Журнал «Золотой Лев» № 111-112 - издание русской
консервативной мысли
А. Фоменко
США
прежде были против расчленения России
В 20-е годы XX века[1]
Сегодня как-то забылись весьма важные события и тенденции в
отношениях России и Америки. И мало кто помнит, что единственной силой, защищавшей
целостность русской территории в самое тяжёлое время, был Государственный
департамент Соединённых Штатов.
На протяжении всех лет русской Гражданской войны
американская дипломатия сохраняла поразительную твердость в двух вопросах -
непризнания правительства большевиков и сохранения территориальной целостности
исторической России. Эту целостность Государственный департамент США защищал
упорно и настойчиво, вопреки вроде бы очевидным материальным преимуществам
сделки с большевиками.
За единую и неделимую!
Вопрос "единства и целостности территории" был
для американцев не пустым звуком: слишком большую цену они заплатили в своё
время за собственные единство и целостность. Государственный секретарь Колби 10
августа 1920 года так объяснял итальянскому послу барону Авеццане позицию своего
ведомства в этом вопросе:
"Департамент продолжает быть
настойчивым в своем отказе признавать прибалтийские государства в качестве
независимых от России государств. Надежное и мудрое решение Русской проблемы,
как нам представляется, не может быть достигнуто до того, как будет приведён в
действие такой план, согласно которому все составные части русского народа
будут в состоянии самым действенным образом рассмотреть взаимные нужды,
политические и экономические, различных областей, составивших Императорскую
Россию.
Такое решение является жизненно важным как
для Европы, так и для Азии. Несмотря на то, что американское Правительство не
видит сейчас возможности для быстрого достижения такого результата, оно не
считает полезными какие-либо решения, предложенные какой-либо международной
конференцией, если они предполагают признание в качестве независимых государств
тех или иных группировок, обладающих той или иной степенью контроля над
территориями, являвшимися частью Императорской России, их границ и взаимоотношений,
так как это может нанести ущерб будущему России и прочному международному миру.
Намерения и действия такого рода должны
быть признаны временными и, без сомнения, прекратятся, как только восстановленная
Россия решительно возьмётся восстанавливать единство и целостность своей территории.
Тот факт, что советские вожди
демонстрируют безразличие к определенным территориальным потерям, без сомнения
объясняется их пропагандистским рвением в распространении их экономических и
социальных воззрений. А также их пониманием того, что мир, полученный даже
ценой территориальных потерь России, является для них лучшим средством
пропаганды и интриг, а это оружие они предпочитают даже использованию военной
силы".
В том же послании Бэйнбридж Колби говорил о том, что
"Соединённые Штаты сохраняют
неослабевающую веру в русский народ, в его благородный нрав и в его
будущее". И что его страна "уверена в том, что восстановленная,
свободная и единая Россия снова займет своё ведущее положение в мире,
присоединясь к другим свободным странам в деле поддержания мира и упорядоченного
правосудия.
До того, как это время наступит,
Соединённые Штаты осознают, что дружба и честь требуют, чтобы русские интересы
были великодушно защищены. В соответствии с этими политическими декларациями
Соединённые Штаты воздержались от поддержки решения Высшего совета [союзников]
в Париже признать независимость так называемых республик Грузии и Азербайджана.
В конце концов, с радостью признавая независимость Армении, Правительство
Соединённых Штатов приняло ту точку зрения, что окончательное определение её границ
не должно производиться без сотрудничества и согласия России. Россия причастна
к этому не только потому, что значительная часть территории нового государства
Армения, когда она будет определена, окажется принадлежащей в прошлом
Российской Империи: одинаково важным представляется тот факт, что Армения
обязана рассчитывать на добрую волю и дружескую защиту России, если она
собирается быть независимой и свободной".
Неофициальный представитель советской России в США Людвиг
Мартенс лишь 4 октября получил возможность изложить тому же барону Авеццане
мнение Чичерина относительно этой ноты, столь последовательно защищавшей
целостность бывшей Российской империи. И риторика наркома Чичерина была прямо
противоположна риторике секретаря Колби.
Советский дипломат-интернационалист с готовностью повторял
мнение немецкого ультранационалиста журналиста Максимилиана Гардена,
утверждавшего вполне цинично ещё в 1905 году, что
"Россия в действительности является
колониальной страной, которая должна управляться коммерческими агентами и
клерками различных компаний, как это принято в бизнесе".
