Журнал «Золотой Лев» № 111-112 - издание русской
консервативной мысли
С. Маркедонов
Была ли оправдана реформа власти в Дагестане
На первый взгляд, недавнее (март-апрель 2007 года)
обострение межэтнических отношений в Карабудахкентском
районе Дагестана не должно становиться причиной для алармизма.
В самом полиэтничном национально-государственном
образовании в составе РФ (а также самой крупной по площади и по численности
населения республике Северного Кавказа) конфликты и столкновения между
различными этническими группами не редкость. Межэтнические споры в Дагестане
происходили даже в период пресловутой брежневской стабильности. После того, как
в республику вернулись чеченцы-аккинцы (ауховцы), депортированные
Сталиным, в Дагестане обозначилось несколько конфликтных узлов.
Все дело в том, что «чеченский» национальный район (Ауховский) в 1944 году ликвидировали, создав на его месте Новолакский район (само название говорит о том, что он заселялся
лакцами), а часть Ауха была отдана Казбековскому району (где проживали аварцы). С возвращением
же ауховцев из ссылки их район не был восстановлен.
Была, таким образом, создана почва для чеченско-аварского
и чеченско-лакского конфлитов.
И столкновения между представителями этих этнических групп периодически
возникали, начиная с 1960-х гг. В те же 1970- е гг. обозначились конфликтные
точки на Севере Дагестана. Русские и ногайцы (составлявшие там большинство)
стали активно вытесняться аварцами и даргинцами, переселявшимися из горных
районов на равнину. В 1970-1989 гг. в Тарумовском
районе число аварцев увеличилось в три раза, даргинцев - в 6 раз, а количество
русских сократилось в полтора раза. Процесс дерусификации
Тарумовского и Кизлярского
районов логически завершается. Еще в начале 1990-х гг. власти Кизлярского и Тарумовского
районов пытались ввести ограничения для прописки «лицам кавказской
национальности», а 11 марта 2007 года в ходе выборов главы Кизлярского
районов победителем оказался аварец Сагид Муртазалиев.
Вместе с тем, в начале 1990-х гг. в период всеобщего
«парада суверенитетов» Дагестан был единственной республикой Северного Кавказа,
которая не приняла собственной декларации о суверенитете. Даже Северная Осетия
(считающаяся опорой российской государственности в регионе) приняла
соответствующую декларацию буквально через месяц после российской (от 12 июня
1990 года). Руководство же Дагестана практически самостоятельно без помощи
федерального центра (занятого приватизацией власти и собственности) смогло если
не разрешить, то «заморозить» или минимизировать последствия межэтнических споров
и столкновений начала 1990-х гг. А ведь в начале 1990-х от одного названия
фронтов и движений в Дагестане рябило в глазах. Аварский фронт имама Шамиля,
кумыкское движение «Тенглик», ногайское движение «Бирлик», лезгинские «Садвал» и
«Самур». Определенное влияние в Дагестане имела и Конфедерация горских народов
Кавказа (КГНК), неоказачье движение (Кизлярский отдел Терского казачьего войска). И это еще
далеко не все. Обозначились жесткие противоречия между суфийским
(тарикатистским) исламом и салафитским
(который потом стали называть «ваххабизмом»). Однако
Дагестан не превратился во «вторую Чечню» и ничего подобного осетино-ингушскому
конфликту в самой крупной республике Северного Кавказа не произошло.
В этой связи возникает вопрос, насколько оправдано
пристальное внимание к последнему (по времени) острому этническому
противоборству между даргинцами и кумыками в Карабудахкентском
районе?
Отдельные столкновения между даргинцами и кумыками в Карабудахкентском (в советское время Ленинском сельском)
районе были зафиксированы опять же в период брежневской «стабильности», в
1970-е годы. Споры и конфликты между этими двумя этническими группами возникали
прежде и не только в Карабудахкентском районе.
Летом-осенью 1992 года напряженность в даргинско-кумыкских
отношениях обозначились в связи с земельным вопросом в районе кумыкского
селения Костек (Хасавюртовский район), куда даргинцы
были переселены в связи с восстановлением Чечено-Ингушской Автономной
республики в 1957 году.
