Журнал «Золотой Лев» № 101-102 - издание русской
консервативной мысли
А. Фурсов
РУССКИЙ КОВЧЕГ
"ЗАВТРА".
Не секрет, что многие из нас выступают за то, чтобы Россия выступила как
спасительный ковчег. Как остров новой цивилизации. А как считаете вы?
Андрей ФУРСОВ. В ответе на ваш вопрос я хочу отделить
должное от сущего. Мы можем изобретать любые проекты того, как должно быть. Но
есть реальность. Чтобы изобретение стало нововведением, нужны следующие благоприятные
факторы: психологическая атмосфера, общественная потребность (материальный
интерес) и финансовая поддержка. Китайцы изобрели порох, но нововведением он
стал в Европе. В СССР делалось огромное количество изобретений, они
запатентовывались, и патенты ложились на полку. Значит, будем исходить из
реальности.
Не думаю, что какая-то "одна, отдельно взятая
страна" может стать новой цивилизацией. Тут нужен универсальный опыт, и
скорее это будет мировая сетевая структура. Это не значит, что не надо стремиться
создавать локусы кристаллизации нового, свои сетевые структуры, "фабрики
мысли", объединять их, активно внедрять свои наработки в образование и
т.д. Тем не менее, будучи реалистами и стремясь к невозможному, к тому, чтобы
сработать на пределе ("интеллектуальный спорт" наивысших достижений),
не надо забывать о реальности вообще. Антонио Грамши называл это пессимизмом
разума при оптимизме воли.
Но в чём может заключаться русская заявка на превращение в
остров чего-то нового? К сожалению, здесь не так уж и много, что можно
предложить. Можем ли мы похвастать недеморализованным
населением, готовым не то что строить новое, а вообще к чему-то новому?
Для кристаллизации нового нужны наука и образование. У нас
— стремительно рушащиеся и рушимые наука и образование. Их нынешняя организация
не соответствует ни состоянию современного мира, ни современному этапу развития
науки. Как и во многих других областях, мы проедаем советское прошлое, добавляя
плохо соотносимые с ним западные дешёвки — поделки для бедных и утиль-сырьё.
Есть ли у нас иммунитет против этого? На рубеже 1980-1990-х годов мы не смогли
спасти самих себя и проиграли находившемуся в тяжёлом состоянии сопернику.
Сегодня наше положение хуже? Мы живём в обществе либер-панка
(В. Макаров) или либерастии (И.Смирнов). То есть в
обществе, комбинирующем худшие черты советского и буржуазного обществ,
переплетающее их в немыслимых комбинациях. Я бы охарактеризовал общество либер-панка как общество самовоспроизводящегося разложения,
где позднесоветские элементы подрывают и разлагают
западные, буржуазные — и наоборот. В результате ничего по-настоящему нового не
возникает. Это — общество-ловушка, своеобразный "туннель под миром"
(Ф.Пол).
В подобного рода ловушечно-патовых
структурах нет ничего такого уж особенного, они встречались в мировой системе и
раньше. Например, известно, что в Западной Европе собственно капиталистическому
накоплению предшествовала фаза первоначального накопления. Не являясь
капиталистической, она в то же время создавала необходимые условия для будущего
капиталистического накопления. В Западной Европе две эти фазы выступали как диахронные. Однако на периферии капсистемы
— Юго-Восточная Азия, Латинская Америка — они развивались как синхронные. При
этом первоначальное накопление постоянно подсекало и блокировало накопление
капиталистическое. Получался капитализм без капиталистического накопления,
нечто вроде дзэновского "хлопка одной
ладонью".
В России 1990-х — начала 2000-х годов, где
некапиталистические и антикапиталистические традиции остаются весьма сильны,
развитие капитализма приобретало вот такой "первоначальный", а на
практике — криминальный, асоциальный, антиобщественный характер. Его героями
часто становились социопаты-отщепенцы из разных слоёв
— от причмокивающего мямлика из номенклатуры и комсомольского
шустрика до рэкетира, у которого шевелюра "стартует" от бровей.
