Журнал «Золотой Лев» № 101-102 - издание русской консервативной мысли

(www.zlev.ru)

 

В.В.Аверьянов

 

РАССЫПАВШАЯСЯ МАТРЕШКА

 

ИТОГИ 4 НОЯБРЯ

Даже в празднике победы над Смутой силы антисистемы ищут повод

для её возобновления

 

ПРАЗДНИК КАК ИСТОРИЧЕСКАЯ АНАЛОГИЯ

 

После 1612 года празднование Казанской иконе Божией Матери (4 ноября) отмечали как дату славной победы – освобождения Мининым и Пожарским Москвы и преодоления Смутного времени. Учитывая исторический контекст, этот старинный церковно-государственный праздник мог бы стать очень важным политическим инструментом, обладающим глубоким символизмом и задающим основной вектор нашей эпохи. Когда в 2004 году представители Православной Церкви вышли к президенту и в Госдуму с инициативой сделать сей день общенациональным праздником, я воспринял это весьма сочувственно. Объясню почему.

«Смутное время» – не просто название кризиса начала XVII века, когда Россия стояла на грани крушения и расчленения. Это имя подходит и для других глубочайших кризисов русской государственности, в частности 1986–2000 гг. (горбачевская и ельцинская эпоха), а также 1905–1920 гг. (так называемые три «революции» и гражданская война). Автор этих строк выступил с целой концепцией, в которой проводил непосредственные параллели между тремя Смутными временами (впервые в 1996 году в академическом журнале «Общественные науки и современность», затем в более развернутом виде в книге «Природа русской экспансии»).

Постепенно общество все больше проникается восприятием словосочетания «Смутное время» не как риторической метафоры, а как более строгой категории. Концепцию трех «Смутных времен» все чаще используют политологи, публицисты, она была положена в основу фильма Михаила Леонтьева «Смутное время», недавно показанного на центральном телевидении. У многих авторов ее основные положения звучат уже как нечто само собой разумеющееся, что не может не радовать. Не так давно в своем интервью RPMonitor проф. Фурсов также высказался об огромном эвристическом потенциале понятия «Смутное время», указав на то, что концепции Смуты наших историков Ключевского и Платонова могут быть применены и для объяснения процессов других эпох и в других странах.

Тем не менее, к нашему стыду, никто всерьез не занялся разъяснением символического смысла 4 ноября, «нашей Казанской» на новом этапе, никто не воспел ее, никому не показалось своевременным сделать более актуальными исторические аналогии. Может быть, объясняется это тем, что с «миропорядком Смуты» 90-х годов до сих пор не покончено, что мы живем в условиях неустойчивого равновесия, а выбор – не возвращаться в Смуту – не столь очевиден, как хотелось бы.

Отсутствие общепринятой точки зрения на логику нынешнего политического момента отразилось и в самом названии праздника – «День народного единства». Наследуя ельцинской попытке переименования 7 ноября, этот подход страдает как минимум неосновательностью. В 1612 году «народное единство» было выстрадано и направлено против общих врагов: оккупантов, изменников и лихих людей, которые более 10 лет чинили по всей России безобразия. Это была не какая-то очередная победа над поляками (мало ли в нашей истории было побед над захватчиками), а символическая победа над всей Смутой: ее междуцарствием, лжецарствием, самозванством, разгулом бояр-предателей, прочащих на царство польского королевича. Это была победа над тогдашними ОПГ (казачьей вольницей, захлестнувшей всю Россию). Это была, наконец, победа народа над взбесившейся чернью.

Вот что такое настоящее «народное единство» и вот какой ценой оно достигается.

В случае если бы данный вектор получил осознанное подтверждение, 4 ноября стало бы своего рода знаменем для всех национально ориентированных сил, удачной точкой сборки нации. Однако при теперешнем политическом раскладе, – когда предпочитают «не ворошить» недавнее прошлое – праздник утрачивает актуальность, становится чем-то вроде скучноватого урока из истории средневековья, а не злобой нашего дня.

