Журнал «Золотой Лев» № 107-108 - издание русской
консервативной мысли
Л.Г. Бызов,
ВЦИОМ
Национал-патриотическая
ниша пока вакантна[1]
Если 90-е годы прошли под знаком противостояния между
“коммунистами” и “демократами”, сменявшими друг друга у власти, то национал-патриоты в чистом виде так ни разу у власти и не
были, а в борьбе “двух станов” занимали промежуточное место, иногда склоняясь к
поддержке “демократов” (как в 1991 году), а иногда — к “коммунистам”, как в
1993 году.
Именно в 1993 году национал-патриотическая идеология была,
по сути, доминирующей во “Фронте национального спасения”, наиболее решительно
противостоявшем политике Ельцина и его окружения. Однако на последующих выборах
в Государственную Думу, вплоть до 2003 года, когда успеха добилась “Родина”, национал-патриоты особенно ничем не отличались, если не
считать результаты ЛДПР — партии, которую лишь с большой натяжкой можно отнести
к национал-патриотической.
Национал-патриотическая идеология далеко не однородна.
Обычно выделяют патриотов-государственников (среди них “белых” патриотов —
сторонников дореволюционной имперской традиции, “красных” патриотов —
сторонников советской имперской традиции), а также националистов, делающих
акцент не на ценностях империи и великого государства, а на защите русских от
представителей иных национальностей, как правило, мигрантов[2].
Сегодня государственническо-имперская
ветвь национал-патриотической идеологии в значительной степени “перешла на
службу режиму”, став важнейшей составной частью “путинской
метаидеологии”[3].
Напротив, националистическая ветвь осталась одной из немногих идеологических
групп за пределами этой “метаидеологии”, что
способствовало маргинализации и радикализации
этой группы[4].
Оценки общего электорального объема национал-патриотической
ниши носят достаточно противоречивый характер. С одной стороны, доля “мягких”
националистов продолжает постоянно возрастать. В еще большей степени это
касается патриотическо-державной идеологии. С другой
стороны, сторонниками “русских националистов, выступающих против наплыва в
Россию приезжих из южных и юго-восточных регионов” называют себя 4,0% опрошенных
россиян (май, 2006-го), а “сторонниками возрождения страны на основе
православия и дореволюционных традиций” — 4,1%.
Цифра в 8—10%, в целом характеризующая объем
национал-патриотической ниши, нуждается в оговорке: речь идет только о
протестной части национал-патриотической идеологии, сторонников которой
полностью или частично не устраивает консенсус в рамках “путинской
метаидеологии”. Другая — большая — часть патриотов
растворена во всех без исключения политических силах и идейно-политических
направлениях.
Годы правления В. Путина в значительной степени изменили
социально-политический ландшафт России. Изменения произошли не только в
политической системе, но и в массовом сознании. Общественный запрос на
“патриотизм”, на “национал-государственничество”, который
только намечался в конце 90-х, превратился в магистральный. Его ширина
оказалась столь значительной, что все, что в него стало не укладываться, вытеснилось на политическую обочину.
“Путинский консенсус” — это синтез самых разных
идеологических течений, которые в 90-е годы, особенно в их первой половине,
казалось, носили взаимоисключающий характер. Патриотические ценности если и не
принимаются всеми безусловно, то по крайней мере и не отвергаются категорически
ни в одном из электоральных сегментов, как это было в 90-е годы.
Так, на вопрос ВЦИОМ (июнь 2006-го), готовы ли вы
поддержать политиков патриотической ориентации, 44,1% опрошенных ответили
утвердительно, а 33,6% — отрицательно. Причем эти цифры не слишком сильно
различаются в электоратах ведущих политических партий. Среди сторонников СПС
поддержать политиков-патриотов готовы 41,5%; среди яблочников — 39,0%; среди
голосовавших за “Родину” — 57,7%; за ЛДПР — 51,9%; за “Единую Россию” — 48,4%;
за КПРФ — 52,5%.
