Журнал «Золотой Лев» № 107-108 - издание русской консервативной мысли

(www.zlev.ru)

 

Ю. Белов

 

ЯЗЫК — ДУША НАРОДА[1]

Русский язык в современной России

 

Самая большая ценность народа — язык, на котором он говорит и думает. Вся сознательная жизнь, вся история народа проходит через него. Как только возникает угроза родному языку (его осквернение), реальной становится и угроза существованию народа. Когда она осознаётся в обществе, рождается язык борьбы и сопротивления, пробуждается национальное сознание и самосознание.

 

Покушение на духовность

 

Существует ли сегодня опасность искажения, размывания великого русского языка? Да, существует. Её назовешь не иначе как грозящей опасностью национального беспамятства. Чтобы осознать её, надо каждому русскому (не только по национальности, но и культуре) глубоко задуматься над тем, что есть русский язык для нашего многонационального Отечества и в чём особенности русского слова.

Русский язык объединяет около 150 народов и народностей в уникальную людскую историческую общность — народ России. Он пришёл к каждому из народов громадной страны не с мечом, а был принят по доброй воле. Русский язык вот уже много веков — основа духовного единства многонациональной страны. Ослабни он, ослабнет и Россия.

Что ещё нужно помнить русскому, и не только русскому, человеку: русский язык, развивавшийся в течение более тысячелетия, — один из совершеннейших языков мира. Неслучайно он занимает четвёртое место в ряду великих языков планеты Земля. В XIX веке он дал человечеству лучшую в мире литературу и поэзию, что является общепризнанным. Но до Пушкина — основоположника классической русской литературы — 700 лет (!) существовала русская литература, одна из самых древних в Европе. Она древнее, чем литература французская, английская и немецкая. Языковое богатство русского народа заявило о себе в древнерусской литературе (авторы — монахи-летописцы, княжеские дружинники, иногда князья) уже во второй половине Х века. Её основной сюжет — мировая история, основная тема — смысл человеческой жизни. Отсюда берёт начало важнейшая особенность русского слова — его эпичность (философское осмысление жизни человека на фоне отечественной и всемирной истории). Не появились бы эпические произведения Пушкина («Борис Годунов», «Капитанская дочка»), Толстого («Война и мир»), Шолохова («Тихий Дон»), не будь задолго до них монументальных сочинений древнерусских писателей.

Со времён древнерусской литературы русское слово глубоко человечно, нравственно исповедально, что и понятно, ведь оно, это слово, формировалось под влиянием православной этики — любви к ближнему и исповеди перед Спасителем. За два века до Пушкина (в XVII столетии) безымённые русские авторы поставили проблему защиты «маленького человека», отвергнутого обществом.

Русское слово также глубоко реалистично. «Реализм до реализма» — так многие исследователи характеризуют древнерусские литературные произведения, желая тем самым подчеркнуть, что они явились предтечей критического реализма классической русской литературы. Русское слово — слово нежное, не от ума, а от сердца, любви к Родине.

Что же мы видим в последние двадцать лет в России в области языковой культуры? Осквернение русского языка, глумление над тысячелетними традициями русского слова. Телевидение, радио, кино, печать, даже театр представляют нам вульгарную пародию на русскую речь. Русский язык, оказавшись в плену невежества, нещадно уродуется, превращается в речевую попсу (смесь американизмов с блатным жаргоном). Русский язык становится подневольным, используется для рекламы порока. С неимоверной быстротой (рынок не ждёт: время — деньги) расплодились журналы и журнальчики бульварно-порнографического типа, предлагающие читателю VIP-апартаменты, где его ждёт «водопад наслаждений», желанные девушки, массаж эротический, стриптиз и т.п. (из рекламы питерского журнала «Ваш досуг«). Шоу-бизнес формирует и насаждает молодёжный сленг, в котором русские слова уже являются промежуточными: «пипл всё схавает».