Между тем, аналогия нашего времени с временем выхода из первой Смуты достаточно прозрачна. Однако этой аналогии не хотят видеть, ее не принимают. Значительная часть нашей элиты, в том числе на самом верху, кровно заинтересована в том, чтобы 90-е годы общество настоящей Смутой не признало, чтобы, пусть с натяжками, пусть со скрипом, но эту эпоху и ее итоги приняли как норму. Но если Смуту не одолеть, а законсервировать, то нация в своем самосознании зависает в состоянии рассыпавшейся матрешки, которую не дают собрать обратно.

 

«КАК МОЖНО БОЛЕЕ РАСПЛЫВЧАТАЯ ИДЕЯ»

 

Правый марш 2005 года вселил во многих надежды – русское общество просыпается, национально ориентированные силы поднимаются, растет здоровый национализм. Жанна Бичевская написала нечто вроде гимна этого марша – песню «Русские идут», проникнутую духом преодоления Смуты под знаменами патриотического возрождения. «Русские идут не только русских защищать», – провозглашает Бичевская, высвечивая в этих словах извечную сущность нашего национализма, гармонизирующего общество и преисполненного высокого достоинства.

В 2006 году многие политики пожелали связать свое имя с Русским маршем – Сергей Бабурин принялся активно заигрывать с организаторами, Дмитрий Рогозин сделал на марш одну из главных своих ставок. Между тем, в центре подготовки марша волею судеб оказалась наиболее влиятельная среди националистической молодежи организация – ДПНИ, лидер которой Александр Белов (настоящая фамилия – Поткин), взял на себя роль «души Русского марша». Выступая 31 октября на конференции в гостинице «Даниловская», он подчеркивал определенную внеидеологичность и прагматизм своей политической позиции. И даже отчасти бравировал этими качествами. Правда, судя по расколам (выход из оргкомитета Русского марша ряда православных участников, выход из Общественного совета марша его председателя – депутата Госдумы Бориса Виноградова), прагматизм давал сбои.

Белов на тот момент видел главной задачей националистов «втягивать в свою орбиту как можно больше людей, и чем более размытой будет идея, тем лучше», поскольку только «как можно более расплывчатая идея» даст максимум участников событий. Собрать наибольшее число людей было и остается (в прицеле будущих маршей) – ключевой целью. Но история учит, что «правые» в исконно-русском понимании слова, то есть национально ориентированные люди в России, не падки на демонстрации и митинги. Здесь есть некое противоречие между духом народа и стремлением организаторов повторить и перекрыть рекорды демократических митингов 1990 и 1991 годов. Недоброжелатели же, естественно, видят в этом устремлении то ли нечто вроде акции устрашения, то ли создание «эффекта толпы» (как на Ходынке), то ли банальное стремление политических менеджеров отчитаться перед заказчиком за количество собранных «голов».

Однако внеидеологичность ДПНИ и самого Белова – это не такое простое свойство, как может показаться на первый взгляд. Реальное мировоззрение нынешних молодежных активистов организации представляет собой молодежную субкультуру, выводить которую в публичное поле было бы, мягко говоря, неумно, а по существу могло бы стать и политическим самоубийством. Во-первых, потому, что субкультуру не восприняли бы нигде за пределами небольшого мирка, ее породившего, а во-вторых, потому, что и сама националистическая молодежь, которая может какое-то время увлекаться идеями западных «новых правых», расистов, неоязычников, в душе не рвет пуповины с русской традиционной цивилизацией, с православной верой, что бы ни говорили на сей счет патологические изобретатели, озабоченные (примерно так же, как бывают озабочены некоторые субъекты изобретением вечного двигателя) конструированием альтернативной русской веры. Субкультура White Power неспособна по-настоящему вытравить потенциал православия и державности, который, по сути из нашей национально-патриотической платформы неустраним. Хотя встречаются, конечно, редкостные экземпляры, умудряющиеся создавать собственные оккультные системы и окрашивать их в фольклорно-мифологические тона. (Об этой экзотике мы еще поговорим в других частях цикла).

