Журнал «Золотой Лев» № 127-128 - издание русской
консервативной мысли
А.В. Репников
Интеллигенция в России
Неоднородность российской интеллигенции всегда ярко проявлялась в
переломные моменты истории (1905, 1917, 1930-е годы и т.д.). Можно вспомнить и
близкие к нам события сентября-октября 1993 года. Постепенно люди начинают
забывать об этой трагедии. За прошедшие годы другие скорбные события заслонили
собой тот солнечный октябрьский день, когда в центре столицы гибли люди. Когда
был перейден рубеж между законом и беззаконием…
Прошла первая военная кампания в Чечне, началась вторая…
Серия взрывов заставила содрогнуться Москву и многие другие города России.
Пережили гибель "Курска", "Норд-Ост", Беслан. Сегодня
многие просто не знают или же предпочитают не знать о том, что произошло тогда.
У некоторых молодых студентов в головах перепутались события августа-1991 и
октября-1993. Многие приезжающие в Москву, да и иные москвичи, впервые увидя небольшой мемориал, посвященный погибшим, с
удивлением говорят: "Надо же! А мы думали, что погибло только три
человека!".
В те дни в "Известиях" появляется следующий
документ: "Писатели требуют от правительства решительных действий". В
нем, в частности, есть и такие строки:
"Хватит говорить… Пора научиться
действовать. Эти глупые негодяи уважают только силу. Так не пора ли ее
продемонстрировать нашей юной, но уже, как мы вновь с радостным удивлением убедились,
достаточно окрепшей демократии?".
Многие из тех либеральных интеллигентов, кто подписывал эти
письма с призывами к репрессиям, уже отошли в мир иной и предстали перед Высшим
судом. Среди скончавшихся: Алесь Адамович, Александр Иванов, Дмитрий Лихачев,
Юрий Нагибин, Булат Окуджава, Роберт Рождественский,
Василий Селюнин, Лев Разгон. Не нам их судить, но не дело интеллигента
призывать к расправам и казням.
Скажут, что это "дела давно минувших дней".
Приведу фразу член-корреспондента РАН Георгия Шахназарова, сказанную в отношении
вышеупомянутых событий:
"Это условие (не использовать оценки
событий сентября-октября 1993 года) не только ущербно в нравственном отношении.
Оно невыполнимо, потому что невозможно лишить народ памяти!".
В тот период кровь на московских мостовых одинаково
ужаснула бывших оппонентов В. Кожинова и А. Синявскиого.
В среде подлинных интеллигентов можно спорить, вести
горячие дискуссии, в конце концов, просто не подавать руки, но есть грань,
через которую подлинный интеллигент никогда не перешагнет.
Есть сострадание к погибшим, к убогим, есть сострадание к
народу... Безразличие к чужому горю, равнодушие к чужой нищете перечеркивает
все исторические традиции милосердия и благотворительности, присущие лучшим
представителям русской интеллигенции. Кто-то может радостно призывать к
репрессиям против политических оппонентов. Лично мне ближе слова современного
историка В.В. Шелохаева:
"Никогда кровь не проливается даром,
она на протяжении длительного времени будет тревожить как защитников Белого
дома, так и тех, кто их расстреливал. От судьбы не уйдешь… октябрьские дни 1993
года уже никогда не вычеркнуть из народной памяти, как нельзя из нее вычеркнуть
Ходынку и 9 января 1905 года, 1937 год, Новочеркасск…".
Проблема интеллигенции в России очень широка. Казалось бы,
несомненно, что мы можем отнести к интеллигентам А.И. Герцена, Б.Н. Чичерина,
П.Н. Милюкова, В.И. Ленина, А.Д. Сахарова и Д.С. Лихачева. Но можем ли мы в
таком случае считать интеллигентами Ф.М. Достоевского, К.П. Победоносцева и
С.Ф. Шарапова? Можно ли отнести к интеллигенции А.Ф. Лосева и Л.Н. Гумилева? И
посмотрим на проблему с иной точки зрения. А захотели бы сами Шарапов и
Победоносцев быть причисленными к российской интеллигенции? Это вопрос спорный.
Откровенное неприятие интеллигенции встречается в одном из писем Победоносцева
(от 15 февраля 1880 г.):
"Самые злодеи... суть не что иное,
как крайнее искажение того же обезьянского образа,
который приняла в последние годы вся наша интеллигенция. После этого - какого
же ждать разума и какой воли от этой самой интеллигенции".
Либеральной интеллигенцией в России сформирован некий
стандарт, под который обязательно должны подходить те, кто с ее точки зрения
может быть назван интеллигентом. Некий стандарт существует и в среде традиционалистов.
Быть нонконформистом опасно. Будут критиковать и "правые", и
"левые". Такое уже часто случалось в истории. Так ярко выраженный
нонконформизм взглядов философа К.Н. Леонтьева возбудил критику со стороны
очень разных по убеждениям людей: Вл. Соловьева, П.Н. Милюкова, Ф.М.
Достоевского, Н.С. Лескова, И.С. Аксакова, Н.А. Бердяева, С.Л. Франка, С.Н.
Булгакова, Д.С. Мережковского. Ф.М. Достоевский счел его "еретиком",
а К.П. Победоносцев отнесся к нему с опаской. При этом критиков волновало то,
что у Леонтьева была иная мораль, отличная от той, что всегда проповедовалась в
широких кругах российской интеллигенции, от той морали, которая объединяла
либералов, славянофилов, народников, умеренных традиционалистов и представляла
собой общечеловеческие принципы. Принципы, которым Леонтьев рискнул противопоставить
мораль ярких и духовно сильных индивидуальностей. Героическую мораль, подкрепленную
богословием, он противопоставил морали "демократической середины" и
за это на долгие годы был предан забвению.