Видишь и слышишь всё это и невольно задаёшься вопросом: да не бесы ли Достоевского сошлись на свою оргию? Русское литературное слово высокой обобщенности, человечности и реализма, да как оно пробьёт себе дорогу, которая перекрыта шоу-бизнесом, где Киркоров, Верка Сердючка и будто выскочивший из воровской малины Гарик Сукачёв поют пошлые песни? Как ему преодолеть завалы убойной детективщины с убогим языком убогих героев?

Естественная среда обитания русского языка — русская культура. Она сегодня загнана в резервацию рыночной культурой, что всегда была испытанным средством и орудием космополитизма. Рыночная, или массовая, культура разрушает национальные ценности и в первую очередь самую главную из них — родной язык. Космополиты, что у власти сегодня в России, делают всё, чтобы грубые физиологические позывы подавили у людей национальное сознание. Наркомания, пьянство, разврат — всё пущено в ход. Рынок! Деньги решают всё — не до России, не до любви к ней. До Пушкина ли и Толстого, если здесь и сейчас тебя ждёт драйв, гламур и всё дозволено. Свобода! Русский язык стал жертвой рынка, господства космополитов в России.

Давно известна закономерность: если уродлива, примитивна речь, то уродливо и примитивно мышление, равно как и зависящие от него поступки, поведение человека.

Влияет ли осквернённая родная речь на изменение национального характера? Влияет, и ещё как: ущербность языка ведёт к ущербности национального сознания, к ослаблению и в конечном итоге к утрате типичных черт национального характера. Возьмите такие черты русского характера, как доброта, жалость, сострадание. Они находят выражение в особой, типично русской форме приветливости, в таких словах, как «родненький», «родименький». Слова эти трудно переводимы на иностранные языки, где не найти и слов «доченька», «сынок».

Вспомним сцену разговора Андрея Соколова, главного героя шолоховского рассказа «Судьба человека» с мальчиком-сиротой Ванюшей. Вот как она проходила с его слов: «Наклонился я к нему, тихонько спрашиваю: «Ванюшка, а ты знаешь, кто я такой?». Он и спросил как выдохнул: «Кто?» Я ему и говорю так же тихо: «Я — твой отец». Боже мой, что тут произошло! Кинулся он ко мне на шею, целует в щеки, в губы, в лоб, а сам, как свиристель, так звонко и тоненько кричит, что даже в кабине глушно: «Папка, родненький!..».

«Папка, родненький» — уберите эти слова, и сцена лишится той пронзительной душевности, от которой горло перехватывает.

Часто ли мы слышим подобные слова сегодня с кино- и телеэкрана? Да и часты ли они в обыденной речи? Они подавлены «словами-плевками»: «совки», «быдло», «шнурки» (это о родителях), «тёлка» (о девушке). «Слова-плевки» и откровенный мат определяют язык новомодных авторов — Сорокина, Пелевина, Ерофеева. Им обеспечена шумная реклама на книжном рынке, они пользуются большим спросом у молодых людей, что уже говорят на донельзя усечённом примитивном русском языке, что уже не умеют по-русски мыслить и чувствовать.

По данным ВЦИОМа за 2006 год Киркоров занимает в молодёжной среде 17-е место в ряду ведущих общественных деятелей страны. Нужны ли комментарии?

Кому выгодно национальное беспамятство? Кому выгоден исковерканный, испохабленный русский язык? Вопросы риторические. Выгодно это космополитизированному режиму. Ему не нужен великий народ с великим языком, развитым национальным мировоззрением. Таким народом нельзя помыкать.

А каково состояние русского языка за границами России? Современное российское государство отказало русскому языку в русской помощи. Русский язык стал языком-изгоем во многих странах СНГ, прежде всего в Прибалтике, на Украине, в Грузии. Двадцать пять миллионов русских, оказавшихся вне пределов РФ, нынешняя власть называет русскоязычным, русскоговорящим населением СНГ, но не русским народом. Только чуждая власть может позволить себе такое.