Взрослея, обычный русский скинхед превращается в более или менее классического национал-патриота, традиционалиста, русского консерватора. Другое дело, что в нынешних условиях подмороженной Смуты, псевдо-консервативной стагнации молодой человек слишком долго живет в состоянии, когда приемлемые для него социальные и политические перспективы заперты. Слишком долго он испытывает чувства безысходности и беспросветности национального будущего. Такое состояние порождает ощущение исторического конца России и подстегивает процессы разложения национального самосознания, о чем я имел случай писать.

Так или иначе, внеидеологичность ДПНИ как общественно-политической структуры, которой требуется официальное лицо, по всей видимости, угнетает и его вождя. Не случайно по итогам событий Белов-Поткин выступил со статьей «Имперский марш русского будущего», в которой фактически признал, что на совсем уж размытой идее, как на песке, трудно построить что-то прочное. «Русские не являются и никогда не будут мелкобуржуазным народом, чьи амбиции ограничены стабильным приростом скудного материального благосостояния, медленным улучшением частного «квартирного мирка», – признает Белов. – …Любая государственность, которую русские будут строить, так или иначе окажется Империей. Путь имперского возрождения детерминирован русской историей, нашей национальной психологией и потому безальтернативен».

 

«КАЗАКИ» И «ПОЛЯКИ»: МАРОДЕРЫ И КРИМИНАЛ

 

Вряд ли когда-нибудь повторится необыкновенный успех Правого марша 2005 года, когда все так удачно совпало: воля различных патриотических организаций, испытавших подъем духа, настрой на демонстрацию своего миролюбивого, но сурового национального достоинства, неожиданный эффект от стихийности шествия, когда либералы, левые радикалы и боящиеся «национального движения» чиновники оказались застигнутыми врасплох. В 2006 году все было иначе: власти постарались учесть эффект 2005 года и не допустить его повторения. По всей видимости, больше всего старалась власть московская, – лужковские функционеры в преддверии близящейся смены мэра стараются доказать перед лицом кремлевской элиты свою сверхкомпетентность и незаменимость. Отсюда и беспрецедентная полицейско-войсковая операция в масштабах всего города и тонко проведенная оперативная работа по расколу в оргкомитете марша.

Организаторы оказались явно не готовы к такому мощному сопротивлению. Буквально в самые последние дни перед 4 ноября они заметались в поиске официальной площадки для своей акции и чуть было ни избрали крайне сомнительную тактику, призвав своих соратников собираться в Москве на кольцевой линии метрополитена, чтобы пункт выхода в город в любой момент можно было изменить. Автор обращения к потенциальным участникам акции заявил, что если все-таки ненавистным властям удастся заблокировать шествие, «мы будем находить другие формы противодействия оккупационному режиму…»

Читая этот документ, не возможно отделаться от мысли, что «путинский режим» рассматривается соратниками Белова действительно примерно как «поляки, засевшие в Кремле». Однако между боевой армией князя Пожарского и толпами ребят в московской подземке – большая разница. Игровое сознание позволяет эту разницу как будто снимать. В результате тысячи «юных бойцов» были твердо намерены промаршировать по столице, невзирая на ОМОН и «наводя на Кремль трепет». Эдакая экстремальная игра на местности.

Несмотря на присутствующий во всем этом элемент несерьезности, детскости и игрового начала, многие политики не на шутку растревожились. Депутат Борис Виноградов понял, что в качестве номинального председателя Общественного совета он может оказаться главным козлом отпущения, ответственным за провокации и, не дай бог, кровь, если она прольется. Виноградов вышел из совета и обнародовал свою тревогу. Бабурин и Рогозин также стали предпринимать спешные действия, чтобы план по сбору в метрополитене был отменен. Нагнетание истерии вокруг Русского марша, возможно, было не напрасным. Кто-то из участников решил не идти на сомнительную акцию, кого-то отсеяла по пути милиция, но главное – сами организаторы провокаций, если таковые были, видя всеобщую тревогу и настороженность, по всей видимости, отказались от своего плана. (При этом более чем у 70 задержанных по пути на Русский марш были изъяты заточки, кастеты и металлические предметы, которые могли пойти в ход в случае столкновений; по информации ГУВД, просочившейся в СМИ, во дворах близлежащих к Девичьему полю домов были обнаружены приготовленные в больших количествах камни и палки.)