Неудивительно, что место социалистической утопии комстроя
в РФ заняла социал-дарвинистская утопия, трудно представимая даже в логове
капитализма. Асоциализм, пришедший на смену социализму,
есть синтез местных традиций и капитализма. Не в силах ни уничтожить его, ни
переварить социально, они вытесняют его в асоциальную, неоархаическую
зону нового варварства, одна из главных характеристик которого —
приватизированное насилие. В своих худших проявлениях общество либер-панка — более или менее институциализированная
социо-антропологическая деградация. С точки зрения
исторической логики постсоветский строй на выходе из исторического коммунизма
занимает нишу, эквивалентную НЭПу 1920-х годов на входе.
Общество либер-панка — ни в коем
случае не капиталистическое и тем более не буржуазное — как не была таковой
нэповская Россия. По своему содержанию экономический тип постсоветского
общества мало чем отличается от такого советского, который, в свою очередь,
уходит корнями в дореволюционное прошлое. Этот тип не только принципиально некапиталистичен, но даже и нерыночен.
В РФ нет рынка, основанного на конкуренции, а есть монополия, основанная на
власти. Только власть эта носит приватизированный характер. Указанная монополия
приобретает "рыночные" (и то часто в фарсовом виде) черты, только вне
страны, на мировом рынке.
Ясно, что монополия эта была обеспечена не только
нерыночным, но и неправовым способом. Поэтому у нас и
не может быть крупной буржуазии — только разбойно-паразитический по
происхождению слой, ряженый в либеральные одежды. Черты "протобуржуазии" просматриваются в намечающейся тощей
прослойке среднего класса. Но его-то как раз постоянно и систематически
уничтожают, гнобят, стремятся "унасекомить". То, что у нас нередко представляют в
качестве "среднего класса" (целые издания специализируются на решении
данной задачи) — низшие группы разбойно-паразитического класса и его медиа- и арт-обслуга . Таким
образом, либер-панк — это внеправовая надстройка над
(приватизированными) сегментами советской экономики, связанными с отобранной у
населения народной (государственной) собственностью на недра. Социально-экономически либер-панк
— это постсовок, организация ограниченного небольшим
процентом населения проедания того, что осталось от позднесоветского общества, социальное гниение. Рано или
поздно любая власть РФ должна будет решить: сливаться полностью в экстазе с либер-панковской "надстройкой" или срезать её,
как это было сделано с нэпом. Подобного рода акции предполагают наличие
определённого человеческого материала или определённым образом организованного
человеческого материала (примеры — опричнина Ивана IV, гвардия Петра I и т.п.)
Как правило, из социальных кризисов выходят не на пути
имперского строительства — это может быть следствием, а на пути создания
(возникновения) нового человека. Возникновение христианства, протестантизма и
(во многом) советского коммунизма — наглядные примеры. В спорах, развернувшихся
в начале XVI в. в Германии по вопросу, кто виноват, стороны разделились. Одни
говорили: виноваты попы, истребить их. Другие утверждали: ничего подобного,
виноваты миряне, из их среды на освободившиеся места придут новые жадные попы.
Ответ, оказавшийся исторически адекватным, дал Мартин Лютер: "mea culpa" — "моя
вина", "я виноват". И пока я не истреблю в своей душе зло и
жадность, ничего не будет. В ходе протестантской революции родился, выковался
новый человек, новый субъект, способный создавать новые системы, новые империи
— что бы кто ни говорил, а по-настоящему эрой империй в строгом смысле слова
было Новое время, приход которого возвестила "революция, происшедшая в
мозгу монаха" (К. Маркс).
Я не за то, чтобы опустить руки, — нам нужна мощная
держава, но её можно построить только с новым человеческим материалом, с новым
человеком — не "хомо шкурник" (голубая
мечта эрэфских реформаторов), а Homo,
способным ставить надличностные неэкономические цели.
Для этого нужна "перезагрузка матрицы". Со старым материалом державу
не построить, в лучшем случае криминальную державку, которая, естественно,
будет тормозом на пути возрождения истинной державы.