 

Язык борьбы и сопротивления

 

В школьные годы мы, люди старшего и среднего поколения, учили наизусть слова И.С.Тургенева о русском языке, но признаемся, что тогда оно воспринималось как дань любви великого писателя к родному языку — не более. Но сегодня его перечитываешь уже с иным восприятием — сколь же оно оказалось пророческим! Задумаемся над тем, что писал классик 115 лет тому назад:

 

«Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей Родины, — ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык! Не будь тебя — как не впасть в отчаяние при виде всего, что совершается дома? Но нельзя верить, чтобы такой язык не был дан великому народу!».

 

И во дни наших сомнений и тягостных раздумий великий язык — наша поддержка и опора. Как бы ни глумились над русским словом все его осквернители, как бы ни пытались они загнать его в тупик варварского невежества, заставить быть подневольным — всё тщетно. Чужеродная власть, сколь ни старалась бы она через обслуживающие её СМИ заглушить слово правды, слово борьбы и сопротивления, не в состоянии это сделать. Правдоборчеству тех, кто обращается к исторической памяти, совести народа, обязан русский язык возрождением своего величия и могущества.

Вышли на свободу слова, которые были чуть ли не под запретом ещё вчера: «русский», «русский народ». В сопротивлении олигархическому режиму власти, в противостоянии ему рождается язык борьбы и сопротивления. В нём мы находим новые словообразования, метящие мерзость смутного времени: «прихватизация», «чубайсовщина», «горбачёвщина», «ельцинизм», «путинизм», «новые русские», «едроссы». Формируется язык обличения космополитизированной власти. Через язык противостояния ей пробуждается национальное сознание и самосознание русского народа. («Бывали хуже времена, но не было подлей» А.Харчиков). Слово «Кондопога» стало словом-символом этого пробуждения. Примечательное явление современной России — поэзия и песни русского сопротивления.

Только в противостоянии духовному рабству, социальному, политическому и национальному насилию, только в борьбе за действительно свободную Россию, в борьбе непрерывной, до победного конца, можно защитить русский язык и русскую культуру. Великое русское слово становится делом, грозным оружием, когда оно востребовано борцами и сказано вовремя. Слова, на которые давно наложено табу на телевидении и радио («труд», «трудящиеся», «трудовой коллектив», «рабочий человек», «рабочая солидарность»), вышли на волю и обрели свой первозданный смысл, когда рабочие «Сургутнефти», «Форда» (Всеволожск) и других предприятий встали на защиту своих прав.

Время определило сегодня востребованность русской классической литературы, зовущей к социальной справедливости, самоотверженному подвижничеству:

За обойдённого, // За угнетённого // Стань в их ряды. // Иди к униженным, // Иди к обиженным — // Там нужен ты. (Н.А. Некрасов)

Время определило и необходимость разящей литературы классиков — Гоголя и Салтыкова-Щедрина в первую очередь, советских мастеров сатиры.

Как не узнать нам в безымённом герое «Господ ташкентцев» Салтыкова-Щедрина небезызвестных лидеров России «Единой» и «Справедливой»?! Разве что он отличается от них беззастенчивой откровенностью и говорит то, что они о себе никогда не скажут:

 

«Зная, что я ничего не знаю, я обязываюсь чем-нибудь заменить эту пустоту, и заменяю её готовностью. Поэтому я переимчив, вертляв, дерзок на услугу и ни перед какой профессией не задумываюсь. Никто не застал меня ни в каких подвигах, которые могли бы свидетельствовать, что я такое, и это в совершенстве обеспечивает мою свободу. Я публицист, метафизик, реалист, моралист, финансист, экономист, администратор. По нужде я могу быть даже другом народа. Вчера существовало крепостное право — я был крепостником; сегодня крепостное право отменено — я удивляюсь, как можно было дожить до настоящей вожделенной минуты и не задохнуться».

 

Русский язык — грозная сила, когда он становится оружием протестного движения народа. Нынешняя власть всё больше убеждается в этом — её страшит пробуждение национального и социального самосознания русских, образующих громадное большинство эксплуатируемых и обездоленных.