Антибританская составляющая американской политики не
ускользнула от внимания советского наркома, писавшего, что
"Господин Колби в своём желании
сохранить целостность царской территории не просто расходится с политикой
Британии, он фактически вступил в борьбу против её политики. Очевидно, круги,
которые он представляет, осознают, что в новых государствах, отделённых от
России, упрочилось влияние других сил, а именно британцев, и г. Колби не видит
другой возможности противостоять этому влиянию, кроме упразднения независимости
этих государств".
Сегодня это может показаться кому-то странным, но тогда
именно дипломатия ленинской школы говорила об "угнетённых
национальностях" и поддерживала независимость "новых государств,
отделённых от России".
Есть несколько объяснений того, почему за всё время
Гражданской войны в России Соединённые Штаты признали независимость именно и
только трёх бывших русских провинций - Армении, Польши и Финляндии. И
отказывались признавать в качестве независимых государств другие части нашей
империи.
Дело в том, что именно американские филантропы в течение
нескольких лет вели кампанию осуждения Османской империи за противоармянские
репрессии "младотурок" и помогали многочисленным армянским беженцам
из Турции. Поэтому после фактического выхода России из войны и захвата
фактической власти в Турции более чем серьёзными людьми Мустафы Кемаля-паши
Государственному департаменту США не оставалось ничего другого, как предложить
армянам защиту "международного права" путём признания независимости
вновь образованного армянского государства (но без определения его границ!).
Польский же вопрос вообще относился к числу
"гуманитарных легенд" западной дипломатии. Неудивительно, что после
того, как к концу 1918 года прекратили своё существование все три империи[2],
в своё время разделившие между собой земли бывшей Речи Посполитой, Вашингтон
признал независимость нового Польского Государства. К тому же созданное
Наполеоном Великое Герцогство Варшавское, отошедшее России в 1815 году по
решению Венского конгресса, в отличие от польских земель Германии и Австрии,
сохраняло свой национальный облик и в составе империи, называясь Царством
Польским наши императоры были одновременно и польскими монархами[3]:
Что касается Финляндии, то она к 1917 году уже обладала
высокой степенью международной правосубъектности: эта бывшая шведская провинция
в начале XIX века вошла в состав Российской империи на правах личной унии, и
русский монарх правил здесь в качестве Великого князя Финляндского. Здесь
чеканилась своя монета, и на территории Финляндии русские подданные считались
иностранцами (хотя и дружественными, разумеется)[4].
И именно в качестве Великого княжества (в отсутствие монарха, возглавлявшегося
регентом) Финляндия и добивалась в 1917-1918 годах признания Соединёнными
Штатами и Европой.
В отличие от Финляндии наши прибалтийские провинции
находились под прямым суверенитетом русских монархов. Поэтому-то и пришлось так
туго вождям местных сепаратистов, когда они возжелали получить
"международное признание" не только от большевиков, но и от тех же
европейцев и американцев.
Сегодня в прибалтийских столицах не любят вспоминать о том,
что именно советская Россия первой признала Эстонию - уже 2 февраля 1920 г.,
Литву - 12 июля и Латвию - 11 августа того же 1920 года. Вслед за большевиками,
правда, год поколебавшись, любимые наши союзники, Англия и Франция, тоже
признали Эстонию и Латвию в январе 1921 г. и Литву в декабре 1921 года.
Американцы при этом держались дольше всех, до последнего
противясь международному признанию послереволюционных прибалтийских режимов. И
в 1919-м, и в 1920-м, и в 1921 годах Государственный департамент весьма холодно
отвечал на постоянные обращения к нему литовских, эстонских и латвийских
властей и представителей таковых в США с просьбами о дипломатическом признании.
Причём даже сторонники такого признания внутри американской дипломатической
службы выдвигали тогда вполне "прорусские" аргументы. Так,
американский представитель в Риге Янг сообщал в Вашингтон летом 1920 года:
"У местных лидеров нет иллюзий
относительно будущих отношений этих государств с Россией, и они вполне
осознают, что в своё время, с восстановлением в России надлежащей, устойчивой
формы правления, прибалтийские провинции вновь окажутся частью того, что
вероятно станет федеративной Россией.
Дабы способствовать воплощению в жизнь
того, на чём настаивает наша русская политика, я настоятельно рекомендую
признать эти три государства de facto, с тем, чтобы в скором будущем, если
нынешние обстоятельства сохранятся, признать de jure Латвию и Литву - с
оговоркой или заявлением о том, что это признание никоим образом не может быть
интерпретировано как отклонение от нашей политики, оставляющей на будущее
урегулирование тех отношений, которые будут существовать между этими государствами
и новой Россией. С Эстонией же следует подождать до того момента, пока она не
очистит себя от позора большевизма".