На всё это можно возразить: Россия уже дважды — во время
смут начала XVII и начала ХХ веков — попадала в ситуации, похожие на нынешнюю
(с той лишь разницей, что тогда была прямая оккупация) — и ничего, вылезла. В
ХХ веке не разлетелась на куски как Австро-Венгерская и Османская империи, а
уже в 1930-е годы обернулась "добрым молодцем" СССР, который не
только сломал хребет Гитлеру, но и вопреки американским предвоенным расчётам
стал сверхдержавой. Какой ценой — другой вопрос, замечу лишь, что все новые
системы возникают кровавым образом, все молодые общества жестоки — к себе самим
и к соседям. Иначе не бывает, и сталинская юность советского общества здесь не
исключение, а правило, которым тычат в нос почему-то
только русским, требуя покаяния от них, но не от англичан за кровь Британской
империи и не от американцев за миллионы индейцев, негров и других народов. В ХХ
веке СССР показал: возможна развитая техническая цивилизация на
антикапиталистической основе, антикапиталистический Модерн. А ещё раньше, в
XVIII веке, Пётр I показал, что возможен русский паракапиталистический
Модерн. Всё так.
Однако ситуации
начала XVII, XVIII и ХХ веков, будучи похожи друг на друга, кардинально
отличаются от нынешней...
Действительно. Выход из разрухи и смуты и становление новых
структур — Московского царства, Российской империи и СССР — происходили в
относительно благоприятных международных условиях. Когда в Европе, а в ХХ веке
— в целом мире — шла борьба за гегемонию. Тогда Запад не был един, и сильнейшим
западным державам было не до нас. Московское самодержавие встало на ноги при
Михаиле Романове как раз тогда, когда бушевала Тридцатилетняя война (1618-1648
гг.). Петровские реформы, создавшие армию, но угробившие экономику, и послепетровское восстановление происходили во время войн за
испанское (1701-1714 гг.) и австрийское (1740-1748 гг.) наследство, а затем, с
Семилетней войны (1756-1763 гг.), началось англо-французское соперничество как
мировых торговых империй. И только после
Нынешняя ситуация такова, что СССР (Россия) не только капитулировал(а)
в "холодной" войне, но и имеет перед собой противника невиданной
силы. Нам противостоит глобальная система во главе с США, в которую, вдобавок,
вписаны — экономически, политически, психологически — верхние слои РФ. Как
когда-то русские князья были "вписаны" в золотоордынскую систему.
Поэтому успешные исторические аналогии трёхкратного подъёма
и возрождения России на сегодняшний день не работают. Одно из необходимых (хотя
и недостаточных) объективных условий подъёма РФ — новый раунд мировой борьбы за
гегемонию, мировая смута, крах долларовой системы — разрушение нынешнего
глобального порядка.
Однако работа на слом глобальной системы упирается в
проблему тех в РФ, кто обрёл власть и богатство в 1990-е. У них двойственное
положение: с одной стороны, в глобальной системе они — зависимый элемент, чаще
всего — объект; с другой — они всё же элемент этой системы, властно и
экономически выигрывающий от её функционирования (аналогичная дилемма, правда,
несколько в ином разрезе, стоит перед Китаем).
Долгосрочные целостные интересы правящих слоёв РФ (прежде
всего интересы сохранения власти) требуют демонтажа нынешней мировой системы —
триумф глобализации окончательно загоняет их в угол. Важным аспектом здесь
является и то, что в нынешней — глобализирующейся —
мировой системе послесоветские властно-экономические слои поставлены в жёсткие
рамки, а потому их поведение легко просчитывается, а, следовательно, —
направляется. Ослабление, разбалансировка современной мировой системы ослабит
рамки, сделает их более проницаемыми, а потому увеличит степень свободы
правящих групп РФ и сделает их менее предсказуемыми, что само о себе есть
мощное оружие в мировой борьбе.
В то же время краткосрочные частные интересы верхних слоёв
РФ заключаются в продолжении процесса глобализации, в сохранении нынешней
системы. И это реальное противоречие, которое находит отражение как во
внутренней, так и во внешней политике, более того — разводит и
противопоставляет их. Укрепление державности плохо
совместимо с рыночной трансформацией РФ, так как она объективно ослабляет
государство и укрепляет позиции тех, кто работает против восстановления державности. Державность России и
рыночная система (капитализм) практически несовместимы как во
внешнеэкономическом (сырьевая ориентация) и внешнеполитическом (слабость
государства) планах, так и во внутреннем плане. Опять же — слабость
государства, но в ином аспекте, ведущая к его распаду, и, что не менее важно,
резкая социальная поляризация, формирующая раскол социума на два
"уклада" (Ключевский), чуждых и враждебных друг другу до состояния
"двух наций" (Дизраэли) со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Всё это говорит о неизбежности выбора и, по-видимому, период 2008-2012 гг.,
самое большее — 2008-2016 гг. станет критическим моментом этого выбора, водоразделом.