Власть пытается перехватить русскую тему — Путин заговорил о «русском мире», издал указ, объявляющий 2007 год годом русского языка. Разработка плана его проведения, само исполнение президентского указа поручено таким «культрегерам», как руководителю Роскультуры Михаилу Швыдкому. Обнажилось лицемерие власти, в частности Путина: поставить на роль защитника русского языка главного душителя русской культуры (!). Всем известно, что Швыдкой относится к ней, как Чубайс к Единой энергической системе России, — он возглавил РАО ЕЭС, чтобы его разрушить. С этой же целью и Швыдкой возглавил Роскультуру. Каков ответственный исполнитель, таков по его плану будет и год русского языка. Когда в Союзе писателей России изучили проект Швыдкого, то с удивлением обнаружили: в нём нет русской литературы (?!). В открытом письме известных писателей (первым в ряду подписавших его стоит имя Валентина Распутина) прямо сказано:

 

«Русский язык в проекте плана представлен скорее в узколингвистическом, а не в общекультурном, духовном, государственном его понимании». И далее: «Нет ни одного мероприятия, посвящённого литературе, — как будто великая русская литература не имеет отношения к русскому языку». Обратим внимание на последние слова письма: «Без воздействия «великого русского слова» невозможно улучшить ни дух, ни душу российского народа».

 

Это Швыдкой-то озаботится укреплением духа народа, который он оскорбил русофобским заявлением: «Русский фашизм хуже немецкого?». Для него, как и для всей бездуховной власти, непереносим русский дух. Власть страшится его и потому лицемерит. Год русского языка без русской литературы — вершина её лицемерия. Лицемерие, как заметил Салтыков-Щедрин, «это приглашение к приличию, к декоруму, к красивой внешней обстановке». Год русского языка для власти — это и есть тот декорум, за которым она прячет своё отчуждение от русской культуры, свою к ней враждебность. Швыдкой лишь обслуживает заказ власти. Делая ставку на лицемерие, она просчитается. Уже во многом просчиталась.

Русское художественное слово невозможно отменить. Это всё равно что закрыть Россию. Россия Валентина Распутина, Василия Белова, Юрия Бондарева, Михаила Алексеева, Владимира Личутина и Владимира Крупина берёт и возьмёт верх над Россией «новых русских» с их радзинскими, ерофеевыми, сорокиными, пелевиными. Мы ещё по достоинству не оценили роль великих и выдающихся русских литературных талантов в духовной войне, которую они ведут против осквернения нашей исторической памяти, великого русского языка. Они, защитники и носители вечных истин и вопросов классической русской литературы, являются посредниками между нами и гениями русской словесности. От них пошёл мир молодых литературных талантов, пока в народе неизвестных, тиражи их сочинений мизерны, государственной поддержки — никакой. Но этот духовный мир густо населён и, главное, он существует! Он заявит о себе новыми именами.

Пожалуй, самое примечательное сегодня в культурной жизни России то, что народ взялся сам охранять и защищать своих художественных гениев. Пушкинские, лермонтовские, некрасовские и тютчевские чтения, вечера поэзии собирают людей разного возраста, но одной культуры — русской. Они организуются и проводятся подвижниками, ряды которых множатся.

А открытие народом для себя поэтического гения Николая Рубцова, выражение народной любви к нему в дни его юбилея — это ли не возрождение великого русского слова снизу, из глубины?! Власть стояла в стороне — никто не обращал на неё внимания, и ничего она не могла поделать с тягой русских людей к поэтическому слову.

Ельцины, путины приходят и уходят, а русский народ остаётся — вечны его слово, его язык. Ещё и ещё раз вспоминаем мы тургеневские слова: «Нельзя верить, чтобы такой язык не был дан великому народу!»