На прошедшем 20 ноября круглом столе «Гражданское общество и защита прав русского народа», где тон задавали организаторы Русского марша, настойчиво звучала мысль, что главные враги нации засели в Кремле, что «кремлядь», по модному выражению, стоит на пути русского возрождения. Внешне это как будто созвучно лозунгу «выбить оккупантов из Кремля» – которому соответствует расхожее представление об историческом смысле самого праздника 4 ноября. Но, как я уже отметил выше, главная беда Смутного времени – разброд среди самих русских людей. Россия не могла в течение долгих лет обрести прочной власти, шатаясь между самозванцами и демократически избранными боярскими «царями», между олигархией (семибоярщиной) и силами народного ополчения, между бунтовской стихией Болотникова и вольницей атаманов-разбойников… Вспомним, как описал это состояние А.К.Толстой:

Вернулися поляки, // Казаков привели; // Пошел сумбур и драки: // Поляки и казаки, // Казаки и поляки // Нас паки бьют и паки; // Мы ж без царя как раки // Горюем на мели.

Беда Смуты не в поляках-интервентах, а в русских мародерах, в число которых входили и многие бояре, и чернь, и отщепенцы разных сословий, которым почудилось, что Россия кончилась. После 1612 года у сил «народного ополчения» ушла еще уйма времени на то, чтобы утихомирить казачков и вернуть их к исполнению своих традиционных обязанностей.

Нынешняя Смута, вошедшая в активную фазу в начале 90-х – с тех пор как будто бесконечно воспроизводит ту же ситуацию 1991 года: попытку национального самоопределения и неспособность к таковому. Силы антисистемы, которые действуют внутри государства, весьма влиятельны и могущественны. От ругательств в адрес «кремляди» наводнившая Россию стихия мародерства, коррупции и клановой преступности даже не вздрогнет. Сегодняшние казаки последовательно «мутят» народ, уговаривают его включиться в борьбу против иммигрантов, против ислама, против засевшей повсюду «неруси». Наиболее оголтелые из них, полностью разоблачая себя, придумали лозунг: «Кондопогу – в каждый дом» – двусмысленность которого ясна даже слабоумному.

Главная проблема националистического движения в том, что в нем закрепилось большое количество «казаков», которые на деле заинтересованы в возобновлении Смуты. Стоит задача ввергнуть Россию в состояние множества «вольниц» на местах. И если опыт Кондопоги перенести на масштабы всей России и сделать это одновременно – центральная власть рухнет. Более эффективного сценария для реализации планов расчленения России, о которых известно из старых утечек ЦРУ, трудно придумать. Мародеры и криминал – главные и естественные союзники врагов России – в случае дальнейшего распада страны не проиграют. Они только выиграют.

 

экспансия или комфорт?

Русские обязаны сохранить целостность всех уровней своего национального бытия

 

Российская империя (или держава) – своеобразный, уникальный тип империи, и ее смысл нельзя мерить мерками других имперских проектов. Россия продемонстрировала способность к своеобразному, нигде больше не встречающемуся способу сочетания умного и духовного сотрудничества на межцивилизационном уровне с силовым удержанием гармонии, устранением тех, кто разрушает мировую гармонию, извлекает прибыль из хаоса и страдания других народов и культур

 

МАЛЫЕ ПРАВДЫ И БОЛЬШАЯ ПРАВДА

 

Правда современных русских этнонационалистов – в том, что касается масштабов нашего национального кризиса – бьет не в бровь, а в глаз. Действительно, Россия повергнута в состояние небывалого демографического коллапса, она затоплена волнами миграционного хаоса, происходит небывалый ранее отток коренного населения из дальневосточных и сибирских регионов на Запад, разбухание мегаполисов за счет провинции, вырождение села. Многовековой перекос, в соответствии с которым русские рассматривались как безропотный источник ресурсов, как жертвенное и донорское начало в строительстве большой цивилизации, стал особенно очевиден после распада СССР, когда интернационалистические иллюзии развеялись, а либеральная космополитическая идея показала всю свою античеловеческую, хищническую природу.