За последние 5-6 лет немало сделано для восстановления державности, но, во-первых, мы пока что лишь отползли от
края пропасти, у которого оказались после катастрофы
Слабая сырьевая экономика и зависимые верхи — плохая
комбинация. У СССР была намного более сильная экономика, чем у РФ, однако
проблема верхов антикапиталистической системы, интегрированных в капсистему по линии потребностей (а, следовательно, и психологии),
сыграла решающую роль в крушении СССР. Да, советская экономика переживала
кризис; да, гонка вооружений была тяжёлым бременем. Но дело здесь не столько в
экономике, сколько в социальных интересах группы, системообразующей
для данной системы. Объективная причина гибели (а точнее — сдачи и гибели) СССР[1]
— не в экономике, а в социальных интересах активной части его верхних слоёв,
тесно связанных с Западом. В эпоху массовых обществ исход борьбы, в конечном
счёте, определяется результатом схватки властных и интеллектуальных элит,
воплощающих целостность своих обществ. СССР так и не смог сформировать
антикапиталистическую целостную верхушку. С середины 1950-х годов советские
верхи прочно подсели на западную иглу в удовлетворении материальных и культурных
потребностей. Запад с помощью "хищных вещей века", прежде всего
бытовых, которые СССР не умел производить — он не был ориентирован на роскошь,
— аннексировал у советской верхушки главную социально-психологическую сферу —
сферу потребностей. Это означало разрыв социальной целостности, целостности
совокупного общественного процесса: одна из фаз этого антикапиталистического
процесса у его верхов была присвоена капитализмом со всеми вытекающими
последствиями.
Западная (американская) массовая культура, которую Збигнев
Бжезинский правильно называет одним из мощнейших видов оружия США в борьбе за
мировое лидерство, западная мода (от одежды до музыки), — всё это, вторгаясь в совсистему через её верхи, подрывало её. Интеллектуальная
обслуга верхов с 1960-х годов начала активно внедрять в свои аналитические
записки и работы элементы западной социологии, политологии, экономической
теории. То есть начала смотреть на мир глазами главного противника, косвенно —
приняла его позицию, а, следовательно — его правоту. Отсюда — неизбежное
поражение. Наша нынешняя ситуация — результат поражения советской[2]
верхушки. Именно на этой пораженческой основе, а не на её преодолении,
сформировалась верхушка постсоветская. Остаётся лишь надеяться на негативный
опыт. На то, что за одного битого двух небитых дают.
Один из уроков гибели СССР и проекта Красного Модерна
заключается в том, что правящая элита должна стараться жить антикапиталистически.
Сталин (а впоследствии Мао в Китае) решал эту проблему, снимая целые слои
номенклатуры ("Мы снимаем людей слоями" — Л. Каганович). Однако такая
технология власти работает только до тех пор, пока верхушка не отстоялась, не
стала особой группой. Как только это происходит, начинается сопротивление,
которое заканчивается свержением или уничтожением "прочёсывающего
вождя". Я уже не говорю о том, что чистки — ненормальная форма
функционирования общества, ослабляющая и деморализующая его, ведь они
распространяются сверху вниз, вызывая мощную волну снизу, которая приобретает
самостоятельную логику и динамику и начинает "метелить"
верхи снизу. Эффективных "точечных", селективных "чисток"
пока что ещё никто не изобрёл. Проблема формирования верхов, адекватно воплощающих
и реализующих антикапиталистический социум как целое, по-видимому, одна из
наиболее серьёзных проблем Красного Проекта, его конструкторов и архитекторов.
СССР эту проблему не решил.