Под влиянием революционных событий начала ХХ века
российская интеллигенция постепенно приходила к осознанию того, что созданные
ею теоретические модели развития России могут быть разрушены жестокой
реальностью и нужно не столько стремиться подогнать мир под идеальные
концепции, сколько менять свои взгляды, сообразуясь с реалиями времени.
С.Н. Булгаков писал в "Вехах" о том, что
"невозможны уже как наивная,
несколько прекраснодушная славянофильская вера, так и розовые утопии старого
западничества".
Революционные события и трагедия гражданской войны повлияли
на оценки некоторыми представителями интеллигенции своих политических
оппонентов. Лучшие представители интеллигенции, переступая через свои
политические симпатии и антипатии, хлопотали за оппонентов и непримиримых
противников, спасая их от голодной смерти или пули. Вытаскивали, подобно В.Д.
Бонч-Бруевичу и А.В. Луначарскому историка С.П. Мельгунова из подвалов ЧК;
присылали, как А.М. Горький, деньги бедствующему В.В. Розанову; выбивали
сносный паек Л.А. Тихомирову. Спасали вопреки всем тем ужасам, которые
творились в разоренной, охваченной Гражданской войной России. И офицер Николай
Гумилев и писатель В. Короленко проявили лучшие качества русского интеллигента.
Но были и другие, тоже интеллигенты, которые, если верить свидетельству И.А.
Бунина, говорили:
"За сто тысяч убью кого угодно. Я
хочу хорошо есть, хочу иметь хорошую шляпу, отличные ботинки…".
Да и те, кто травил М.А. Булгакова, и писал доносы на своих
коллег-писателей тоже причисляли себя к интеллигенции.
К 90-м годам ХХ века ситуация не слишком изменилась. В
статье "Судьба Ельцина в истории" профессор В.В. Шелохаев
писал:
"Жаждавшая падения коммунистического
режима и повышения собственных ролевых функций в обществе и государстве,
либеральная и леворадикальная, прежде всего московская и ленинградская,
интеллигенция надеялась, использовав фигуру Ельцина в качестве мощного тарана
разрушения, удерживать под собственным контролем его дальнейшие шаги по
реформированию общественно-политических структур".
Стремление части интеллигенции любой ценой сохранить свое
положение "при власти", привело к тому, что интеллигенцию начинали
рассматривать как группу людей, готовую обслужить любую власть. В такой
ситуации опять не ко двору оказывались те, кто не желал менять свои убеждения.
Да и сами они стремились отделить себя от "придворной интеллигенции".
Вспомним в связи с этим интервью, которое Л.Н. Гумилев в
начале 1990-х годов дал популярному тогда телерепортеру А.Г. Невзорову в передаче "600 секунд". Л.Н. Гумилев
сказал: "Я не интеллигент! Я солдат. И отец мой был солдат, и дед, и
прадед!". Впоследствии на страницах либеральных изданий ("Московские
новости", "Литературная газета" и др.) Льву Николаевичу
неоднократно пеняли на это интервью. В советскую эпоху Гумилев не подходил под
один "стандарт", за что поплатился годами лагерей, в эпоху
перестройки и гласности - под другой, за что подвергся остракизму в прессе.
А.Д. Сахаров и Д.С. Лихачев при всем том позитивном, что сделали они в своей
жизни, точно также стали в 90-е годы "чужими" для традиционалистской
интеллигенции. Если А.Ф. Лосев интеллигент в том понимании, какое вкладывают в
это понятие либералы, то как быть с его высказываниями, которые, по словам
исследователя С.Н. Земляного не были включены в переиздания его работ, постольку,
поскольку их "содержание со всех мыслимых точек зрения крайне
специфично" и не укладывается в общепринятые представления об этом
мыслителе.
Для истории, на суд которой мы столь часто уповаем,
наверное, все-таки не столь важно, в какой партии, организации или группе
состояли те или иные представители интеллигенции. Из западноевропейской истории
нам известны примеры, когда писатели и философы делали в конкретной
политической ситуации роковой политический выбор (Освальд
Шпенглер, Мартин Хайдеггер, Карл Шмитт и др.).
Новомодные писатели упрекают советских классиков (от Горького и Фадеева до
Анатолия Иванова включительно) в том, что они своим пером "служили
тоталитарному режиму". Можем ли мы раз и навсегда дать нравственную оценку
того или иного представителя интеллигенции, замеченного в "порочных
связях" с тем или иным тоталитарным режимом? Ведь все меняется. Кто может
поручиться, что через 10, 20, через 100 лет близость того или иного
интеллигента к демократической власти не будет считаться в глазах потомков
"смертным грехом"?
Наверное, все же следует разобраться, а не зачислять
однозначно всех интеллигентов-традиционалистов скопом в золотой фонд нации или
обвинять всех интеллигентов-либералов в принадлежности к "пятой
колонне", безапелляционно заявляя о том, что "второй раз в течение
века наша интеллигенция предает свой народ". Не надо доводить противостояние
до баррикад. В проигрыше останется не только интеллигенция, но и та часть
народа, которая ей верит и все еще прислушивается к ее словам. Хотелось бы
предложить авторам сайта продолжить дискуссию на тему интеллигенция в России.
Специально для Столетия
1 октября 2007