Эта националистическая правда, наша общая выстраданная правда, пугает политическую элиту 90-х годов. В определенном смысле – это приговор для нее, почему она и признает свои «ошибки» столь неохотно. Но если эта наша правда не будет признана официально, если она не станет одним из императивов дальнейшего бытия России – власть, которая отказываются от нее, похоронит себя сама.

Вместе с тем, нужно задаться вопросом: а как соотносится эта нынешняя правда с Большой исторической Правдой России? Из малой правды выводы могут быть как конструктивными, так и деструктивными. Уже слышны голоса о том, что русские устали от бремени традиции, что они «замордованы» не только либералами и большевиками, но и вообще всей своей историей. Ведь усталость от имперского бремени может быть прочитана как усталость нации вообще – и охотников такого прочтения сразу же набегает целая толпа. Лозунги типа «Расслабляйтесь!» или «Всем отдыхать!» кажутся такими привлекательными и выигрышными по сравнению с традиционными ценностями.

На фоне Большой правды малая правда наших этнонационалистов прозвучит несколько иначе, чем у рекреационных националистов, пытающихся отправить русских «на покой». Прозвучит она примерно так. Сегодня происходит беспрецедентное бурное размывание этнокультурного ядра, которое никак не компенсируется. Ранее в истории России катастрофические события вызывали здоровую реакцию – бурный демографический рост великорусского ядра, бурную миграционную экспансию русских. Сейчас мы наблюдаем совсем другой фон: процессы сворачивания и убывания ядра. Это означает одно: сегодня недопустимо рассчитывать на какую-то саморегуляцию, на какое-то спонтанное развитие, на некий рынок этнических конкуренций, в которых культурно чуждые компоненты бесконтрольно вливаются в русский мир. Наша цивилизация в течение многих веков строила вокруг себя большое пространство гармонии – в этом благородный дух России, ее неистребимая воля к справедливости. Однако гармонию можно строить с позиций силы и бурного роста субъекта-строителя, ее очень трудно удерживать, а тем более невозможно создавать с позиций убывающей силы. Такой гармонии, гармонии слабых никто не примет.

Однако, малая правда этнонационалистов не так безобидна, как может показаться сначала. Прокручивая в сознании сценарии возможного разрушения России – в продолжение прежней «холодной войны» – нельзя не обнаружить, что этнонационализм в его деструктивном или рекреационном (то есть фактически капитулирующим перед другими цивилизационными проектами) формате легко оказывается инструментом в руках врагов русского мира. Не имея возможности уничтожить и разъесть Россию напрямую, они будут поддерживать одну часть России против другой – сталкивать между собой «малые правды» регионов, слоев населения, этнических и религиозных групп, бередить и будоражить страсти там, где проходят между этими слоями и группами естественные швы.

Боялись ли наши предки изменения этнокультурного субстрата? Стремились ли они к очищению нации от чужаков? Ответ на эти вопросы будет отрицательным – малая правда нынешних этнонационалистов слишком узка, чтобы стать достоянием большой истории. Она есть плод уязвленного достоинства и ущемленного интереса, скорее спонтанная реакция на крушение империи, чем продуманный и обоснованный ответ на вызов эпохи.

Большая правда России состоит в том, что нация наша – очень сложное явление, несводимое к этническому уровню. Нация наша родилась не вчера, она не является ни бабочкой-однодневкой, ни конструируемой по новым чертежам страной-утопией. Сегодняшняя задача нации – сложить малые правды в Большую Правду России. Культурная миссия носителей русской цивилизации является не каким-то искусственно изобретенным долгом, а естественным следствием наличия высокой культуры. Даже замыкаясь на себе, русская нация не перестает воздействовать на соседей, не перестает возделывать почву варварства и трансформировать хаос в порядок. Другое дело, что Россия может жить и реализовывать себя бессознательно, а может и сознательно отвечать на вызовы времени и геополитических конкурентов.