Значит, при
строительстве новой, Пятой империи нам следует, во-первых, перенести
конкуренцию с противником на свое поле. Образно говоря, предлагать людям не усовершенствованные,
извините за выражение, вагинальные вибраторы, не унитазы с музыкой, а нечто
совершенно другое. Скоростной транспорт нового типа, связывающий материки.
Новую чистую энергетику и доступное, качественное жилье. Новую, высокоэффективную
и недорогую медицину. Методы развития способностей личности. Короче говоря,
стиль счастливой, свободной и здоровой жизни. Будет это — и унитазы нам
принесут в обмен на возможность перенять у нас такую жизнь.
А во-вторых,
нужно воспитывать правящую элиту высшего сорта, давая ей нечто, перед чем
потребительские ценности капитализма померкнут. Покажутся дрянными дешевыми
стекляшками в сравнении с алмазами. Может, то будут некоторые магические
способности, сверхчеловеческие качества. Особый стиль жизни, опять же. Тот, что
даст чувство превосходства над противником и внушит ответственность за судьбу людей
своей цивилизации. Нужна элита, нацеленная не на тёмные стороны власти, не на
уничтожение человечества, не на виллы с бассейнами и гладкими бабами, а на высокую
миссию подъёма своей страны.
Я не представляю, как можно воспитать элиту нового типа в
нынешних условиях. Будучи реалистом, я полагаю, рассчитывать можно только на
то, что какая-то часть правящих слоёв в своих интересах — то есть в интересах
борьбы за власть и ресурсы — будет вынуждена сделать державно-патриотический
выбор и ликвидирует общество либер-панка. Так же, как
когда-то группа Сталина ликвидировала НЭП — сверхкоррумпированную
систему с сырьевой ориентацией, угрожавшую как внутренней, так и внешней
безопасности СССР.
Отдельный разговор — Пятая империя. Скажу сразу: как
историка, как учёного, старающегося оперировать понятиями, а не поэтическими
метафорами, меня эта идея не убеждает. Когда мы произносим слово
"империя", то эмоционально подразумеваем следующее: мощное
централизованное государство, построенное на принципе исторической
преемственности (СССР, Россия, Московия, Киевская Русь) и традиционных русских
ценностях, центральное место среди которых занимает социальная справедливость
(отсюда — социальная ориентация на деле, а не на словах, некапитализм).
Это государство должно эффективно охранять и беречь русское пространство в его
естественных границах.
Всё это вовсе не характеристики только империи, это
характеристики великой державы. Как правило, крупные империи — это великие
державы, но не всякая великая держава — империя. Начнём по порядку. Откуда
"Пятая" империя"? СССР не был империей, он был принципиально новой
и намного более интересной конструкцией — протоглобальным
сообществом, как и США, только антикапиталистическим. Превратиться в глобальное
не получилось ни у нас, ни у них — по разным причинам. Никогда не была империей
Киевская Русь. Империей в формальном смысле слова было Петербургское
самодержавие. Но оно рухнуло, поскольку время классических империй ушло, и его
не повернуть вспять — в истории ничего нельзя реставрировать. Это — первый
момент.
Второй момент заключается в том, что империи всегда вознаграждали
имперский, "метропольный" народ. Но это не
ситуация Российской империи (Петербургское самодержавие), которая так допекла
русских, что они — прежде всего они, а потом уже масоны, евреи, немцы,
англосаксы, кто угодно — её разрушили. СССР — если считать его "Четвёртой
империей" — вообще стартовал как антирусская структура, ситуация начала
меняться лишь к середине 1930-х годов и то частично. В течение всей истории
СССР отсталые национальные республики развивались за счёт более развитых
русских регионов. В послевоенный период коммунистическая власть не была
русофобской, как в 1920-е годы, но она стимулировала развитие прежде всего
нерусских народов и весьма опасалась русского национального возрождения,
"русизма".
Таким образом, русские, державообразующий,
метропольный народ, и в "старой" империи и
в СССР, не только не грабили, не эксплуатировали окраины, как это имело место в
империях Запада и Востока, но развивали их, отдавая своё, и зачастую жили хуже
"меньших братьев". В российской империи поляки и финны получили
конституцию, когда русские и мечтать об этом не могли. Крепостное право в
Прибалтике отменили раньше, чем в России. О роли немцев ("Назначьте меня
немцем, государь"), кавказцев и других при дворе я уж и не говорю. И это
называется "империя"? А как же тогда называть империи, в которых
метрополия жила за счёт колоний, периферии? Певцам "белого" и
"красного" имперских проектов я бы порекомендовал задуматься о судьбе
русских в этих проектах.