31 марта 2007 года обострилась ситуация в Карабудахкентском районе, произошли массовые беспорядки.
Что же стало причиной? В районной милиции произошла ротация кадров. На Северном
Кавказе, регионе с укорененными представлениями об «этнической собственности на
землю», этничность начальника (будь то главный милиционер, прокурор или глава
администрации) не является пустой формальностью. Так вот, в Карабудахкентском
районе начальником милиции стал даргинец (ранее этот пост занимал этнический
кумык). Когда же недовольные этим кадровым решением кумыки стали собираться на
массовые акции, жители даргинских сел Губден и Гурбуки выразили свою поддержку новому начальнику милиции
Магомеду Исаеву. Естественно, встреча двух митингов закончилась столкновением.
После этого конфликт пошел по нарастающей. У окраины Карабудахкента собрались две толпы (по разным оценкам, они
насчитывали порядка трех тысяч человек). Благодаря действиям властей, милиции,
а также неформальных авторитетов (религиозные лидеры) конфликт удалось
потушить. Однако из силовой плоскости он перешел в плоскость правовую. По
словам прокурора Зубайру Мамаева, «первую неделю
очень трудно было работать - обозленные люди не хотели идти на контакт, опросы
невозможно было проводить - требовали то кумыка в качестве следователя, то
даргинца, в конце концов, пришлось вызывать на помощь следователя-ногайца, как
лицо нейтральное». Затем даргинские активисты выступили с «сепаратистскими»
предложениями. Они предложили создать новое административно-территориальное
образование в составе Республики Дагестан, отдельный Губденский
район, куда вошли бы даргинские села. 13 апреля 2007 года в селе Губден состоялась конференция представителей даргинских
сел, выступающих за создание самостоятельного Губденского
района. Подобного рода идеи озвучивались и ранее, но сейчас они, похоже,
начинают реализовываться. Однако, как это часто бывает на Кавказе или на
Балканах, дьявол кроется не в деталях, а в этнической чересполосице. Между
двумя «даргинскими» пунктами Манасом и Зеленоморском расположено кумыкское село Манаскент. Куда отдавать это село, и как строить при новом
размежевании отношения становится непонятным. Стоит ли в таком случае ожидать манаскентский «сепаратизм»?
Таким образом, сегодня даргинцы (33,7% населения пока еще
единого Карабудахкентского района) говорят об
ущемлении своих прав, а кумыки (64,1 % населения) апеллируют к историческому
праву (обращая внимание на то, что даргинцы пришли на их земли и пытаются обеспечить
себе доминирование). Скорее всего, в аргументах и тех, и других, есть свои резоны
и своя логика. Однако сам принцип и методология обсуждения столь острой
проблемы не кажутся бесспорными. Сегодня представления о том, что глава
районной милиции должен быть лояльным не своему этносу, а Российскому
государству и закону, кажутся наивными. Но ведь именно к этому надо стремиться
по вполне прагматическим соображениям. К этому надо стремиться не для того,
чтобы угодить суровым дядям-«экзаменаторам» из Госдепа, а для того, чтобы не
повторился еще один Карабудахкент (только в гораздо
более крупном масштабе). Ведь от этнического размежевания проблемы
даргино-кумыкских отношений не «рассосутся» сами по себе. На отношения между
этими двумя группами существенное влияние оказывает произошедшая в ХХ столетии
«статусная» (точнее сказать, этностатусная) революция
в Дагестане. До 1917 года в имперский период кумыки считали себя «первыми среди
равных». Они имели наибольший процент грамотности среди дагестанцев, а потому
они были гораздо более востребованными в местной администрации (кумыкский играл
роль «языка межнационального общения» в регионе). В ХХ же веке кумыки оказались
вытеснены с первых ролей в Дагестане аварцами и даргинцами, считают себя
несправедливо обделенными. Пойди республиканская власть навстречу «губденским сепаратистам», она лишь укрепит у кумыков
представление об их «подчиненной роли». Если же президент республики и его
команда настоят на территориальной целостности Карабудахкентского
района (а логика сохранения стабильности требует этого), то недовольство
даргинцев также обеспечено, поскольку президент – аварец, пришедший на высший
пост после ухода с политической сцены Магомедали Магомедова (этнического
даргинца). И все аргументы о том, что Алиев всеми силами стремится к сохранению
хрупкого этнического баланса (несмотря на ротацию главы Народного собрания,
этот пост остался «даргинским»), могут наткнуться на иррациональное этническое
восприятие ситуации по принципу «чужой» сыграл против «своих».