В том же 1919 году власти той же Эстонии сделали всё, чтобы
не дать Северо-западной армии Юденича взять Петроград, а затем
воспрепятствовали отправке её частей на деникинский фронт. Правительство Яна
Тённисона настолько не желало делать Эстонию "базой русской реакции",
стремясь к миру с большевиками, что отдало приказ своей армии о полном
разоружении русских белых добровольцев. Тех самых добровольцев, которые
предыдущей зимой 1918-1919 года защитили Ревель (Таллин) от красных. Эстонцы не
только захватили всё вооружение, все склады военного имущества Северо-западной
армии, множество вагонов и паровозов, но и попросту грабили личное имущество
русских офицеров.
В январе 1920 года эстонские власти вообще решили играть
по-крупному. Когда Юденич после расформирования армии вознамерился выехать в
Европу, его вдруг арестовали, по сути, захватили в заложники с целью получения
выкупа. Горячие эстонские "антикоммунисты" рассчитывали поживиться за
счёт тех русских денег, которые предназначались бывшим чинам Северо-западной
армии в качестве "выходного пособия". Юденич, разумеется, отказался
обсуждать всё это, но только демарш союзнических миссий предотвратил его
высылку в советскую Россию: поезд с генералом уже направлялся к границе.
Американским же дипломатам пришлось вмешиваться, когда в
марте-апреле 1920 года, в преддверии заключения договора с советской Россией,
власти "независимой и демократической Эстонии" взялись за регистрацию
бывших офицеров армии Юденича - на предмет их дальнейшей выдачи красным. Только
прямая угроза Государственного департамента США прекратить в таком случае
поставки продовольствия Эстонии остановила ретивых деловых партнёров ленинского
правительства.
Неудивительно, что американские дипломаты весьма
скептически оценивали человеческие качества прибалтийских политиканов и
серьёзность их перспектив на будущее. Тот же представитель в Риге Янг в апреле
1922 года так рассуждал о необходимости признания прибалтийских режимов:
"Сейчас бесполезно обсуждать вопрос о
том, насколько латыши, эстонцы и литовцы были вправе, с моральной точки зрения,
провозглашать свою независимость в час слабости России. Фактом является то, что
их решение провозгласить свою независимость имело последствием сохранение по
крайней мере этой части бывшей Российской империи - свободной от опустошения и
разорения коммунизмом и большевизмом".
Признание очевидного
Только после очевидной победы красных в Гражданской войне и
исчезновения надежд на восстановление исторической России Вашингтон пошёл на
дипломатическое признание "правительств в прибалтийских провинциях",
причём признание это происходило при весьма поучительных обстоятельствах и
весьма показательным образом.
Когда республиканцам понадобилось привлечь на сенатских
выборах в Массачусетсе голоса избирателей прибалтийского происхождения, их
лидер в сенате Генри Кэбот Лодж обратился к президенту США Уоррену Гардингу с
просьбой поскорее признать прибалтийские правительства.
Президент Гардинг согласился и дал 21 июля 1922 года прямое
указание своему Государственному секретарю Хьюзу немедленно объявить об их
дипломатическом признании - уже тогда внешняя политика США стала зависеть от
голосов новых иммигрантов в не меньшей степени, нежели от мнения специалистов дипломатического
ведомства и собственно американских политиков.
Государственный секретарь США Чарльз Эванс Хьюз на
следующий же день выполнил указание, но счёл необходимым выступить по этому
поводу 25 июля 1922 года со специальным разъяснением:
"Соединенные Штаты последовательно
настаивали, что расстроенное состояние русских дел не может служить основанием
для отчуждения русских территорий, и этот принцип не считается нарушенным из-за
признания в данное время правительств Эстонии, Латвии и Литвы, которые были
учреждены и поддерживаются туземным населением".
Лишь при Рузвельте американцы установили дипломатические
отношения с Советским Союзом. Это произошло в полном соответствии с заветами
отцов-основателей относительно "мира, дружбы и торговли" со всеми
странами вне зависимости от политического режима в них. К тому же американские
деловые круги всё послереволюционное время вовсе не чурались сделок с
советскими коммунистами, а, напротив, всячески демонстрировали правительственным
чиновникам очевидные выгоды от торговли с СССР. Согласно данным справочника по
Советскому Союзу, выпущенного в 1936 году Американской торговой палатой, с 1924
по 1931 гг. американский экспорт в СССР вырос почти в три раза, как и
американский положительный баланс в этой торговле. А за шесть лет Великой
депрессии, с 1929 по 1934 гг., экспорт промышленного, энергетического и
сельскохозяйственного оборудования, автомобилей и комплектующих в СССР достиг
уровня в 8% от всего американского экспорта.