Третий момент. Империя есть политическая форма. То, что
называют "империей", "имперскостью"
в России имеет отношение прежде всего к социальной организации, к социальной
ткани. Это в большей степени способ социальной организации, организации народа
как "текучего элемента русской истории" (Ключевский); "имперскость у нас — это социальная ткань пространства (в
этом плане отдалённый аналог Российской империи — Римская). Поэтому, в отличие
от Запада, крушение русских "империй" влекло разрыв социальной ткани,
и восстановление "общества" было синонимом восстановления "империи",
а точнее было бы сказать, державы или русской власти как единственной формы
организации, адекватной русскому пространству.
В русской истории пространство играет особую роль. По сути,
именно оно (количественно и качественно, т.е. как тип ландшафта) — одно из
главных, если не главное, богатство (и оружие) русских. И уж точно главная
русская субстанция, по поводу которой складываются властные и социальные
отношения. С этой точки зрения защита русского пространства есть автоматически
защита властной и социальной организации — и наоборот. Тип экспансии,
характерный для русских — не завоевание, а, как верно отмечает В.Ю. Царёв, обживание. Что, однако, не исключает и завоеваний. Тем не
менее, в отличие от англосаксов, мы не ставили задачу физического истребления
местных этносов и, в отличие от китайцев (ханьцев),
не поглощали и не растворяли их в себе этнодемографически.
"Империя" выступала формой жизни-обживания
русскими евразийского хартленда, причём русские
оказывались "победителем, который не получал ничего", и до
определённого времени русское население готово было с этим мириться. Однако с
какого-то момента империя начинала высасывать из державообразующего
народа все соки, власть отчуждалась от народа и уничтожение такой власти,
особенно если она и в сфере культуры воспринималась как чуждая, нарушала
негласный "морально-экономический" общественный договор, становилось
вопросом времени. Русские готовы были терпеть "державу" как
необходимость, даже если она была жестокой, но не как несправедливое и чуждое
бремя. Впрочем, хребет ломался и потому, что в глазах населения, прежде всего
русского, власть оказывалась не только паразитом (т.е. чем-то несправедливым),
но и слабым паразитом, не способным к противостоянию внешним силам.
Защита, сбережение не только народа, но и пространства —
одна из главных задач. Решение именно ее — проверка жизнеспособности властных
конструкций. Здесь РФ в её нынешнем — рыночно-административном — состоянии не
представляется жизнеспособной конструкцией. Рынок, по определению, разрывает русское
пространство, Россия как рыночное государство невозможно. Невозможно
государство Россия и как элемент мирового рынка, тем более зависимый, сырьевой.
Мы это уже проходили с пореформенной Россией — двух Александров и одного
Николая. Кончилось всё финансово-экономической зависимостью от Запада и
революцией, разорвавшей эти путы.
У меня нет ощущения, что РФ в её нынешнем состоянии сможет
эффективно противостоять внутреннему сепаратизму и внешнему давлению
(экономическому, политическому, демографическому, социокультурному),
а ведь русское пространство — земля и вода — не менее, если не более ценный
ресурс, чем нефть, газ или алмазы.
Значит, задача
Пятой империи — настолько подняться в качественном отношении, чтобы воевать не
числом, а умением. Чтобы сохраниться и развиться, обладая даже небольшим
населением!
Желательно всё-таки, чтобы население было большим, ну а
бить противника надо всегда по-суворовски, тем более
что русских становится меньше, причём не только за счёт сокращения рождаемости,
как это происходит с населением Запада, но и за счёт роста смертности, в
основном мужиков в возрасте от 20 до 60 лет. И это тоже системная
социально-демографическая черта РФ.
