из приведенных фактов и теоретических подходов можно представить следующую картину исторического процесса. Комплекс идеологических, производственных, технологических, социальных и прочих условий, складывающихся в ту или иную эпоху в стране и в мире, открывает преимущественные возможности для развития и для завоевания господствующего положения в обществе тому или иному социально-психологическому типу.

Часто этническая или социальная группа - носитель соответствующих психологических качеств и архетипов может обеспечить для себя, а иногда и для общества возможность победы над своими конкурентами, рывка в области технологии, политической экспансии и т.п. за счет подавления иных социально-психологических групп, тоталитарного навязывания обществу своих целей, критериев, норм поведения. Является соблазн начать "с чистого листа". Представляется, что в длительной перспективе выигрывают те общественные системы, где удается сохранить "старые" социально-психологические группы с их ценностями и Смыслами, найти формы их сосуществования с "новыми", их взаимного обогащения. Важнейшим качеством "идеального" общественного устройства является разнообразие, та "цветущая сложность", о которой писал К. Леонтьев.

Отказываясь от Прошлого, человек утрачивает свое Будущее, ибо Цель и упорное стремление к ней, ожидание Будущего, его Смысл могут родиться и вырасти только из любви и ненависти к Прошлому, как спор с ним и его преодоление. Великих результатов может добиться только то общество, та цивилизация, которая подобна не шлюпке, бросаемой из стороны в сторону волнами истории, а стреле, летящей из Прошлого в Будущее через века и тысячелетия, не меняя своего направления. Ценность сохранения Традиции как таковой была основой духовности в древние времена. В новое время она была "открыта" заново многими религиозными и светскими мыслителями (см. напр., [25], [26]).

Эти общеизвестные истины сейчас приходится повторять россиянам.

Литература

1. Юнг К.Г. Психологические типы. - М. "Университетская книга" АСТ, 1997 г.

2. Кречмер Э. Строение тела и характер. Киев. Гос. изд-во Украины, 1924 г.

3. Ганушкин П.Б. Клиника психопатий. Их статика, динамика, систематика. - М. 1933, с. 15-50.

4. Леви В.Л. Я и Мы. М. "Молодая гвардия", 1969.

5. Пэрна Н.Я.. Стоители живого тела. Очерки физиологии внутренней секреции.- Петроград, изд. "Сеятель", 1924.

6. Розанов В.В. Люди лунного света. - М. "Дружба народов", 1990.

7. Сергеев Б. "УМ хорошо..." - М. "Молодая гвардия", 1984.

8. Иванов В.В. Чет и нечет. М. 1978.

9. Маслов С.Ю. Асимметрия познавательных механизмов и ее следствия. В сб. "Семиотика и информатика", вып. 20, М. ВИНИТИ, 1983, с.3-34.

10. Касьянова К. О русском национальном характере. - М. Ин-т национальной модели экономики. 1994.

11. Мяло К.Г. Под знаменем бунта (Очерки по истории и психологии молодежного протеста 1950-1970-х годов). - М. "Молодая гвардия", 1985.

12. Мяло К.Г. Проблемы власти и элиты в идеологиях "новых левых" движений (социально-психологический анализ). - Сб. "Общество, элита и бюрократия в развивающихся странах" - М. "Наука", Ин-т востоковедения АН СССР, 1974.

13. Волконский В.А. О природе кондратьевских "длинных волн". - "Экономика и математические методы". 1992, т.28, вып 2.

14. Бузгалин А.В. Будущее коммунизма. - М. "ОЛМА-ПРЕСС",

1996.

15. Осипов Ю.М. Экономическая цивилизация и научная экономия – В сб. "Экономическая теория на пороге XXI века — 3", под ред. Ю.Осипова и Е.Зотовой. М. “Юрист”, 2000 г.

16. Леонтьев К.Н. Византизм и славянство. В кн. "Избранное".- М. "Рарог", "Моск. рабочий", 1993.

17. Россия сможет утвердить новый восточно-европейский порядок. Интервью с румынским историком Рэзваном Теодореску. - "Особая папка НГ", 1999 N 3, 25 августа.

18. Пребиш Р. Периферийный капитализм: есть ли ему альтернатива? - Ин-т. Латинской Америки РАН, М. 1992.

19. Маркузе Г. Одномерный человек.-М. "REFL-book", 1994.

20. Зотов В.В., Пресняков В.Ф. Системные функции экономики в обществе. - В сб. "Экономика и общество (труды семинара под рук. акад. Д.С. Львова)" - М., РАН, ЦЭМИ, 1996.

21. Шпенглер О. Прусская идея и социализм. - Берлин, изд. С Ефрон, 1925.

22. Фромм Э. "Бегство от свободы",- М. Прогресс, 1990.

23. Бердяев Н. Смысл истории. Опыт философии человеческой судьбы. - Париж. 1969.

24. Веселкова О.В. Некоторые сравнительные особенности профессиональных и непрофессиональных пользователей ЭВМ. - "Психологический журнал", 1989, N1.

25. Генон Р. Кризис современного мира. М. Арктогея, 1991.

26. Генон Р. Царь мира. - Вопросы философии, 1993, N3, с.97-133.