“Русский фактор” в массовом сознании имеет тенденцию к
росту, но не в его наиболее радикальной форме. По сложившейся традиции к числу
радикальных русских националистов социологи относят тех, кто разделяет идею
“Россия должна быть государством русских людей”. За последние семь лет доля
сторонников этого лозунга не выросла, оставаясь на уровне 10 — 11%. Причем,
учитывая “всплеск” радикального русского национализма в период 2001 — 2004 гг.,
когда доля радикальных “русистов” доходила до 17,1% (2004 г.), можно сделать
вывод, что в настоящее время ситуация в значительной степени стабилизировалась.
Иное дело — нерадикальные формы массового сознания, в
наилучшей степени отражаемые лозунгом “Россия — многонациональная страна, но
русские, составляя большинство, должны иметь больше прав, ибо на них лежит
основная ответственность за судьбу страны”. Доля сторонников этой идеи выросла
с 19,9% в 1998 году до 29,5% в нынешнем.
В равной степени сократилась и доля интернационалистов,
которые считают, что “Россия — общий дом многих народов, оказывающих друг на
друга влияние. Все народы России должны обладать равными правами, и никто не
должен иметь никаких преимуществ”. В 1998 году интернационалисты составляли
64,1%, а ныне — всего лишь 50,8%.
Если “национал-государственническая”
идеология принимается практически всеми значимыми группами общества — и
социальными, и электоральными, — то “русский национализм”, делающий акцент
скорее на “голос крови”, этническую солидарность русских, напротив, встречает к
себе и резко негативное, и резко позитивное отношение.
К чему стремится сегодняшнее общество в национальном вопросе?
Национальная озабоченность очень хорошо видна при исследовании на малых
выборках, когда идет откровенный разговор: мол, русских дискриминируют,
“чернота” заела. Но как только политик идентифицирует себя как русского
националиста и под этим знаменем идет на трибуну, он сразу же оказывается в
положении маргинала.
Дело в том, что националистические ценности — это ценности
“второго эшелона”. Они выступают на первый план на кухне и уходят на третий
план на публичной трибуне. Национальные гарантии как бы встроены в социальные,
это то, что входит в пакет ценностей социальной справедливости. Излишнее педалирование национального вопроса у многих вызывает
опасение. Именно поэтому лишь около 7 — 8% готовы проголосовать за политиков,
которые национальную проблематику ставят на первое место. Радикальный русский
национализм, несмотря на все его неприятные проявления, остается идеологией
меньшинства даже в наиболее расположенной для него молодежной среде.
Политические движения и партии, которые получают ярлык националистов, не могут
претендовать на политический успех.
На предстоящих выборах Государственной Думы
националистическая и национал-патриотическая идеология, безусловно, будет
находиться в центре общественного внимания. Между тем значимых политических
сил, способных освоить этот ресурс, пока не появилось. Исчезновение с
политической сцены “Родины” с ее левонационалистической
идеологией пока не привело к появлению других серьезных политических сил в
рамках этой идейной ниши.
«Новая газета» 15.03.2007
[1] К данному материалу, написанному для радикально-либерального издания и отражающему официозную позицию, следует относиться осторожно. Его внимательное чтение не может не обнаружить опровержения в одном абзаце того, что утверждается в предыдущем (здесь и далее прим. ред. ЗЛ).
[2] Это суждение не соответствует фундаментальным основам, на которых зиждется идеология русского национализма. Жаль, что в данном случае автор не приводит имен современных русских идеологов-националистов, пренебрегающих «ценностями империи и великого государства».
[3] И в данном случае было бы интересно узнать, кого конкретно имеет в виду автор, говоря об идеологах национал-патриотизма, «перешедших на сторону режима»; остается также тайной, о какой “путинской метаидеологии” идёт речь.
[4] См. прим. 2.