Значит, новая
империя — извините за метафору — не должна больше вычерпывать жизненные силы
русских. Мы не должны жить менее богато, чем соседи по империи и платить
жизненными силами за стабильность сверхдержавы. Раньше так происходило из-за
несовершенства доиндустриальных и индустриальных
технологий. Тогда русским приходилось рвать жилы на заводах и стройках, пока
малые народы рожали детей. А технологии следующей эры эту проблему снимут
начисто! Грядет эра безлюдных производств. А те блага (например, жилища), что в
индустриальную эру стоили очень дорого, с помощью новых технологий станут очень
дешевыми. И тогда русские смогут строить империю, богатея и размножаясь!
Звучит прекрасно. Но как совместить технологический рывок с
господством сырьевых элит — вот в чём вопрос. Как осуществить русский
властно-технический реванш в глобальном мире, где русские — не субъект, а
объект? В мире, который мы плохо знаем? Парадокс, но в начале XXI века мы плохо
ведаем, как устроен и работает современный мир (на уровне теоретического
осмысления, концептуальной информации — почти не знаем). Мы скверно знаем
собственную страну в её прошлом и настоящем, а следовательно, едва ли можем адекватно
прогнозировать будущее. Наконец, мы неважно представляем себе логику и механизм
функционирования России в мировой системе. Более того, за последние 15-20 лет,
в ходе и после горбачёвско-ельцинской катастрофы, мы,
похоже, вообще прекратили работу по концептуальному анализу мирового развития в
его трёх временных ипостасях, а перешли на экспорт западного интеллектуального
старья — целый сонм брокеров и компрадоров от науки делают себе на этом имя и
деньги.
Необходимое условие рывка — адекватное знание о мире и о
самих себе, о нашем настоящем и прошлом, его демифологизация.
Нам необходим безжалостно-честный по отношению к самим себе, принципиально
новый тип социально-исторического и гуманитарного знания, отражающий русские
опыт, ценности и интересы. Наши — а не чужие, обслуживаемые у нас либер-панковской "пятой колонной"
экспертов-компрадоров с психологией смердяковых.
Знание не создаётся империями, это империи создаются знанием, которое сила.
Знание создаётся Академиями (не путать со структурой РАН, близкой к состоянию
"жизнь после смерти"). Сначала ум, а потом сила. А между ними — воля.
Завершая, скажу: вообще-то неважно, как будет называться
новая Россия — Пятая империя, Новая держава или иначе. Главное не в этом. Это
должна быть великая держава, адекватно вознаграждающая державообразующий
народ, который строил её в течение столетий и сегодня впервые за последние 400
лет составляет более 80 процентов населения — как ханьцы
в Китае. Это должен быть строй, воплощающий традиционную русскую ценность — социальную
справедливость. А еще власть, обладающая крепкой бронёй, быстрыми танками и
ядерным оружием нового поколения, а потому способная охранить и сохранить
русское пространство и живущие на нём народы, обеспечить им достойную их жизнь.
Будут ли нас любить? Скорее всего — нет. Сильных не любят.
Да нам и не надо. Самое главное, чтобы мы уважали сами себя, свою историю —
вопреки всему очернительству. Чтобы всегда могли объяснить другим, что надо нас
уважать. А руководством к действию должна стать замечательная поговорка
англосаксов: "Right or
wrong, my country" ("Права или неправа — но это моя
страна").
Иными словами, если "Пятая империя" окажется
эффективным политическим лозунгом восстановления социальной (народной) державы
и позволит нам выйти из своего кризиса, преодолев национально-религиозную фазу
Смуты, а затем проскочить и глобальный — пусть будет Империя. Хотя я предпочёл
бы Державу.
Беседовал Максим Калашников
Завтра 31.01.07
[1] Редакция «Золотого льва» считает теорию «распада» или «гибели» СССР, как и любое использование подобной лексики, разновидностью пропагандистской диверсии, направленной против русского национального сознания. «СССР» с 1922 по 1991 год был не государством, а названием Российского государства, в связи с чем никакого «распада» или «гибели» СССР быть не может. С середины 80-х годов XX века Российское государство находится в состоянии не распада и гибели, а политического кризиса, который продолжается до настоящего времени, что может, при известных обстоятельствах, обернуться для России и русских национальной катастрофой.
[2] Все-таки коммунистической.