И от всех перечисленных выше проблем будет нелегко
отмахнуться. Но справедливо также и то, что они не исчезнут из-за появления на
карте Дагестана нового Губденского района. С
образованием нового этнического района никуда не денутся проблемы непотизма и «нашизма» (когда своим отдаются преференции, а
представителям «чужого» этноса - ничего), а также коррупции (которая не имеет
национальности, поскольку коррупционные связи и в Дагестане и в РФ в целом не
знают этнических границ). Более того, образование нового района станет
прецедентом не менее значимым, чем прецедент Косово. Выделение нового административно-территориального
образования станет своеобразным паттерном для сторонников этнизации
Дагестана. Именно этого опасается республиканский истеблишмент. Правительственная
комиссия, приехавшая в Карабудахкент, выразила
готовность помочь жителям района решить накопившиеся проблемы, однако без
потворства «сепаратизму». Президент Дагестана Муху Алиев обозначил эту позицию
на одном из последних заседаний антитеррористической комиссии (приведя в пример
Буйнакск, где придется при размежевании создавать три отдельных этнических
района). А ведь есть еще немало спорных вопросов. В свое время Верховный Совет
Дагестана принял решение о воссоздании упраздненного Ауховского
района. Но до сих этот район не воссоздан. Есть
территориальные споры между чеченцами-аккинцами и
аварцами, лакцами и кумыками. В то же время нельзя допустить ситуацию, когда
этническое меньшинство (в любой точке республики) будет находиться в ситуации
гетто, не имея возможности защитить свои права. Таким образом, конфликт в Карабудахкенте поднимает вопрос о состоятельности Дагестана
как целостного образования (и уникального, учитывая, что в нем нет «титульной
нации»), а также о состоятельности республиканской власти.
Проблема Карабудахкентского
района поднимает и другие вопросы, выходящие за пределы самого Дагестана.
Насколько была оправдана реформа региональной власти, в ходе которой
управленческая модель республики была унифицирована, встроена в «вертикаль» российской
власти? Вместо коллективного высшего органа власти республики Госсовет (в котором
были представлены лидеры 14 этнических групп Дагестана) появилась персонифицированная
президентская власть. Безусловно, система консоциальной
демократии по-дагестански имела серьезные изъяны, однако она создавала хотя бы
видимость представительства всех этнических интересов. Сегодня президент, каким
бы мастером политики он ни был (а Алиев является таковым), будет
ассоциироваться у массы населения не столько с Российским государством, сколько
с самой крупной этнической общностью Дагестана - аварцами. В этой связи
возникает другой вопрос: «Выиграл ли Кремль от поспешной трансформации
республиканской власти?» И стоило ли вообще начинать реформы в Дагестане чисто
с бюрократических изменений? Наверное, впереди бюрократических реформ должно
было идти формирование у жителей Дагестана российской политической
идентичности. Речь, естественно, не идет о русификации и об ассимиляции
(задачи, которые по определению неразрешимы). Необходимо, чтобы этническая
идентичность была бы ограничена пространством культуры и не определяла бы
политику. На первом же месте должно идти осознание себя частью России и
российской политико-гражданской общности. Именно этот проект федеральная власть
должна была проводить и в Дагестане, и на всем Северном Кавказе, начиная с 1991
года. Увы, вместо этого мы получили преференциальную национальную политику.
Фактически же национальная политика была подменена этнической политикой.
Думается, что только запустив самый главный нацпроект – «российскую гражданскую нацию», - федеральная
власть могла бы заниматься унификацией отдельных регионов, поскольку любая
бюрократическая трансформация должна завершать процесс трансформации
интеллектуальной, но никак не наоборот.
Автор - зав. отделом проблем
межнациональных отношений Института политического и военного анализа, кандидат
исторических наук
Политком.ру
25.04.2007