 

ВСЕРОССИЙСКАЯ МАТРЕШКА

 

Стратегия подлинного национализма может быть описана через метафору сборки рассыпавшейся матрешки. Даже если какая-то часть матрешки далеко закатилась – необходимо не полениться, забраться под кровать и достать ее. Мы не имеем права собирать нецелую матрешку, собирать нацию, в которой чего-то не хватает – ведь Россия представляет собой живое целое, цивилизацию-личность. Права наносить ущерб этому целому не дано нам ни Богом, ни историей, ни поколениями предков.

Рассмотрим структуру матрешки-целого, состоящую из нескольких матрешек, разлетевшихся по полу.

Первая внутренняя матрешка, к которой как к эмбриону и первоистоку восходит вся Россия, – этническое русское начало, которое сейчас, в условиях страны, искусственно усеченной до границ РФ, составляет подавляющее большинство граждан и делает наше государство фактически мононациональным. К великоросской этничности привиты коренные народы нашей страны, русские расселились по всему пространству исторической России, поскольку они содержат соль нации, ее внутренний, предельный элемент.

Традиционные религии служат средним звеном, соединяющим этническое ядро с участниками сверхэтнической коалиции народов и народностей, составляющих целое России. Роль второй матрешки испокон века выполняет русское православие, которое воспитало нацию со младенчества, а затем сплавило воедино несколько крупных этносов, составляющих основу России. Энергия православия пронизывает собою всю Россию, как ее этническое ядро, так и ее внешний каркас, воздействует и на другие традиционные религии России. Проповедь православия внутри целостного «русского мира» означает не игру в перетягивание каната с мусульманами, буддистами или католиками – а преображение самих условий религиозного существования народов. Свобода совести и веротерпимость по-русски, в традиционном русском ключе – лучшая проповедь православия. Именно так оно доказывает свое духовное превосходство: раз оно выпестовало цивилизацию гармонии, мира и стабильности, значит оно больше соответствует божественному замыслу о человеке, ближе стоит к правде жизни на земле и человеческой природы. Очевидно, что при таком подходе православие будет не подавлять другие религии и духовные учения, а раскрывать в них их высший потенциал, способствовать их благородному движению навстречу друг другу.

Русский язык и русская светская культура – третья матрешка, через которую, как через восприемлющее начало, к основному стволу великорусского этноса прививаются все новые и новые черенки. Другие этносы как правило прививаются к русским не через этничность, то есть не через механизмы непосредственного слияния и ассимиляции, а через сложную систему мощных слоев всероссийской матрешки. В эту систему важнейшей компонентой входит российский ислам, а также и российский буддизм, оторвать которые от России – значит нанести смертельную рану органическому целому нации.

В термине «евразийство» сказалась попытка наших мыслителей описать через одно концептуальное понятие разнообразие этих прививающихся к русскому ядру связей. Но одним словом предметно описать такое разнообразие невозможно. Евразия – географическое отвлечение, в конечном счете, это пространство, которое теоретически может быть заполнено чем-угодно. Решение проблемы описания уникальности нашей цивилизации состоит не в том, что она евразийская, а в том, что она имеет личное имя – Россия, Русская земля. В этом смысле маленькая матрешка дала имя всем остальным. Все они – русские по предметному имени. А вся система в целом – всероссийская общность, русская в цивилизационном смысле.