 

Напоминание известного

 

Историческая память хранит разгул русофобии под покровом архиреволюционности, которая была и остаётся позорным явлением русской истории в двадцатые годы прошедшего века. Главным объектом агрессии «революционных» космополитов стал тогда русский язык. Троцкий, Бухарин — в идеологии и политике, Луначарский, Покровский и ещё многие — в культуре. Апологеты примитивного (доведенного до грубого социологизаторства) классового подхода, вплоть до классовой оценки «Святой Троицы» Андрея Рублёва, смотрели и на русский язык с точки зрения классовой борьбы. По их логике выходило, что классическая русская литература чужда пролетариату[2], ибо она создана дворянами. Отсюда и лозунг «Пушкина — на свалку истории». Поэтического гения России называли камер-юнкером, Чехова — интеллигентом-хлюпиком. Место русской культуры, которая объявлялась дворянской, а значит, подлежащей ликвидации, должна была занять, по убеждению «революционных» космополитов, пролетарская культура, отражающая классовые интересы и никак — национальные.

Дело не ограничилось теоретическими изысканиями, а дошло до жестокой практики удушения русской культуры, глумления над русским языком. Так, Бухарин назвал Есенина идеологом кулачества в поэзии. В своих «Злых заметках» (1927) он писал: «Есенинщина — это отвратительная напудренная и нагло раскрашенная российская матерщина, обильно смоченная пьяными слезами и оттого ещё более гнусная». Если это не русофобия, что тогда? После бухаринских «Заметок» жизнь великого русского поэта стала невыносимой. Травили Есенина, Клюева, Булгакова, Маяковского, Алексея Толстого. Травили гениального Шолохова. Травили русский язык. Уже продумывался проект перевода алфавита русского языка с кириллицы на латиницу. Вот до чего дошло. Даже язык эсперанто хотели сделать языком «интернационального» общения в России вместо русского языка.

Классовый подход, выведенный за пределы своей применимости, лишённый нравственности и никак не сопряжённый с подходом культурно-историческим, с неизбежностью оборачивается трагедией для народа, становится гибельным для самой великой его ценности — родного языка.

Русофобия в Советской России была пресечена, когда отечественная история выдвинула на роль руководителя партии и государства Иосифа Сталина. При нём русский язык и культура возрождены в качестве основы духовного единства народов России.

Великая сталинская эпоха не лишена трагедий, жестоких противоречий, как, впрочем, всякая великая эпоха. Она ещё ждёт своего достойного отражения в исторической науке и, конечно же, в русской литературе. Но о двух её несомненных достоинствах, связанных с судьбой русского художественного слова, можно и нужно сказать уже сейчас.

В сталинскую эпоху спасена от варварства космополитов классическая русская литература. Спасенное русское слово явилось миру в слове Шолохова. В сталинскую эпоху расцвёл русский язык. Судить об этом можно по творчеству Леонида Леонова, Константина Федина, Алексея Толстого, Александра Твардовского и Михаила Исаковского, Александра Фадеева, Константина Паустовского. Классики литературы этой эпохи были мастерами русского художественного слова. А песенная поэзия Великой Отечественной войны — сколько дала она славных имен! Возрождение и развитие «великого и могучего» было связано, прежде всего, с преобразованием производства, расцветом науки, ростом культуры всего (именно всего) народа.

Чтобы спасти русский язык, надо спасти и возродить отечественное производство, промышленное в первую очередь. Тогда поднимется и село — праматерь русской духовности, народного русского слова. Когда это происходит, растёт интерес к родному языку во всем мире. Мы видим, как растёт интерес к китайскому, испанскому языкам, что объяснимо: человечество не может остаться равнодушным к созидательным преобразованиям в Китае, к революционному и национальному пробуждению Латинской Америки. Русский же язык рискует стать на международной арене языком периферийным, если будет иметь продолжение асоциальный курс, губящий Россию. При деградации производства, науки и культуры затухает интерес человечества к нашему великому языку. Не спасут положение никакие нефте- и газопроводы, которые все дальше и дальше тянутся на Запад и Восток.

Великий язык дан великому народу, создавшему великую державу. Без её возрождения не может сохраниться величие и могущество русского языка.

 

СР, 20.03.07