Судя по всему, американская дипломатия действительно высоко
ценила тот высокий уровень отношений с Российской империей, на котором они
находились в течение предыдущего столетия. Ведь никаких веских формальных
причин для многолетней политики непризнания коммунистического правительства
Москвы не было, главные причины были сугубо морального,
"культурно-цивилизационного" свойства, политического, а не
экономического.
Государственный секретарь Хьюз ещё в 1923 году объяснял,
что препятствием для признания советского режима, помимо тиранического характера
оного, является ещё и то, что
"он отрицает самые основания
международных отношений и стремится, как к окончательной и определённой цели, к
разрушению всех тех свободных институтов, которые мы с таким трудом выстроили и
которые содержат в себе необходимые гарантии свободы труда, на которой должно
основываться наше благополучие".
При этом американская дипломатия не могла отрицать самого
"права на революцию" и оценивать тот или иной режим с точки зрения
юридической легитимности. Ведь ещё в 1793 году сам Томас Джефферсон заявил:
"Мы, разумеется, не можем отрицать за
каким-либо народом то право, на котором основана наша собственная форма правления,
будучи уверены в том, что каждый народ может выбирать для себя ту форму
правления, которая ему нравится, и изменять эту форму по своей воле; а также
вести дела с другими народами посредством того органа, который посчитает для
себя подходящим, - будь то король, съезд, собрание, комитет, президент или
что-либо ещё. Воля народа есть единственно важная вещь, о которой стоит
беспокоиться".
Так что как только Советский Союз изъявил готовность играть
по принятым в международной дипломатии правилам, а Гитлер продемонстрировал,
что Вашингтону не всегда стоит беспокоиться о выражении "воли
народа", исчезли самые серьёзные препятствия для дипломатического
признания режима Советов. Тем более что СССР согласился выплатить американцам
долг Временного правительства: не явно, разумеется, а в виде дополнительных процентов
по новым кредитам.
Ничего удивительного
Для многих русских людей, помнящих лишь последние годы
брежневизма и имеющих представление о послесталинском СССР, антисепаратистская
дипломатическая риторика и политика американцев может сегодня показаться
странной и необъяснимой.
Но дело в том, что вся политическая история Соединённых
Штатов говорит о том, что в первые полтора века своего существования эта страна
менее всего стремилась к поддержке революционных режимов и к участию в
революционных переделах политической карты мира. Американские власти уже через
десять лет после победы в революционной Войне за независимость наотрез
отказались иметь дело с французскими революционерами-якобинцами.
А в более близком к нам 1919 году американский Конгресс
отказался ратифицировать совершенно революционный по своим целям и последствиям
Версальский договор, авторы которого на месте разрушенной Австро-Венгерской
империи попытались создать систему так называемых национально сознательных государств,
а получили продолжение мировой войны. Хотя в подготовке этого договора приняла
самое живое участие администрация американского президента-интервенциониста
Вильсона, Конгресс остался непреклонен.
И в страшном сне не могло присниться отцам-основателям
участие американских филантропов в каких-либо "цветных революциях"
где бы то ни было. И менее всего - в "экспорте демократии" в пески
Месопотамии и горы Афганистана. Ведь ещё за два года до провозглашения доктрины
Монро тогдашний Государственный секретарь и будущий президент Джон Квинси Адамс
выразился более чем ясно:
"Симпатии Америки всегда на стороне
тех, кто поднял знамя борьбы за свободу, но Америка не пойдет за океан, чтобы
отыскивать и уничтожать монстров. Она является доброжелателем свободы и
независимости всех, но защищает только свои собственные".
Так что не было ничего удивительного в том, что
американский Государственный департамент до последнего надеялся на
послереволюционное восстановление исторической России.
Удивительно то, каким образом Прибалтика постепенно
превратилась в яблоко раздора между двумя бывшими друзьями.
Автор - депутат Государственной
думы РФ, член делегаций Федерального собрания РФ в Парламентской ассамблее
Совета Европы и Парламентской ассамблее НАТО.
МН 20.04.2007