Наконец, русский имперский проект (большая матрешка) представляет собой внешний всеобъемлющий и защищающий слой. Российская империя (или держава) – своеобразный, уникальный тип империи, и ее смысл нельзя мерить мерками других имперских проектов. Россия продемонстрировала способность к своеобразному, нигде больше не встречающемуся способу сочетания умного и духовного сотрудничества на межцивилизационном уровне с силовым удержанием гармонии, устранением тех, кто разрушает мировую гармонию, извлекает прибыль из хаоса и страдания других народов и культур. Не хищнический и в то же время не беззубый, не травоядный характер Российской империи проявился в том, что русские не покушались на искоренение других культур, на вытеснение русским языком и русской верой других языков и вер. Суть русского типа империи не может быть ухвачена ни через какую-то однозначную формулу соотношения центра (Москвы) и периферии, ни через модель экспансии и покорения других земель (не колониальную, а органическую), но через внутренний дух самой России – через выработку нашей цивилизацией самобытного нравственного мира.

 

ХОЗЯИН-МИРОТВОРЕЦ

 

Культурные, религиозные и имперские факторы служат теми средствами, которые обеспечивают базовый процесс – этногенез русской нации на пространствах исторической России, формирование многосоставного «русского мира». В пределе своем «русский мир» универсален и космичен. Он не ведет к смешению рас, как западная левая глобализация, не призывает к уравниванию всех культурных стандартов в одном – русском, как произошло бы, если бы русские подражали в этом европейским правым экспортерам западной модернизации. «Русский мир» вырабатывает большую мировую правду, большую справедливость, которая должна была бы стать внятной не только европейцам и азиатам, но даже «инопланетянам», если бы таковые появились на горизонте человеческой истории.

Тем не менее, русская справедливость держится и на силе, являя собой «добро с кулаками» – и этого нельзя скрывать. Национально-имперская силовая стратегия не только не исчерпывается военными средствами (к ним прибегают в крайних случаях), но преимущественно строится на политической работе с периферией.

Попытки критики русского державного проекта с позиций неких якобы «классических» империй оборачиваются абсурдными обобщениями. Присутствующее у многих критиков русского имперского проекта раздражение по поводу «неправильного» соотношения метрополии и периферии в России можно понять. Здесь есть та «малая правда», о которой говорилось выше. Однако и сами эти критики должны осознать, что логика традиционной России состояла не в том, чтобы банально вытеснять хаос из центра на периферию, выталкивать нищету и лишения из коренной России на окраины. Стратегия России на континенте состояла в том, чтобы формировать не один, а множество центров стабильности, излучая гармонизирующую силу в различных регионах и нейтрализуя враждебные и хаотические анклавы. В блистательной работе А. Рудакова и Р. Багдасарова показано, насколько непохожими по природе и смыслу своего существования являются различные имперские проекты, в частности империя-остров Великобритания и империя-континент Россия. В продолжении этой работы авторы, отчасти вторя Достоевскому, отмечают: «Сведение глобального администрирования к голой прагматике, краткосрочным выгодам или решению за счет периферии проблем метрополии – непростительные ошибки для настоящего лидера. Империя, выполняющая роль международного администратора, это не хищник, не ростовщик, а вдумчивый хозяин. …Куда приходят русские миротворцы, война прекращается. А там, где «мирную миссию» выполняет НАТО (аббревиатура этой организации все чаще звучит лишь как геополитический псевдоним США), насилие разгорается еще больше. Достаточно сопоставить уровень безопасности Косово и Афганистана с Приднестровьем или Таджикистаном, чтобы убедиться, кто был и остается миротворцем, а кто это звание явно не вытягивает».

Современная идея «либеральной империи» Чубайса, в которой содержится подспудный подражательный рефлекс по отношению как раз к Британской империи, с ее экономикоцентричным империализмом, оборачивается в условиях России чудовищным извращением. Чубайс оставляет в своем прожекте только большую имперскую оболочку России, только «внешнюю матрешку» – русский же этнос, традиционную веру, традиции культуры и даже традиции русского языка его вряд ли заботят.

В каком-то смысле данная модель является прямо противоположной британской, поскольку опека Британии над колониями блокировала развитие в этих колониях собственных производств и технологий. Российская же либеральная империя обречена оставаться сырьевым базисом и отдавать всю тонкую и технологическую сферу на откуп потребителям своего сырья.

 

Правая. ру 25.11.2006, 1.02.2007